Семь рыцарей для принцессы (СИ) - Дубинина Мария Александровна

— Неа. Бывшая девушка.

Пока происходил этот обмен любезностями, Герман рискнул постучать в дверь своей комнаты. Девушки уже успели привести себя в порядок, и Ситри доплетала короткие косы. А вот Стефания сидела на краю постели спиной ко входу и выглядела какой-то потерянной. В ровный фон ее эмоций, заглядывать в которые Герман не спешил, опасаясь, в фигуральном смысле, обморозиться, вмешалось какое-то новое чувство.

— Что с ней? — рискнул спросить он у Ситри, мрачно продиравшейся сквозь свои плохо причесанные волосы. Блондинка подняла на него глаза:

— Не лезь, парень. Сами разберемся.

Герман совершенно не обиделся. Из уст Ситри даже отборные ругательства воспринимались как само собой разумеющееся. Скажи что-то подобное, да еще и таким же тоном ее подруга — тогда другое дело. Некоторым людям грубость даже к лицу.

Сзади навалился Альберт и горячо (и недостаточно тихо) прошептал:

— Она тоже уколов боится.

— Не будь идиотом! — синхронно воскликнули Стефания и Герман, правда, последний — мысленно, а вот девушка ничуть не постеснялась: — Ничего я не боюсь. Я же не маленькая. А ты, — она круто развернулась, хлестнув тяжелыми влажными прядями по спине, — избалованный мальчишка, которому лень даже изобразить взрослого. Присосался к дружку и в ус не дуешь. Ненавижу таких!

Руки, сжимавшие плечи Германа, расслабились, соскользнули вниз. Защита на комнате и блок кольца-артефакта даже вместе не справились со взрывом чужих эмоций. Горячая волна гнева и бессилия шла от Стефании, а Берт искрился обидой, похожей на блестящие слезы. Впрочем, и до них очередь дошла.

Он всхлипнул, шмыгнул носом и вылетел в коридор. По плитке быстро прогрохотали тяжелые подошвы.

Стефания тут же отвернулась и села в прежнюю позу. С волос стекали дорожки влаги, пропитывая форменный китель. Ситри, кажется, с неодобрением покосилась на подружку, и продолжила бороться со своими волосами. Герман сжал кулаки, но смолчал, не желая вступать в бессмысленную дискуссию. Без толку объяснять, что указывать Берту на его недостатки может только он, Герман. У других такого права нет и никогда не будет.

Он отправился искать друга и обнаружил его довольно скоро, потому как у того хватило фантазии только на то, чтобы добраться до туалета и закрыться в одной из кабинок. Узнать ее было несложно по характерным жалобным звукам, доносящимся изнутри.

— Берт, — позвал Герман и легонько стукнул в дверцу костяшками пальцев. — Хватит. Она же несерьезно.

— Серьезно! — хлюпнул он носом. — Ты же слышал. Она во всем права, правда ведь? Я инфантильный дурак, к тому же еще и без памяти. От меня одни неприятности!

Он снова всхлипнул, и Герман сунул в щель между дверцей и полом свой носовой платок. Берт с благодарностью его принял и тут же использовал по назначению.

— Ты правда дурак, Берт, — согласился Герман. — Обижаешься на девчонку. Вылезай, завтрак уже начался.

Ему казалось, что туалет до краев, как чашка, переполнился Альбертом, его виной, жалостью к себе, сожалением и горечью. Горечи было больше всего, и от нее першило в горле.

— Иди без меня…

Герман проигнорировал его слова, сел на корточки и, скрепя сердце, облокотился спиной о металлическую перегородку.

Какое-то время жалостливые вздохи и всхлипы не прекращались, потом накал страстей упал, и надтреснутый голос Альберта тихо поинтересовался:

— Ты тут?

Герман, хоть и ждал этого, все равно невольно дернулся и, поскользнувшись, приземлился на пятую точку. Отряхнувшись и поглядев на свои ладони, решил, что не иначе как сама судьба дала ему шанс с ведром и тряпкой изменить это место к лучшему…

После завтрака, на который парни не успели благодаря Альберту, второй поток, разбившись на группки, направился в сторону медицинского крыла. Девочки сразу отделились, взволнованно перешептываясь, среди них затесалась Дзюн Мэй. Объявление по громкой связи закончилось довольно угрожающим предупреждением, так что никто не знал, чего ждать от сегодняшнего дня.

