Нереальная реальность - Илья Стальнов

– То станете сильнее многократно, – кивнул Лаврушин.

– У моего друга Звездоликого не все так гладко, как он хочет представить. И поход всех королей ночи, их согласованный мощный удар может выбить его из седла.

В глазах Стинкольна сейчас горела ненависть. Лютая, застарелая, не знавшая выхода долгие годы ненависть. Так можно ненавидеть только друга, который стал врагом и достиг того, о чем ты не можешь даже мечтать. Желание сместить диктатора у него было таким же всепоглощающим, как у Кунана мечта отомстить Содружеству. И таким же бесполезным. Подними Стинкольн хоть всех бандитов планеты, Звездоликий ему не по зубам.

«Умеют же они искренне ненавидеть», – подумал Лаврушин, вспоминая выражение на лице диктатора, когда тот говорил о Тании.

– Выбивайте, мы не против, – пожал плечами Степан.

– Для этого мне нужны вы.

– Зачем?

– У Кунана есть архив, где забита вся информация о «королях». А мне ее так не хватает. Имея ее, я приберу к рукам всех недругов, они станут слугами. У меня будет империя. Мощная. Непобедимая империя. И тогда ни один Звездоликий мне не страшен.

– Пожалуйста, мы не против, – произнес Лаврушин.

– В архиве очень сложная система электронной защиты. Охрану мы можем взять на себя, но вывести из строя электронику не в состоянии. Вы, танинане, можете создавать вокруг себя биополя, парализующие электронные системы.

– Что? – Лаврушин изумленно уставился на него.

– Не скромничайте, – бандит посмотрел на вовсе не горящие воодушевлением лица землян. – Вы сделаете это. Если хотите жить.

Степан хотел что-то возразить, но Лаврушин предостерегающе стиснул его руку.

– Через три дня в это же время я приду сюда. Постарайтесь быть готовыми. Мы идем на большое дело.

– Постараемся, – кивнул Лаврушин.

У выхода мафиози обернулся и произнес сурово:

– Предупреждаю – двери блокированы. Если вам все-таки удастся их открыть, у моих ребят приказ – стрелять без предупреждения.

– Мило.

– Они умеют стрелять. У вас не будет шансов.

– Мы верим, – кивнул Лаврушин, ставший в последнее время специалистом по шансам.

Дверь закрылась.

– Везет нам на радушных хозяев, – пробормотал Степан.

– Уж куда больше.

– Один жабе скормить мечтает. Другой – «стреляем без предупреждения».

Лаврушин задумчиво начал скрести пальцем пластиковую обивку кресла. Потом заявил:

– Боюсь, мы не сможем выполнить его просьбу.

– Да что ты говоришь! – хмыкнул Степан. – Если честно, я знаю один безукоризненный способ выводить из строя электронику.

– Какой? – заинтересовался Лаврушин.

– С кувалдой в руках.

Время тянулось медленно – как запряженная ленивым ослом арба тянется по бесконечной горной тропе. На душе у землян было так гнусно, будто туда крысы из окрестных переходов-проходов нагадили.

Ничто больше не способствует власти над человеком дурных мыслей и темных предчувствий, чем вынужденное безделье. С целью вынырнуть из глубоко колодца, где черной жижей плещется отчаяние, Лаврушин нашел себе занятие. Он углубился в изучение сложенных стопкой газет и журналов – в них тут недостатка явно не ощущалось.

Интересного в периодике было мало. Обнаженные девицы в объятиях компьютзавров, фривольные рекламы, рассказы, которые от явной порнографии отделяла тонкая жердочка. Первые полосы всех без исключения печатных изданий – будь то хоть биржевой листок, хоть журнал для раскрасок, были заполнены бравурными передовицами. В них бойкие перья бодро и с подъемом призывали крепить верность диктатору, закалять веру штудированием Книг Дзу. Путь к изобилию и стабильности, к счастью и благоденствию, к равенству и братству – в уничтожении врагов Звездоликого, а вместе с ним и его друзей, поскольку из старых изданий (беспорядочная подборка охватывала почти десятилетие, некоторые листы уже пожелтели) выходило, что сегодняшние враги – это часто вчерашние друзья. И со всех первых полос взирал ОН, Звездоликий. Звездоликий – на встрече с главами коропораций космического комплекса. Звездоликий – на конгрессе психиатров. Звездоликий – в солдатских казармах, с деятелями искусств, с малолетними преступниками. Звездоликий, Звездоликий, Звездоликий. Его сверхновая звезда затмевала слабый блеск других звездочек. ОН излучает щедро отеческую любовь к подданным. ОН улыбается ласковым утренним солнышком. ОН высок. ОН красив. В конце концов, ОН – это просто ОН. Звездоликий – разве этого слова недостаточно, чтобы поблекли все иные слова.

