Полное собрание сочинений. Том 12. Октябрь 1905 ~ апрель 1906 - Владимир Ленин (Ульянов)

Рабочий класс хорошо пугнул «думских» комедиантов, – так пугнул, что они боятся теперь поставить ногу на этот хрупкий, надломленный мостик, боятся даже поверить в прочность «новейшей», наскоро произведенной государственными «ремесленниками», починки. Роли немножечко передвинулись. Вчера товарищи Парвус, Череванин и Мартов хотели брать революционное обязательство с тех, кто идет на этот мостик, обязательство требовать в Думе созыва учредительного собрания. Сегодня место этих социал-демократов занял президент кабинета министров граф Сергей Юльевич Витте, который уже дает «революционное» обязательство поддерживать хотя бы одного единственного депутата Думы, требующего созыва учредительного собрания.

Но либеральные буржуа, к.-д., так осрамились первый раз, что не желали бы повторения печального опыта. Они уже совсем наладили «избирательную кампанию», наши добрые парламентарии из «Освобождения» и из «Русских Ведомостей»{38}; они уже выбрали центральный комитет для руководства этой кампанией; они устроили даже юридическое бюро для подачи населению советов относительно того, имеет ли право земский начальник непосредственно разогнать крестьянских выборщиков или должен предварительно спросить губернатора. Одним словом, они уже совсем было улеглись спать на пожалованном всем российским Обломовым диване, как вдруг… невежливым движением плеча пролетариат сбросил Думу и всю «думскую» кампанию. Неудивительно, что либеральные буржуа не склонны верить теперь «революционным обязательствам» ласкового графа. Неудивительно, что они менее склонны теперь пожать протягиваемую им графскую руку, что они чаще оглядываются влево, хотя слюнки и текут у них при виде пышного, украшенного новыми сахарными завитушками думского пирога.

Переговоры Витте с вождями либеральной буржуазии имеют, несомненно, серьезнейшее политическое значение, но только в том отношении, что они подтверждают лишний раз внутреннее родство либеральничающей бюрократии с защитниками интересов капитала, – только в том отношении, что они показывают лишний раз, как именно и кто именно собирается хоронить русскую революцию. Но эти переговоры и сговоры не удаются именно потому, что революция еще жива. Революция не только жива, – она сильнее, чем когда-либо, она еще далеко, далеко не сказала своего последнего слова, она только начала развертываться во всю ширь сил пролетариата и революционного крестьянства. Вот почему переговоры и сговоры министра-клоуна с буржуазией носят такой мертвенный характер: они не могут получить серьезного значения во время горячей борьбы, когда враждебные силы стоят друг против друга между двух решительных битв.

В такое время политика революционного пролетариата, сознающего свои всемирно-исторические цели, стремящегося не только к политическому, но и к экономическому освобождению трудящихся, не забывающего ни на минуту о своих социалистических задачах, – его политика должна быть особенно тверда, ясна и определенна. Гнусной лжи министра-клоуна, тупоумным конституционным иллюзиям либералов и буржуазных демократов он должен решительнее, чем когда-либо, противопоставить свой лозунг свержения царской власти путем всенародного вооруженного восстания. Революционный пролетариат гнушается всякого лицемерия и беспощадно борется со всеми попытками затушевать действительное положение вещей. А в современных речах о конституционном режиме в России что ни слово, то лицемерие, что ни фраза, то старая, казенная ложь, служащая цели спасения тех или иных остатков самодержавно-крепостной России.

Толкуют о свободе, говорят о народном представительстве, ораторствуют об учредительном собрании и забывают постоянно, ежечасно и ежеминутно, что все эти хорошие вещи – пустые фразы без серьезных гарантий. А серьезной гарантией может быть только победоносное народное восстание, только полное господство вооруженного пролетариата и крестьянства над всеми представителями царской власти, которые отступили шаг назад перед народом, но далеко не подчинены еще народу, далеко не низложены народом. И пока эта цель не достигнута, до тех пор не может быть настоящей свободы, настоящего представительства народа, действительно учредительного собрания, которое бы имело силу учредить новые порядки в России.

Что такое конституция? Бумажка, на которой записаны права народа. В чем гарантия действительного признания этих прав? В силе тех классов народа, которые осознали эти права и сумели добиться их. Не будем же обольщаться словами, – это приличествует только краснобаям буржуазной демократии, – не будем ни на минуту забывать того, что сила доказывает себя только победой в борьбе, и что мы далеко еще не одержали полной победы. Не будем же верить красивым фразам, – мы переживаем как раз такое время, когда идет открытая борьба, когда все фразы и все обещания проверяются немедленно на деле, когда словами, манифестами, посулами конституции одурачивают народ, стараются ослабить его силы, разрознить его ряды, побудить его к разоружению. Нет ничего лживее подобных обещаний и фраз, и мы с гордостью можем сказать, что пролетариат России уже созрел для борьбы как с грубым насилием, так и либерально-конституционной фальшью. Доказательство – то воззвание жел.-дорожных рабочих, о котором сообщили недавно заграничные газеты (оригинала мы, к сожалению, не имеем). Собирайте оружие, товарищи, – говорит это воззвание, – организуйтесь для борьбы неустанно, с удесятеренной энергией. Только вооружившись и сплотив свои ряды, сможем мы отстоять завоеванное и добиться полного выполнения своих требований. Придет пора – мы поднимемся опять все, как один человек, для новой, еще более упорной борьбы за полную свободу.

Вот – единственные наши гарантии! Вот единственная не призрачная конституция свободной России! Посмотрите, в самом деле, на манифест 17 октября и на русскую действительность: может ли быть что-нибудь поучительнее этого признания конституции царем на бумаге и – действительной «конституцией», действительным, применением царской власти? Ведь царский манифест содержит обещания безусловно конституционного характера. И вот вам цена этих обещаний. Личность объявлена неприкосновенной. Но те, кто самодержавию не угоден, остаются в тюрьмах, в ссылке, в изгнании. Собрания объявлены свободными. Но университеты, создавшие на Руси впервые свободу собраний на деле, закрыты, и вход в них охраняется полицией и войском. Печать свободна, – и поэтому орган рабочих интересов, газета «Новая Жизнь»{39}, конфискуется за напечатание социал-демократической программы. Место черносотенских министров заняли министры, провозгласившие правовой порядок. Но черносотенцы «работают» еще сильнее при помощи полиции и войска на улице, и неугодных царизму граждан свободной России свободно и безнаказанно расстреливают, избивают, калечат.