Русский калибр (сборник) - Пётр Разуваев

Я пожал плечами. Кто его знает, как теперь это называется. Раньше — любовью к Родине. А как модно нынче — не знаю. Может, и фанатизмом.

— Да нет, Андрюха. Просто не могу я больше смотреть на всё это. Всем плевать, тиной зарастает страна. А эти суки рыбу под шумок из нашего болота тягают. Кубометрами. Не могу больше. Устал. Хочу им призовую игру устроить. С рекламной паузой.

— Правила-то есть? — спросил я.

— Ага. Есть. Главное — бей первым. И насмерть. Второго шанса не дадут.

— Нормально. Если вас моё мнение интересует — я участвую.

— А я и не сомневался. Тебя это не просто касается. Тут и личный интерес есть.

— Вы меня что, интригуете, что ли? — поинтересовался я на всякий случай. Он нехорошо усмехнулся.

— Да какие там интриги… Сам поймёшь. Со временем. — Покачал головой, помолчал… — Давид Липке участвовал во многих сделках. Преимущественно в тех, результатом которых становилось перечисление очень крупных сумм за рубеж. А также торговля оружием. Алмазами. Нефтью. Разносторонних интересов мужчинка. Начали мы дёргать за ниточки. Мой агент вышел на его счета. Оказалось, что, помимо услуг нашим высокопоставленным приватизаторам, этот самый Липке занимался ещё кое-чем. На счета его компаний приходили деньги из России. По липовым контрактам, очень большие суммы. Стали проверять фирмы в России, те, что заключали эти контракты. Долго всё это тянулось, но в результате почти случайно взяли курьера, который вёз полтора миллиона долларов в одну из этих фирм. Из Чечни. Доход от продажи крупной партии героина, там же и произведённого. Все материалы передали в ФСБ и в Интерпол. И началось… Видел, как «Град» работает? Один залп — и только мёртвые вдоль дороги с косами стоят. Примерно так всё и было. Курьер повесился в Лефортово, всю верхушку засвеченной фирмы перебили за одну ночь. Мой агент в Женеве попал под машину. Липке исчез. За одни сутки все концы, все ниточки — всё обрубили. Класс, да?

— Класс, — согласился я. — Но ведь это, насколько я понимаю, не всё?

— Нет, — криво усмехнувшись, ответил он. — Знаешь, куда с его счетов уходили деньги, полученные от продажи наркотиков?

— Нет, — туманные, неясные подозрения у меня уже возникли, но я хотел услышать от него всё, что он знал. Или, по крайней мере, максимально много.

— На счета нескольких компаний, принадлежащих твоему отцу.

Да. Чего-то в этом роде я, наверное, и ожидал. Жизнь вокруг была, как обычно, прекрасна и удивительна. Но я часто, слишком часто убеждался в том, что удивительного в ней гораздо больше, чем всего остального.

— Не знал… Вижу. Я был у него в Бордо, ещё весной. Спрашивал об этих деньгах. Он, естественно, ничего не сказал, но мне почему-то показалось, что это не его деньги. И он не то чтобы боится, но очень и очень опасается их хозяев.

— Мафия? Албанцы, итальянцы, американцы? — Я спрашивал через силу. Почему-то мне вдруг стало ужасно неинтересно жить.

Он внимательно на меня посмотрел. Вздохнул, тяжело и как-то горестно….

— Мафия… Какая там, в задницу, мафия… Ладно, давай ещё по стопочке?

И мы дали. Умом я понимал, что та каша, которую попробовал Стрекалов, заварена слишком круто. Несварение желудка — это минимальное зло, которое нам грозило. Да, увы, нам . Эта история действительно оказалась чересчур личной, чтобы я мог просто взять и бросить всё на произвол судьбы. Почему-то сразу вспомнился тот недавний вечер в нашем поместье, прощание с отцом. «Мне очень жаль, что всё так получилось», — кажется, это он тогда сказал. Что он имел в виду, только ли те события, которые произошли непосредственно вслед за этим, или же у его слов был ещё один, непонятый мной тогда смысл? Не знаю…

Я поискал глазами на столе сигареты, увидел. Закурил, с наслаждением втягивая в себя дым. И надо бы бросить, а не могу. Привычка плюс воспоминания… Ощущения. Необязательно от табака, мало ли какой дым я в себя втягивал за эти годы. В Афгане анаша была дешевле сигарет, её и курили все. Естественно, я тоже баловался. Девать «афошки» было совершенно некуда, а тут хоть какое-то развлечение. До сих пор помню, как ранним, предрассветным утром выбрался из очередной казармы по нужде и, посетив местную «аврору», долго потом стоял на дороге, забивая косяк дрожащими от холода руками. И смотрел, смотрел на возникающие из темноты горы, на призрачную ещё плоть солнца, нарастающую на них, и затягивался с наслаждением, с каждым вздохом приближаясь к рождающемуся вновь миру. Ни разу после освобождения из плена не пробовал, а ощущения помню, словно вчера всё было… Парадокс.

