Запретные желания - Джорджетт Хейер

Слишком благодарная за готовность прийти на помощь, чтобы обижаться на его бесцеремонные насмешки, Нелл с надеждой ждала, уверенная, что он подскажет ей, как выйти из положения. И она не ошиблась. Описав несколько кругов по комнате, он внезапно заявил:

– Это проще простого! Не пойму, как это сразу не пришло мне в голову. Тебе просто нужно продать какие-нибудь драгоценности.

Она непроизвольно прижала руки к горлу.

– Жемчуг, который мне подарила мама?

– Ее жемчуг?

– Не могу, Дайзарт!

– Ну, не хочешь – не продавай. Продай что-нибудь другое!

– Но у меня больше ничего нет! – возразила она. – В смысле, ничего ценного.

– Как это ничего нет? Да на тебе всегда надета целая королевская сокровищница! Например, те сапфиры?

– Дайзарт! Это же свадебный подарок Джайлза! – пролепетала она.

– Ну, хорошо! Но он же постоянно дарит тебе новые побрякушки; ты бы могла пожертвовать одной-двумя. Он и не заметит. А если думаешь, что заметит, можешь сделать с них копии. Я тебе это устрою.

– Нет, спасибо, Дай! – с отчаянной решимостью сказала она. – Я никогда не дойду до такой ужасной низости! Продать драгоценности, которые дарит мне Джайлз, заменить их стразовыми копиями, чтобы он не заметил… О, что за отвратительный обман!

– Боже мой, какие мы щепетильные! – сказал Дайзарт. – Это ничуть не хуже, чем идти к ростовщикам – и даже намного лучше!

– А звучит хуже! – не сдавалась она.

– Послушай меня, Нелл! – сказал он, теряя всякое терпение. – Если ты дашь волю своей чрезмерной рассудительности, ты никогда не выпутаешься! Если не хочешь делать копии со своих побрякушек, скажи Кардроссу, что потеряла их! Понятно, что ты не хочешь терять сапфиры, но не говори мне, что твое сердце разорвется из-за каждой подаренной тебе висюльки!

– Нет, конечно, если бы я взаправду потеряла их, но я не могу допустить и мысли, чтобы продать их с такой целью!

Она говорила с такой решимостью, что спорить дальше было бесполезно. Виконт, не любивший попусту тратить время, отказался от своего многообещающего плана, заметив при этом, что среди всех упрямых ослиц его сестра явно заслужила пальму первенства. Она извинилась за свою надоедливость и, пытаясь улыбнуться, попросила его больше не беспокоиться об этом.

Но дело в том, что совесть виконта, к удивлению и его самого, и его недоброжелателей, время от времени вдруг вставала на пути его беззаботного гедонизма. Так произошло и сейчас, когда он уже поздравлял себя с тем, что благополучно выпутался из затруднительной ситуации.

– Это все слова, ты прекрасно знаешь, что я не смогу об этом не беспокоиться! – обиженно сказал он. – Ведь яснее ясного – если бы я не занял у тебя эти триста фунтов, все было бы в порядке! Что же, ничего не поделаешь: я обязан тебя вытащить. Я уверен, что найду способ, когда у меня будет время подумать, но только не сейчас, когда ты сидишь и смотришь на меня, как на свою последнюю надежду! Я не могу сосредоточиться. Конечно, об этом не следует говорить, но мне может повезти, и тогда можно считать, что дело решено. Сдается мне, что мне пора перестать рисковать, и надо посмотреть, что получится, если я сосредоточусь на «фараоне».

И, потрепав сестру по плечу и посоветовав ей выкинуть все это из головы, он ушел. Некоторые решили бы, что он хотел побыстрее забыть об этом, но только не Нелл: ей даже в голову не могло прийти, что ее милый Дай, по причине равнодушия или по забывчивости, оставит ее на произвол судьбы. И она была права. В Дайзарте сидело ослиное упрямство, которое в самые неожиданные моменты заставляло его с завидным упорством добиваться цели; и хотя его близкие друзья считали, что эта черта просыпалась в нем, лишь когда речь шла о самых безумных вещах, они не могли отрицать, что, уж если такая идея приходила ему в голову, можно было рассчитывать, что он доведет дело до победного конца.

Выйдя из дома после задушевной беседы со швейцаром своего зятя о шансах некоторых лошадей в ближайших скачках, он остановился у подножия лестницы, раздумывая, следует ли ему поймать наемный экипаж и заглянуть в Таттерсолз[4] или прогуляться по Кондуит-стрит, где у Лиммера наверняка найдутся отличные спиртные напитки. Пока он размышлял, из-за угла появился тильбюри, запряженный резвым гнедым, и он увидел, что человек в цилиндре и белом сюртуке, с восхитительным искусством управлявшийся с вожжами, – не кто иной, как Кардросс. Не горя особым желанием встречаться с графом, который, насколько было известно Дайзарту, недолюбливал его, он все-таки вежливо подождал, пока тильбюри не поравнялся с ним.

– Приветствую вас, Дайзарт! – сказал граф, передавая поводья груму и выходя из экипажа. – Вы входите или выходите?

– Выхожу, – ответил Дайзарт, провожая взглядом отъезжающий экипаж. – Хорошая у вас лошадка, видно, что умеет бегать. Валлиец?

– Да, я вполне доволен им, – согласился граф. – Бегает свободно и быстро и очень подвижен в колене. Словом, чистокровный валлиец; я на прошлой неделе купил его у Черстерфорда. Не желаете ли зайти к нам еще раз?

– Нет, мне надо к Лиммеру, – ответил виконт.

Он задумчиво разглядывал зятя. Граф, похоже, был в добром расположении духа; все знали, что он богат и может купить целое аббатство; поскольку существовал шанс получить от него эти три сотни, просто попросив их, то виконт не собирался упускать его.

– Вы бы не дали мне взаймы три сотни фунтов? – с надеждой спросил он.

– Три сотни?

– Согласен на пятьсот! – предложил виконт, вспомнив некоторые свои весьма неотложные долги. Кардросс рассмеялся:

– Вы можете называть любую сумму, но я вообще не собираюсь одалживать вам деньги. И благодарю вас, Дайзарт, что вы не обратились с этим к Нелл!

– И не собирался, – сказал виконт, сдерживая сильное желание рассказать ему, что все обстоит как раз наоборот.

– Снова затруднения? – спросил граф. – Знаете, вам следовало бы ограничить себя!

– Не вижу в этом смысла, – возразил Дайзарт. – Это ничего не дает! Единственный способ уладить дела – это крупный выигрыш. И я в нем не сомневаюсь, потому что в один прекрасный день фортуна должна улыбнуться мне! Однако я всерьез подумываю, не заняться ли мне «фараоном», и, наверное, так и сделаю! В этом году в кости вселился дьявол.

Однако известие о намерении Дайзарта изменить образ жизни было встречено, к его разочарованию, без особого энтузиазма.

– Чем еще вы можете нас порадовать? – спросил граф. – Я, правда, не видел, как вы на прошлой неделе с завязанными глазами везли через Пиккадилли тачку, но мне говорили, что вы надолго остановили там все движение. Я должен поздравить вас с этим и еще с вашим последним подвигом, когда вы вырезали свои инициалы на всех деревьях в парке Сент-Джеймс.