Лабиринт - Кэтрин Коултер

– Ничего особенного, Дуглас, просто название одной местной закусочной. Должна тебе сказать, что пока что-то никто больше не заметил моей неземной красоты, но в любом случае спасибо на добром слове.

Вообще-то и в академии, и здесь, в Вашингтоне, Лейси старалась одеваться очень консервативно, порой даже, может быть, чересчур строго. Волосы она обычно зачесывала назад и закалывала на затылке. Но была суббота, и она действительно оделась в джинсы и спортивную рубашку, а волосы ее в самом деле растрепались. Что же касается кудряшек, то Дуглас просто не знал, что при большой влажности воздуха волосы Лейси вьются, как у барашка.

– Ты очень хорошо выглядишь, Дуглас. Если и изменился, то только в лучшую сторону, – сказала она, и это было правдой; шести футов роста, с сухим и стройным телом бегуна, удлиненным лицом и выразительными карими глазами, Дуглас всегда пользовался успехом у женщин. Он без труда очаровывал их и с такой же легкостью подчинял себе. Даже мать Лейси ни разу не сказала о нем ни одного дурного слова.

– Спасибо. – Дуглас дотронулся до ее волос, осторожно пропустил их между пальцами. – На удивление красиво. Они у тебя золотисто-рыжие, но не только. У них есть какой-то особый оттенок, как на полотнах Тициана. Не знаю, как это получается, но твои волосы кажутся одновременно и светлыми, и каштановыми. Знаешь, мне очень не хотелось, чтобы ты поступала на работу в ФБР. По-моему, это глупость. Зачем тебе это нужно? Зачем ты бросила меня и сделала это?

– Бросила тебя? – переспросила Лейси тихим спокойным голосом, который она специально вырабатывала в академии на занятиях по искусству ведения допроса. – Я всегда хотела работать в правоохранительных органах, и ты это знаешь. ФБР – элита правоохранительной системы, ее ядро.

– Ядро? Сомневаюсь. Что же касается того, что ты якобы всегда стремилась работать в правоохранительных органах, то я что-то этого не помню. Сначала ты мечтала о музыкальной карьере. Ты прекрасно играла на фортепьяно. Уже в одиннадцать лет исполняла сонаты Бетховена. Собиралась поступать в консерваторию. Я помню, как ты отказалась от участия в конкурсе Флетчера – мне всегда казалось, что ты не от мира сего. Мы думали, что ты живешь только музыкой. Конечно, все мы изменились после того, что случилось с Белиндой. Но с тех пор прошло уже много времени – семь долгих лет. Твой отец не мог оценить твой талант, он просто не понимал его, поскольку сам не обладает никакими талантами, но для всех остальных твоя одаренность была очевидной. Все были очень удивлены и огорчены, когда ты продала свой «Стейнвей» и перестала играть даже на вечеринках. Черт возьми, ты и на вечеринки-то ходить перестала.

– Все это действительно было очень давно, Дуглас. Сейчас папа, похоже, не считает, что я не оправдала его надежд. Он всегда хотел, чтобы я в конце концов занялась чем-нибудь стоящим, полезным, Он был со мной холоден потому, что я не попросила его помощи и совета, принимая жизненно важное решение. Ему так хотелось мне помочь, а я не дала ему такой возможности.

Вообще-то, если называть вещи своими именами, Лейси в свое время добилась согласия отца шантажом. Когда агенты Бюро сообщили ему о решении дочери поступить в академию ФБР, он ничего не сказал им о том, что произошло с Белиндой, и о том, как изменилась Лейси после несчастья, поскольку дочь напрямик заявила: если он это сделает, она перестанет с ним разговаривать. По всей видимости, в той беседе ему удалось обойти болезненную тему. Так или иначе, Лейси поступила в академию и стала агентом Федерального бюро расследований. Правда, в ней еще не угасло желание сесть за рояль, но это желание было так глубоко погребено в ее душе, что она редко позволяла себе вспоминать о нем.

– Да, я продала инструмент, потому что музыка перестала быть столь важной для меня, как прежде, – сказала Лейси. Правда, временами, слушая музыку, она ловила себя на том, что пальцы ее постукивают по подлокотнику кресла, словно нащупывая клавиши. Она вспомнила, что как-то раз, когда ей было девятнадцать, она «играла» таким образом на руке молодого человека, с которым тогда встречалась.

– Честно говоря, у меня в памяти мало что сохранилось из событий того времени, – сказал Дуглас. – Для меня все это теперь лишь далекие, смутные воспоминания, и я рад, что это так.

– Да, – сказала Лейси, но при этом невольно подумала, что та ужасная ночь и все, что было после, оставили глубокий, незаживающий след в ее душе.

Дуглас приблизился к ней. Он явно собирался поцеловать ее, но она не была уверена, что ей этого хочется. Дуглас долго, очень долго нравился ей – целых семь лет. Однако ей почему-то показалось, что сейчас его поцелуй будет неуместен.

Все же он поцеловал ее, но это было всего лишь мимолетное прикосновение к ее губам, напоминание о прошлом. Его губы были твердыми и сухими, а поцелуй таким коротким, что она ничего не почувствовала, кроме вкуса и запаха шампанского. Дуглас сразу же опустил руки, обнимавшие ее плечи, и сделал шаг назад.

– Я скучал по тебе. Твой отец то и дело принимался кричать и ругаться из-за того, что ты решила заняться судебной медициной. «Отпечатки пальцев, Бог ты мой, – говорил он мне. – Ты только представь себе, что она, при ее способностях, будет снимать отпечатки пальцев какого-то подонка с чьего-нибудь мертвого тела!»

– Вообще-то специалисты в области судебной медицины занимаются не только этим, – вставила Лейси. – В этой науке добрая дюжина специальностей.

– Да, я знаю. Он, конечно, хотел, чтобы ты пошла учиться на юриста. Он не терял – или делал вид, что не теряет – надежды на это даже после того, как ты получила степень магистра криминальной психологии – дескать, тебе это может пригодиться в случаях, когда нужно припереть к стенке какую-нибудь мразь. Кого он хотел обмануть? Твой папаша-судья вечно забывает, что я сам адвокат и кое-что понимаю в этих вещах.

– Я просто передумала, вот и все.

– Именно так я и сказал фэбээровцу, который явился, чтобы навести о тебе справки. Я подумал, что, если ты решила пойти на работу в Бюро, не стоит вставлять тебе палки в колеса.

Интересно, что он хочет этим сказать, подумала Лейси. Намекает, будто мог сказать представителю Бюро, что у нее неровный, непредсказуемый характер, что семь лет назад у нее было что-то вроде нервного срыва? Да, он мог это сделать. Интересно, знают ли об этом в ФБР? Нет, вряд ли. Иначе ее бы скорее всего не приняли.

– Я знаю, что, когда агенты из Бюро пришли с ним побеседовать, отец не был настроен помешать мне.

– Да. Он говорил, что ты не оставила ему выбора. Я тогда заметил, что ты поступила правильно, потому что это, в конце концов, твоя жизнь, а если он скажет что-нибудь такое, что может тебе напортить, он, скорее всего, никогда тебя больше не увидит. После этого он дулся на меня целый месяц.