Ищу страну Синегорию - Ольга Гуссаковская

Сбоку незаметно, словно немного стесняясь себя, подошел Яша.

— Слушайте, я, конечно, не бригадир, но вот думаю: если я, скажем; возьму второй трактор и привезу горючее? Ведь это же будет лучше, чем ничего! А пока… У меня там «из» спрятан — одна бочка. Ганнуся покажет где. Этого хватит. Я понимаю, нехорошо было прятать, да знаете как… — Он совсем смутился и замолчал.

Толя даже на камне подпрыгнул от радости:

— Что ж ты раньше-то молчал! Конечно, поезжай!

Но вдруг помрачнел:

— Да… А кто на подстанции останется? Сменщица твоя больна.

Яша улыбнулся одними глазами:

— Думаю, Лена может остаться. Я занимался с ней в свободное время. Очень, знаете, способный человек.

У меня растерянно забилось сердце: неужели Толя согласится? Рядом с Яшей все казалось просто и не всерьез. Сумею ли одна?

— Как, Лена, справишься? — спросил Толя.

— Да ясное дело, справится! — уверенно ответила за меня Женя. — Что мы не знаем, что она там днями с Яшиным хозяйством возится! Поезжай, Яша, правильно!

Яша тронул меня за руку:

— Так я на тебя надеюсь. Там левый цилиндр капризничает, ну ты сама знаешь.

Костя лениво поднял голову, как всегда, бездумно усмехнулся:

— Вырастили, значит, кадру! Натаскали.

— Натаскивают собак да таких дураков, как ты! — отрезала Любка.

Подмигнула мне:

— Ты не смотри на него: дурак и есть дурак. Что ж, кадра не кадра, а половинка будет.

Сильная Любкина рука обняла меня за плечи. Стало спокойно.

— Костя, ты бы лучше с Яшей поехал, одному ему трудно будет, — сказал Толя.

— А что я вам — комсомолец? Говорили ведь, чтобы комсомольцы впереди.

— Да, ты не комсомолец, — раздумчиво проговорила Женя. — Ты не комсомолец. Поедет Лева, а я останусь на вторую смену, ясно?

Отвернулась. Я увидела, как на щеках пятнами пошел румянец, а в глазах копятся слезы. Но Женя справилась с собой. Костя этого не должен был видеть и не увидел. Женя стала взрослой.

Костя почувствовал, что происходит необычное, и нервно завертелся на месте.

— Я поеду, я ведь так просто.

— Нет уж оставайся, милый, побереги себя. Неровен час надорвешься — некому Кряжихе помои будет выносить! — совсем уже весело сказала Любка. — Да, мальчики, а вместо Зитара кто будет?

— Я останусь.

Толя сказал это так, что было ясно — иначе и быть не могло. Сегодня же комсомольцы впереди.

Внизу на линии зарокотал трактор.

— Ишь ты! На пятой жмет! — с уважением заметил Толя. — Молодец Яшка!

Любка подтолкнула меня.

— Пошли, что ли, Половинка? Работать так уж работать.

12

Трактор напоминал диковинное животное. Только вместо шкуры он оброс мхом, грязью и ветками.

Толя Харин несколько раз обошел его, зачем-то потрогал гусеницу, с которой свисал» трепаные космы болотной осоки.

— Да… Ловко бедолагу посадили. Артисты!

Гарька неопределенно пожал плечами. Вероятно, это означало: что поделаешь, не повезло! Зитар недоуменно моргал белыми ресницами. Как всегда в таких случаях, он перестал понимать русский язык.

Мы расселись вокруг по кочкам — так все устали. Первый раз я была такой же, как все, и первый раз меня по-настоящему злили эти люди. Как они могут так жить? У Гарьки на лице явно написано: кончайте отчитывать, да я отсыпаться пойду. Интересно, а Толя это видит? Он ведь то» же очень устал. Солнце поднялось уже высоко, ветра почти нет, комары налетают роями. От трактора пьяно пахнет растревоженным болотом; мокрым торфом, багульником, осокой. Как странно перемежаются мысли! Так же пахло всю смену в вагончике подстанции. Линия тоже на болоте: мы опускаемся к устью долины. И от этого запаха ни на миг не исчезало чувство тревоги: а вдруг случится что-то такое, с чем я не сумею справиться? Но ничего не случилось.

Толя внимательно посмотрел на обоих виновников, досадливо сморщился:

— Эх! Разговаривать с вами! Ведь не поймете ничего, кочки болотные!

Гарька сейчас же обиделся:

— Ну, ты полегче — «кочки»! Этого нигде не написано, чтобы оскорблять! Разговаривать — это да, можно, а насчет чего другого…

В глазах Толи искрой мелькнула озорная мысль, он вдруг улыбнулся:

— Ладно! Оскорблять нельзя, ты прав, а разговора не дождешься. И никто ни с тобой, ни с Зитаром разговаривать не будет. Отговорились.

