Охота на сыщиков - Эван Хантер

— А я еще не собираюсь уходить.

Элис вздохнула.

— Никакого спасения от этой жары нет, — раздраженно бросила Элис.

Она расстегнула пуговицу на боку юбки и потянула вниз молнию. Юбка упала вокруг ее ног черным кольцом, и Элис, перешагнув его, пошла к окну. Буш не мог оторвать глаз от белых нейлоновых трусиков, окаймленных кружевной паутинкой на длинных гладких ногах.

— Иди ко мне, — позвал он.

— Нет. Не хочется, Хэнк.

— Ну, ладно.

— Как думаешь, ночью хоть станет прохладнее?

— Сомневаюсь. — Буш пристально смотрел ей в спину. Он был уверен, что этот домашний стриптиз она затеяла для него, но сама в то же время говорит… Он в недоумении сморщил лоб и ожесточенно потер нос.

Элис обернулась к нему от окна. Какая у нее белая кожа, белее даже ее белого белья. Груди круглились над тесным лифчиком.

— Постричься бы тебе не мешало, — посоветовала Элис.

— Завтра попытаюсь. У нас нет ни минуты свободной.

— О, будь проклята эта жара! — простонала она и завела руки за спину, нащупывая крючки лифчика.

Швырнув лифчик через всю комнату, Элис, колыхая грудями, пошла налить себе еще джина. Хэнк провожал ее завороженным взглядом. Что она делает, билось у него в голове. Что же она со мной делает!

Он резко поднялся с кровати и подошел к Элис, которая так и осталась стоять к нему спиной. Обнял, сжав ладонями груди.

— Не надо, — попросила она.

— Малышка…

— Прекрати. — В непререкаемом тоне ее голоса теперь звучала холодность.

— Но почему?

— Потому что я так говорю.

— Тогда какого черта ты разгуливаешь здесь передо мной, как…

— Убери руки, Хэнк. Пусти меня!

— Ну, малышка…

Элис вырвалась и повернулась к нему лицом.

— Иди поспи. Ты устал. — Ее глаза мерцали каким-то странным выражением, в них светился злорадный, почти злобный огонек.

— Но может…

— Нет.

— Побойся Бога, Элис…

— Нет, я сказала!

— Ладно.

— Ладно, так и ладно. — Опять та же мимолетная улыбка.

— Ну, я тогда… прилягу, — промямлил Хэнк.

— Вот и хорошо. Приляг.

— Все-таки я никак не пойму, почему…

— В такую жару даже простыня не нужна, — перебила его Элис.

Хэнк подошел к кровати, скинул ботинки, стащил носки. Ему не хотелось раздеваться при ней, чтобы не доставлять ей удовольствия видеть — теперь, когда он был отвергнут, — как она на него действует. Он торопливо стянул брюки и юркнул под простыню, натянув ее до самого подбородка.

Элис наблюдала за ним, не скрывая улыбки.

— Все равно жарко! Пойду-ка приму душ, — вдруг заявила она. — А потом, может, схожу в кинотеатр с кондиционером. Ты ведь не против?

— Нет, — буркнул Хэнк.

Элис подошла к кровати и постояла, глядя на него сверху вниз.

— Да, пойду-ка я под душ.

Зацепив пальцами резинку, она начала медленно-медленно стягивать трусики. Трусики наконец упали на пол, она перешагнула через них и встала вплотную к кровати, улыбаясь Бушу.

Он не шевельнулся. Он не отрывал глаз от пола, но все равно видел ее узкие ступни, тонкие щиколотки, стройные икры. И не мог пошевельнуться.

— Спи крепко, милый, — шепотом пожелала ему Элис и ушла в ванную.

Хэнк услышал звук бьющей из душа воды. Он лежал на сырой простыне и слушал монотонный звук падающей воды, потом сквозь него прорвался телефонный звонок, расколовший повисшую в комнате тишину.

Буш сел и поднял телефонную трубку.

— Алло!

— Буш?

— Слушаю.

— Это Хэвилленд. Давай сюда по-быстрому.

— А что случилось?

— Знаешь этого новичка Клинга?

— Ну?

— Его только что подстрелили в баре на Калвер.

Глава 12

Когда Буш примчался в участок, кабинет следственно-розыскного отдела напоминал больше раздевалку какого-нибудь бойскаутского клуба. Здесь столпилось как минимум дюжины две подростков плюс около дюжины детективов. Детективы, стараясь перекричать друг друга, без остановки выпаливали вопросы, ответы на которые следовали на двух языках. Короче, в кабинете стоял бедлам, как после взрыва водородной бомбы.

Все подростки были одеты в одинаковые багряно-золотистые куртки с надписью „Гроверы" на спинах. Буш поискал Кареллу в битком набитой комнате, разглядел наконец среди взбудораженной толпы и стал пробираться к своему напарнику. Детектив Хэвилленд, дюжий грубиян с ангельским личиком, пухлым и розовощеким, орал на одного из мальчишек:

— Кончай мне мозги пудрить, молокосос вонючий, а то все кости переломаю!