Стефания с отвращением прислушивалась к щебетанию сокурсниц.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})

— … если будут взвешивать, то лучше сразу умереть. Я так поправилась!

— А правда, что после медкомиссии кого-то сразу отчислят?

— … но вдруг придется раздеваться? А если врач — мужчина?

— Ужас!

Обычная девчачья болтовня надоела до зубовного скрежета. И что, все эти пустоголовые курицы метят в армейских магов? С их уровнем интеллекта самостоятельно можно только губы накрасить и то не с первого раза. Стефания закрыла глаза и принялась считать до десяти. На тридцать третьем счете она услышала рядом незнакомый голос:

— Следи за лицом, — маленькая брюнетка с раскосыми черными глазами равнодушно изучала ее, ничуть не смущаясь этого. — Если хочешь сохранить свои мысли в секрете.

Она отошла и смешалась с остальными девушками, только длинный хвост гладких волос мелькнул и исчез.

— Она права, хозяйка, — Ситри заботливо поправила ей воротник кителя и смахнула с плеча только ей видимые пылинки. — Мы же не хотим привлекать внимания. Вы сами говорили.

— Ты первая его и привлекаешь, — вяло огрызнулась Стефания. Слова той узкоглазой девицы прочно отложились в голове и не давали покоя. Она имела в виду, что ей нужно с кем-нибудь подружиться? Быть приветливой и милой?

Она посмотрела на Ситри, но та уже отвернулась, и, проследив за ее взглядом, Стефания обнаружила бредущих позади парней. Спелись два неудачника, место в арьергарде им подходит. Окопы копать — большего Стефания им бы не доверила. И будто почувствовав ее взгляд, Герман поднял голову, а Берт рассеянно улыбнулся и помахал рукой. Оба выглядели помято, что только еще больше уронило их в ее глазах. Фыркнув, она отвернулась и решительно направилась к остальным девушкам, знакомиться.

Герман потянул Альберта за собой, чтобы друг не потерялся, потому что после стычки с соседками он совсем сник. Даже перспектива уколов его уже не пугала.

— Наша очередь, — он первым вошел в кабинет. До этого они успели пройти все круги ада: их обмеряли и взвешивали, брали анализы, просвечивали непонятными устройствами и задавали бесконечные вопросы, вроде перенесенных заболеваний и аллергических реакций. Последний кабинет уже едва ли мог их удивить.

Но все же смог.

— Последние? — к ним подскочил молоденький парнишка не старше самого Германа. Русые волосы растрепаны, несколько неровных прядок торчали вверх, как рога какой-нибудь мифической зверушки. Глаза неопределенно серо-сине-голубого цвета беспокойно бегали за тонкими стеклышками очков-половинок, сидящих на самом кончике тронутого веснушками носа. Рот у паренька казался чуть великоватым, но добродушная улыбка скрадывала этот недостаток.

— Вроде того, — ответил Герман и протянул медицинскую карточку. — Что нам нужно делать?

— Раздеваться.

— Что, опять? — Берт тоскливо взвыл и потянулся к не застегнутому еще с прошлого кабинета пиджаку. Герман принялся за пуговицы, как вдруг дверь резко открылась и внутрь влетел Рене.

— Фух! Успел? Я уж думал, все, почти уже ушел, — он на ходу скинул китель. — О, да я, оказывается, не последний.

Герман максимально отключился от окружающего эмоционального фона и спокойно продолжил раздеваться. Юный врач тем временем возбужденно наворачивал вокруг круги, то и дело потирая ладони. Берт бросил одежду на стул и на всякий случай перебрался поближе к Герману.

— Здесь нет никакой аппаратуры, — шепнул он. — Что с нами будут делать?

— Не знаю.

— Мне уже холодно, — он переступил босыми ногами и потер рукой голое плечо. — И неуютно.

(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})

— Готовы? — врач подлетел к Герману, выбрав его своей первой жертвой. — Встаньте вот так, спиной ко мне. Остальные могут пока присесть на кушетку.

Можно было и не уточнять — другой мебели, кроме кушетки, стула и стола в кабинете не наблюдалось.

Герман послушно встал лицом к двери и выпрямился.

— Слушайте, доктор, — Рене поправил свои чудные очки на лбу и закинул ногу на ногу. — Что-то лицо мне ваше знакомо. Как вас там по имени?