Обернулся к нам.

— И в карты с ними не играть, ясно? Пусть почувствуют.

Все засмеялись. Женя крикнула:

— Здорово! Сам только не нарушай, вместе живете.

Толя кивнул:

— Не нарушу. И другим не дам! — Он покосился на стоявшего в сторонке Костю. Тот отвел глаза.

Яша подошел к трактору.

— Вымыть бы его надо. Отгоню сейчас к речке, а вы уж помогите кто-нибудь.

Гарька загородил ему дорогу.

— Не трожь! Никто меня с трактористов не снимал! Я еще до начальника дойду, увидишь тогда.

Яша отошел без возражений, словно и не слышал. Остальные тоже пошли по домам.

Гарька растерянно оглянулся: кричать, доказывать — было некому!

— Ребята! Да вы что, всерьез?!

Женя незаметно глянула в его сторону:

— Смотри-ка, испугался. Подействовало!

Я, и не оглядываясь, знала, какое сейчас у Гарьки лицо. Человеку страшно в тайге одному, а Гарька остался один.

Зитара можно было не считать: на этого человека мог подействовать только отказ сыграть с ним в карты. Завернувшись полой ватника, он лег где-то между кочек и сразу заснул. Гарька стоял один возле трактора. Вокруг только комары да болото — словно больная кожа в прыщах из кочек. Кое-где торчат редкие волосинки лиственниц. Нет, я не завидовала Гарьке!

Женя вдруг сказала:

— Лен, я вперед пойду, чайник поставлю, ладно?

Видимо, очень уж усталое было у меня лицо.

Я осталась одна. Можно было идти не торопясь, обходя высокие кочки. Иные из них были мне по грудь. Целые холмики, заросшие цепкими болотными травами, березняком и голубикой.

Я сразу заметила, что ветки одного куста как-то странно наклонились в сторону. В тайге не бывает случайного, за кочкой кто-то есть. Действительно, на разостланном плаще лежал Вячеслав. В руке ветка отгонять комаров, но он так задумался, что забыл про них. Я никогда не видела на его лице такого выражения!

Увидев меня, он вдруг резко сел:

— Лена! Займите мне двести рублей, можете? Вопрос жизни и смерти! Я должен вернуться в Москву с деньгами, должен!

— Но…

— Отец не поймет! Сами его знаете. А этой дуре Алечке мать дает только на губную помаду.

Он дрожал, как в сильном приступе малярии.

— Извините, Вячеслав, но я ничего не понимаю. Зачем же вы ехали сюда?

— Зачем, зачем… А что мне оставалось делать? Отец звал. А тут глупая история с иностранцами. Долги. Не поймете вы этого! Я не виноват. Так получилось. Леночка, дайте мне эти деньги! Слышите, я сам себя боюсь! Дайте!

— У меня нет таких денег…

— Нет? Ни у кого нет! Да что же мне гнить, что ли, заживо в этой тайге!

Он отвернулся, сел, подняв колени к подбородку. Поза человека, у которого жизнь вдруг потекла между пальцев, как песок. Жалкая и тревожная.

Далеко, возле линии, заработал трактор. Гарьке все-таки проще было найти дорогу обратно к людям. А где и как найдет ее этот человек?

13

Есть в году особенная ночь. Люди почти не знают о ней. В эту ночь лето встречается с осенью. Бывает она в разное время. Обычно где-то в середине августа.

О том, что эта ночь придет сегодня, мне рассказало многое: прощальное тепло солнца, тонкая пряжа «бабьего лета», опутавшая вдруг кусты, горьковатый запах спелых трав.

Но так бывает часто: то, чего ждешь целый год, проходит незамеченным. Какая-то случайность набежит, как облако на солнце, и мы спокойно проходим мимо того, чего ждали. Для меня такой случайностью оказалось то, что я в этот день работала в дневной смене.

Возвращалась я со смены поздно. Усталая, почти забыв о том, какая сегодня ночь.

Луны не было, и я по привычке ощупью находила дорогу. Одна за другой появлялись из темноты знакомые приметы: обломанная ветка на одинокой лиственнице, высокая кочка, столетний куст — целое дерево голубики. По молчаливому уговору с этого куста никто не рвал ягод. Так и стоял он у вновь протоптанной дорожки — весь словно в матово-синих бусах, могучий, пышный.

Сейчас все казалось иным, словно во всех предметах выступила наружу вторая, невидимая днем сущность. Они теперь напоминали людей. Каждый был строгим или грустным, насмешливым или простым. Такими они мне нравились больше. С ними даже можно было тихонько разговаривать.

За последним поворотом мелькнул красноватый квадрат окна. Это «бабья республика». С крыльца навстречу мне молча покатился белый клубок. Найда.