Стрекалов смотрел на меня и не торопил, не говорил ничего. Он-то, наверное, понимал, что я сейчас должен чувствовать. А я нет. И не чувствовал почти ничего. Просто курил, смотрел на какую-то картинку с девушкой, висящую на стене, и ни о чём не думал.

Я остался жить на даче. В последнее время мне вообще везло на долгие подготовительные периоды. То я сидел в поместье отца, набираясь сил перед охотой на Роже Анье, а теперь вот очутился в Балашихе, на одном из секретных от всех-всех-всех объекте, формально принадлежащем Службе внешней разведки, а фактически — генерал-майору Стрекалову. Лично. Охрана отнеслась ко мне как к ещё одному украшению дома, которое нужно было занести на баланс и охранять вместе с прочим имуществом. По крайней мере общаться более тесно они не желали совершенно. Мои попытки разговорить смуглого крепыша Володю, командовавшего всем этим хозяйством, успеха не имели. А когда я пригласил его «на рюмку водки», он не отказался, пришёл, выпил почти бутылку с эффектом близким к нулю и сказал мне всё, что думал. Открытым текстом, покручивая при этом короткий ус.

— Вы, ваше благородие, для нас вроде как объект. Приказали защищать — защищаем, прикажут уничтожить — глазом не моргнём. А кто вы, что — мне лично без разницы. Когда лишнего в голове много, работать тяжелее. Так что вы живите себе, сил набирайтесь. А про нас просто забудьте. Не замечайте, и всех делов. Мы тихие, вам это легко будет.

Вот такая вот философия. Честно говоря, я обиделся и всё общение с Володей и его подчинёнными свёл до минимума. Раз ребятам приятно чувствовать себя суперменами — флаг им в руки. Меня такие взаимоотношения устраивали не в меньшей степени.

В подвале, непосредственно за банным комплексом, был оборудован небольшой, но очень приличный спортзал, где я и проводил основную массу времени. Макивары, несколько тренажёров — много ли нужно человеку для счастья? По вечерам перебирался на травянистую площадку за домом, где места было побольше, и уже там продолжал гонять своё несколько расслабившееся за эти дни тело. К слову сказать, понаблюдав за моими этюдами, большинство охранников стало относиться ко мне не в пример уважительнее, и лишь усатый Володя встал в глухую оппозицию. Если он и показывался рядом во время моих тренировок, то наблюдал за происходящим с выражением снисходительного превосходства на лице. Чем будил во мне самые низменные инстинкты. Сколько их уже было на моей памяти, таких вот экстрапрофи с презрительными ухмылками на лице. За последние годы я встречал много серьёзных противников. И ни одного равного. Но об этом крутой Вовочка даже и не догадывался.

День уплывал вдогонку уже прошедшему, за ним следующий, время шло не быстро и не медленно, скорее просто бессмысленно. За две недели, прошедшие со дня нашей встречи, Стрекалов появлялся три раза. Приезжал на своём автопоезде, вымотавшийся до того, что сил ему хватало на «попить чаю» и рухнуть в кровать. Ни о каких делах мы не говорили. Я не хотел начинать первым, а генерал упрямо молчал. Если человек доживает до его лет и положения, он обычно сам прекрасно может решить, когда нужно говорить, а когда ещё рано. Видимо, пока ещё было рано.

В тот день я проснулся как обычно, около семи утра. Выпрыгнул из кровати, прокатился по комнате в ката, завершив её мощным ударом в стену, от которого подпрыгнула намертво прибитая к ней картинка с берёзками, и помчался вниз, к небольшому бассейну, расположенному рядом с сауной.

Когда я, чисто умытый и гладко выбритый, появился на кухне, там уже вовсю хозяйничал Стрекалов. Он приехал вчера поздно ночью, когда я уже лёг спать, и спускаться вниз ради сомнительного удовольствия услышать устало-генеральское «Привет, Андрюха!» мне было лень. Я не ожидал, что увижу его утром, обычно к этому времени он уже успевал исчезнуть в туманных далях Подмосковья. Однако сегодня Стрекалов, похоже, никуда не торопился.

От плиты тянуло нездешними ароматами. Подобно мне Виктор Викторович питал большое уважение к кулинарии и при первой возможности старался лично изготовить какое-нибудь экзотическое блюдо. Беда заключалась в том, что он, будучи человеком одарённым и неординарным, к кухонному промыслу подходил скорее с точки зрения фантазии, нежели руководствуясь здравым смыслом. В итоге большинство его творений имели все признаки кулинарных шедевров, они вкусно пахли и прелестно выглядели, но есть их, увы, было, как правило, невозможно. Нормальному человеку, я имею в виду. Сам «кулинар» поглощал все свои изыски с большим аппетитом и без видимого вреда для организма.