Сабля, трубка, конь казацкий - Степан Кулик

Короче говоря, если б существовал такой развлекательный аттракцион, и мне предложили программу на выбор, то скорее всего именно на Запорожье я бы и захотел отправиться. В этом мне, можно считать, подфартило. Об одном сожалею: что не предупредили заранее.

Во-первых – родителей как-нибудь подготовил бы. Соврал о секретном приглашении в сверхсекретную лабораторию в одном из научно-номерных городов, с последующей защитой сразу кандидатской. Типа, я весь такой гениальный и нужный стране… Они родом из совка, так что еще ведутся на подобную туфту. Во всяком случае, какое-то время не волновались бы. А так… Даже думать не хочется, как они переживут известие о моем исчезновении… Господи, храни их и дай силы.

Я помотал головой, отгоняя грустные мысли. Нафиг, нафиг… Если уж предаваться грезам, так хоть сладостным, а самоедство оставим врагам.

И все же… сколько всего полезного и даже необходимого можно было прихватить в этот вояж, имея хоть какое-то время на подготовку. К примеру…

Тут я, неожиданно для самого себя, надолго завис. Потому что, здраво рассуждая, ничего по-настоящему важного и нужного, способного существенно облегчить инфильтрацию и дальнейшее существование, я взять не мог. Даже зная предстоящий маршрут…

Конечно же, я о любительском подходе, а не серьезной государственной программе, вроде подготовки космонавтов… Что-то вроде шестикрылого серафима, который явится во сне, взмахнет огненным опахалом и прогнусавит трубным голосом: «Готовься, избранный! В пятницу тринадцатого, ровно в тринадцать часов и тринадцать минут по Гринвичу (или по Москве), я приду снова и отправлю тебя в мир иной!»

Или иначе, но близко по тексту… Как там у «Ивана Васильевича»? «Поелику мы зело на самолет опаздываем…»

Что в первую очередь приходит в голову в подобной ситуации? Кроме не менее знаменитой фразы: «Пить надо меньше!..» Я окажусь в мире чужом и, согласно закону Мерфи, скорее всего, враждебном! Значит, надо вооружаться… Чем? У кого дома хранится что-нибудь посерьезнее охотничьего ружья? В лучшем случае… Лично у меня – ничего такого не водится.

Деньги! А какие? Даже не в смысле: «все обе стипендии брать или хватит одной?», а что тут по рукам ходит? Наверняка не рубли последней чеканки… Злато-серебро и прочие алмазы? Вариант ответа обзаведения командировочными и подъемными средствами почти дословно совпадает с возможностями вооружиться. Не оставила прабабушка в наследство ни ларца, ни кубышки.

Вот и получается: кроме одежки покрепче, как для длительного похода, аптечки первой помощи и еще пары-тройки мелочей, способных облегчить туристу адаптацию к иным мирам в первые дни пребывания, – у меня под руками не нашлось бы ничего по-настоящему необходимого. Что от нынешнего варианта «в чем мать родила» несущественно отличается.

А если вдуматься, то и наоборот. Тот же казак Василий вряд ли признал бы во мне своего, нарисуйся я в прикиде двадцать первого века. В колдуны, может, и не записал бы, но никакой дружбы и братства уже и в помине не получилось бы. Чужак – он и в Африке чужак…

Стоп. Похоже, об этом я уже думал раньше…

Кони заметно сбавили шаг, и Охрим, правящий повозкой, заорал: «Тпру!» Мог и не напрягать связки – кони сами встали как вкопанные.

– Меняем…

Пока селяне возились с лошадьми, Полупуд спешился, лег ничком и приложил ухо к земле, потом взгромоздился на воз. Неторопливо. Значит, просто так, для порядку. Приставил ладонь козырьком, заслоняя глаза от заметно склонившегося к закату солнца.

– Добро. Вижу обоз. Нагоняем… Меньше мили будет… верст шесть… Если ничего не случится – как стемнеет, должны поравняться.

Спрыгнул на землю, и Охрим тут же дернул вожжами: «Но-о, волчья сыть… Шевелись, утроба…» Так, для порядка. Отдохнувшая пара резво потащила телегу вперед, без понукания набавляя шаг. У лошадей слабое зрение, зато отменный нюх – не хуже собачьего. А ветер аккурат с юга повевает… Доносит знакомые запахи.

– Отчего казак не весел, чего буйну голову повесил? Держи кисет… – Василий протянул мне мешочек с табаком. – Закури, чтобы дома не печалились…

– Можно… – не стал отказываться я. – Только ты и трубку давай.

– А своя чем нелюба? – удивился запорожец. – Такой цацкой и кошевому атаману незазорно похвалиться. Славно сработана… Небось, заморская?

Я быстро прикинул несколько вариантов более-менее правдоподобной причины, но так как ничего путного в голову не приходило, решил плюнуть на конспирацию и рассказать о своих подозрениях как есть. В конце концов, здесь у меня нет никого ближе Василия, стало быть, нечего изначально пачкать наши отношения мелким обманом. Хватит и того, что главной правды сказать не могу.