Кроме того, почти везде присутствовали сводки с описанием боевых успехов на тайных и явных фронтах. Судя по ним, от сопротивления и Лесной Федерации уже не должно остаться ничего, кроме незначительных группок воинствующих и бандитствующих фанатиков. Но эти группки что-то зажились на свете – десять лет назад о них писали теми же словами и предрекали скорую гибель.

Научные новости, анекдоты, стишки, жуткие криминальные истории – тут уж местные газетчики изощрялись не хуже земных, – все это тоже присутствовало. Одно стихотворение запало в пасмять. Оно удостоилось первой полосы детского журнала, сочинила его пятнадцатилетняя девочка, за что получила невиданную награду – письмо самого Звездоликого, написанное чернилами. Одна строчка расплылась – на нее капнула слеза расчувствовавшегося правителя, и фотография этой строчки обошла все газеты.

На русский Лаврушин перевел стихотворение как подстрочник, без попытки сохранить стиль или позаботиться о рифме. Оставил только смысл:

«Разная любовь есть на свете.

Есть любовь матери к ребенку, но она ограничена.

Она направлена на одного.

Нет выше любви той, которую озаряешь ты нас,

Звездоликий.

Ибо ей озарен каждый из нас".

– Отлично, – высказался Степан, выслушав перевод. – Из тебя переводчик, как из меня жар-птица.

Степан разглаживал на столе газету с большим, в пол-листа портретом Звездоликого, посетившего приют для бездомных кошек. Ткнув диктатору в лоб, он вздохнул:

– Ну и друзья у тебя, Лаврушин.

– Какие есть.

Степан взял карандаш и аккуратно пририсовал Звездоликому рога, затем пластырь крест-накрест на щеке. Решил, что изображение приобрело должный вид, удовлетворенно причмокнул, затем скомкал плод своего творчества и бросил в угол.

Покончив за сутки с газетами, Лаврушин принялся за книги. На их страницах царило то же уныние, что и в прессе. В детективах и боевиках доблестные «тигры», проявляя чудеса изобретательности, не щадя живота боролись со злобными, тщательно замаскированными и принявшими личины внешне добропорядочных граждан агентов Лесной Федерации или киллеров из «Союза Правдивых». Противники режима имели простые и ясные цели – устроить экологическую катастрофу, рвануть забытый склад ядерного топлива, или, надо же, покуситься на САМОГО! Встречались и исторические произведения – вся история разделялась на «ДО» и «ПОСЛЕ». До того, как на планету обрушилось благотворное правление Звездоликого все жили во мраке и озлобленности. А потом все изменилось. Все развитие планеты имело только один смысл – оно вело к появлению ЕГО. Лучше всего были изданы книги с мистическими откровениями и туманными предсказаниями Звездоликого и отлично изданные, в переплетах из кожи, разного формата сборники избранных цитат.

Эпопея с биографическим романом о жизни Кунана занимала восемь томов, из них пять описывали Большой Поход против Лесной Федерации – тогда сама Птица Дзу своим дыханием вдохновляла бронетанковые и мотопехотные дсоединения. Писатель, писавший первые два тома, усердно тянул дохлого осла бульдозером за уши. Получалось, что клан «Сынов ночи», из которого вышел диктатор, состоял из истинных патриотов, романтиков с большой дороги, мечтавших о светлом будущем.

– Как же они классно выворачивают мозги, – сказал Лаврушин, откладывая очередной том. Читал он по методике быстрочтения, проглатывая целые страницы и по привычке научного работника высокого класса выделяя самое главное. – Тебе это ничего не напоминает?

– А, везде, во всей Вселенной мозги затирают одинаково, – отмахнулся Степан. – Народ – дурак.

– Хор льстецов, – Лаврушин кивнул на книгу. – А Кунан сдохнет – они его так же добросовестно костерить будут.

– Еще как будут, – согласился Степан. – Теми же языками, которыми зад лизали, труп до косточек сотрут.

– Мерзкая скотина. Возьми Землю. Сталин железной рукой строил сверхдержаву. Гитлер мечтал о том, чтобы его любимые арийцы владели всем миром, перекраивая его по заветам предков. Кунан не мечтает ни о чем. Плюет на экономику. Презирает свой народ. Власть и только власть на уме. Власть ради власти.

– Поэтому его и снесут рано иди поздно, – хмыкнул Степан. – Сверхдиктаторы без искренних сверхидей обречены.

– Если только он не развернет систему прямого психоконтроля за населением. А до этого рукой подать. И тогда вся эта идеологическая мишура окажется ненужной. Люди и так будут счастливы, даже если станут жить в ямах и питаться отбросами.