— Только попробуй, бычина позорный! — смело бросил вызов пацан, и Хэвилленд отвесил ему оплеуху.

Подросток попятился назад, столкнувшись с проходившим Бушем. Буш шевельнул плечом, и пацан, словно задетый шершавым боком мчащегося во весь опор носорога, отлетел обратно в объятия Хэвилленда.

Карелла среди всего этого гвалта пытался допрашивать двух подростков.

— Ну, кто стрелял?

Пацаны синхронно пожимали плечами.

— Посадим всех как соучастников, — пообещал Карелла.

— Какого черта тут у вас стряслось? — поинтересовался у него подошедший Буш.

— Понимаешь, мы с Клингом пошли выпить пива. Тихо, спокойно посидеть за стаканом пива после работы. Я уехал, а он остался. А когда через десять минут тоже собрался домой, на выходе на него набросилась эта шпана. В суматохе кто-то из них его и подстрелил.

— Как он?

— В больнице. Пуля 22-го калибра. В правое плечо навылет. Полагаем, стреляли из самопала.

— Думаешь, это связано с теми двумя убийствами?

— Очень сомневаюсь. Уж очень почерк непохож.

— Но тогда почему? За что?

— Откуда, черт побери, мне знать? Похоже, весь город решил, что открылся сезон отстрела полисменов. — Карелла повернулся к своим двум подопечным: — Вы оба там были, когда вся ваша свора набросилась на полисмена?

Пацаны продолжали упорно молчать.

— Ладно, ребята, как хотите. Играйте в молчанку. Посмотрим, что это вам даст. Посмотрим, сколько „Гроверам“ осталось жить — с таким-то обвинением! — пригрозил Карелла.

— Да не стреляли мы ни в какого полисмена, — сказал один из мальчишек.

— Нет? Он сам себя подстрелил?

— Думаете, мы психи? Стрелять в быка, придумал тоже.

— Это был патрульный, — поправил его Карелла, — а не детектив.

— Ну да, в пиджачке, — усомнился первый парнишка.

— Полисмены носят штатское платье во внеслужебное время, — почти в уставных терминах проинформировал пацанов Буш. — Что на это скажете?

— Никто не станет стрелять в полисмена, — упорствовал первый подросток.

— Да, но кто-то все же стрелял?

Лейтенант Барнс вылетел из своего кабинета и рявкнул:

— Ну ладно, хватит! Хватит, я сказал!

В комнате немедленно воцарилась тишина.

— Кто у вас говорит?

— Я, — отозвался высокий подросток.

— Имя?

— До-До.

— Полное имя!

— Сальвадор Хесус Сантес.

— Хорошо. Подойди сюда, Сальвадор.

— Ребята зовут меня До-До.

— Ладно, иди сюда.

Сантес подошел к Барнсу. Ленивой, враскачку, хиповой походкой, которая, как считалось, одновременно выражала дерзость и хладнокровие. Ребятня в комнате заметно успокоилась и расслабилась. До-До ушлый парень, даром что ли они избрали его вести всякие толковища[41], он-то языком молотить умеет. И всю эту бузу уладит.

— Что произошло? — спросил его Барнс.

— Маленькая стычка, вот и все, — объяснил Сантес.

— Из-за чего?

— Так просто. Промеж нас прошло словечко, вот мы и собрались проучить…

— Какое еще словечко? О чем это, черт возьми, ты говоришь?

— Ну, знаете, вроде ищейка объявилась. Нюхает, нос сует, куда не надо. Знаете?

— Нет, не знаю. Объясни.

— Слушайте, папаша… — начал Сантес.

— Еще раз назовешь меня папашей, — предупредил Барнс, — живого места на себе не отыщешь!

— Во завелся, па… — Сантес оборвал себя на полуслове. — Чего вы от меня хотите?

— Я хочу знать, почему вы напали на полисмена.

— На какого еще полисмена? О чем вы?

— Слушай, Сантес. Ты перестань умничать. Вы напали на одного из наших патрульных, когда он выходил из бара. Вы избили его, и один из ваших прострелил ему плечо. Что теперь скажешь?

Сантес мрачно задумался над вопросом Барнса.

— Ну, я тебя слушаю, — поторопил его лейтенант.

— Он из полиции, что ли? — переспросил Сантес.

— А откуда же еще, черт побери!

— Но он был в летнем голубом костюме! — возмутился Сантес, удивленно хлопая глазами.

— При чем тут костюм? Почему вы на него напали! За что стреляли в него?

Позади Сантеса прокатился невнятный протестующий ропот. Барнс мгновенно прореагировал:

— Заткнитесь вы там! У вас есть ваш представитель, пусть он и говорит!