– Понимаешь, тут такое дело… Я не совсем уверен, но, кажется, видения меня чаще всего как раз после перекура посещают. Не хочу рисковать, чтобы снова в обморок не свалиться. Лошадям и без меня груза хватает… А люди подумают, что я падучей болен. Или того хуже – бесноватый.

Полупуд отнесся с пониманием. Покивал с самым серьезным видом и понизил голос.

– Верно рассудил… Такое лишний раз лучше не показывать. Ты вот что, Петро… – запорожец протянул мне почти опустевший кисет. – Спрячь сюда свою люльку да на шею повесь. Вроде ладанки. Так оно надежнее будет, чем за поясом таскать. Не дай бог потеряешь. А как обустроим наш табор – выберем время и развеем все сомнения. Проверим, значит…

Дельный совет. Я и сам уже подумывал, как бы ее удобнее пристроить. Пенка, хоть и крепкий материал, а все ж не железо. Жаль было бы из-за неловкого движения или иной случайности сломать единственную вещь из моего мира, и тем самым утратить последнее напоминание о прошлой жизни. Глупость, конечно, но если трубка вдруг исчезнет, то у меня не останется ничего, кроме воспоминаний. Которые, с течением времени, очень легко перевести в разряд грез и сновидений. Как воспоминания из детства… Яркие, счастливые, но совсем не обязательно происходившие в реальности.

Шнуровка кисета оказалась подходящей длины, и замшевый мешочек весьма комфортно улегся за пазухой. Словно всегда там был.

– Это… спросить хотел… – Василий смущенно кашлянул в кулак. – Куда твой нательный крестик подевался? Небось тоже не помнишь?

Я только плечами пожал. Мол, зачем спрашиваешь, коли и так все ясно?

– Угу… – запорожец поскреб подбородок. Потом вынул из-за пояса нож, надрезал воротник и протянул мне вытащенную из шва небольшую щепку. Сперва благоговейно коснувшись ее губами, сказал: – Держи. Положи в ладанку… А то как-то не по христиански.

– Что это?

– Отец игумен из Зарубского монастыря говорил, что щепка эта от креста Спасителя… из самого Иерусалима паломниками доставлена… – казак перекрестился. – А еще сказывал, что реликвия имеет силу отводить погибель от того, кто не щадит живота своего в борьбе с супостатами за землю и веру православную.

И хотел бы усмехнуться, но достаточно вспомнить, какой лютой смерти удалось избежать Василию Полупуду не далее как вчера, чтобы в голову даже самому заядлому атеисту закрались сомнения… Тем более я лично скорее агностик, чем безбожник, поскольку никогда категорически не отрицал возможность существования Всевышнего. Согласитесь, что считать себя божьим внуком, как веровали на Руси задолго до поголовного крещения, гораздо приятнее, чем обезьяной-мутантом.

Да и прибыльнее. Поскольку частное от Вселенной, делимой на любое число, равно все той же бесконечности. Если математика не врет… Так что наследство нам Создатель оставил соответствующее.

– Спасибо… А как же ты?

– Ну… – заметно было, что Василию жаль расставаться с оберегом, а с другой стороны – хотелось сделать мне приятное, а заодно и отблагодарить за спасение. Причем так, чтоб не обидеть.

Казак задумался на мгновение и улыбнулся, найдя приемлемый вариант.

– Это же не навсегда. До сечевой церкви доберемся, там отец Никифор тебе освященный крестик даст. Как новому члену казацкого войскового товарищества. Или сам себе вырежешь, а он освятит. Тогда и вернешь… По рукам?

Василий плюнул в ладонь и замахнулся, как для пощечины. Честно говоря, я немного опешил. Но вспомнил, что читал где-то о подобной традиции, мол, даже Иисус слепому в глаза плевал[27]. Слепил каменную морду, изобразил в свою очередь плевок и подставил ладонь под хлопок.

Ох, и крепкое «слово казачье». Кожу словно огнем обожгло. Ляскнуло, как кнутом щелкнули. Даже кони шагу прибавили.

– И потом, мы же вместе будем? А если с тобой ничего не случится – то и мне бояться нечего…

Довольный, что так ловко все рассудил, казак беспечно рассмеялся. Увы, никто из нас не знал, насколько сильно Василий ошибается.

Глава шестая

К обещанным плавням вышли поздно ночью. Новорожденный месяц, как и полагается детям, отправился спать задолго до полуночи, – но бодро перемигивающиеся звезды давали вполне достаточно света, чтобы проводник не сбился с пути. Впрочем, Полупуд на небо чаще поглядывал, чем под ноги, – ведя обоз степью, как капитан корабль, по такому же бескрайнему морю, – ориентируясь на Полярную звезду и Млечный Путь. Не зря же на Украине его называют Чумацким шляхом. И когда над головою сияет такой указатель – связывающий север с югом – мудрено заблудиться даже неопытному путешественнику.