НОКТЮРНЫ: пять историй о музыке и сумерках - Кадзуо Исигуро

Они так восторгались, словно встретили на холмах второго Элгара. Хотя сперва я сомневался, но потом не мог не оттаять.

— Ну да, — подтвердил я, — по большей части эта песня написана здесь, не удивительно, что она несет на себе местный отпечаток.

— Да, да, — закивали оба супруга.

И женщина добавила:

— Пожалуйста, не стесняйтесь. Спойте при нас. Эта песня — просто чудо.

— Хорошо, — согласился я, стараясь говорить небрежным тоном. — Хорошо. Если вам так хочется, я спою для вас. Правда, не ту незаконченную песню. Другую. Но только я не смогу петь, если вы по-прежнему будете стоять у меня над душой.

— Конечно-конечно, — обрадовался Тило. — Как же мы не подумали. Мы с Соней привыкли выступать в условиях самых странных и нелегких, вот и стали глухи к потребностям других музыкантов.

Оглядевшись, он опустился на щетинистую траву вблизи тропы, спиной ко мне и лицом к пейзажу. Соня ободряюще мне улыбнулась и села рядом с мужем. Тот немедленно обнял ее за плечи, она склонилась к нему. Можно было подумать, что меня нет, а они милуются себе, созерцая предвечерний сельский ландшафт.

— Ну, поехали.

Я запел песню, которой обычно открывал прослушивание. Голос я устремлял к горизонту, но смотрел на Тило и Соню. Лиц мне было не видно, но, судя по тому, что уютно обнявшиеся супруги ни разу не шелохнулись, я понял: они получают удовольствие от концерта. Когда я закончил, они обернулись с широкими улыбками и зааплодировали, будя эхо в окрестных холмах.

— Фантастика! — воскликнула Соня. — Бездна таланта!

— Блестяще, блестяще! — вторил ей Тило.

Я слегка смутился и сделал вид, будто подстраиваю гитару. Когда я наконец поднял глаза, супруги по-прежнему сидели на траве, но развернувшись так, чтобы меня видеть.

— Вы музыканты? — спросил я. — Я хочу сказать — профессиональные музыканты?

— Да, — подтвердил Тило, — наверное, нас можно так назвать. Мы с Соней исполняем дуэты. Выступаем в отелях, ресторанах. На свадьбах, вечеринках. По всей Европе, хотя предпочитаем Швейцарию и Австрию. Мы этим зарабатываем себе на жизнь, так что да, мы профессионалы.

— Но главное, — подхватила Соня, — мы играем потому, что верим в музыку. И вы, я вижу, тоже верите.

— Если я потеряю веру в свою музыку, то прекращу играть. — Помолчав, я добавил: — Мне тоже хотелось бы заниматься музыкой профессионально. Это, должно быть, очень неплохая жизнь.

— И правда неплохая, — согласился Тило. — Мы очень счастливы, что этим занимаемся.

— Послушайте, — спохватился я, несколько неожиданно меняя тему. — Вы были в той гостинице? О которой я говорил?

— Какие же мы невежи! — воскликнул Тило. — Так увлеклись вашей музыкой, что совсем забыли вас поблагодарить. Да, мы там были, и нам все понравилось. К счастью, нашлись свободные номера.

— Как раз то, чего мы хотели, — добавила Соня. — Спасибо.

Я снова сделал вид, будто сосредоточенно перебираю струны. И затем проговорил как бы вскользь:

— Подумайте: я знаю еще один отель. По-моему, он лучше, чем «Молверн-Лодж». Наверное, вам было бы неплохо перебраться туда.

— О, да мы уже обжились, — ответил Тило, — распаковали вещи. Кроме того, гостиница нас вполне устраивает.

— Да, но… Дело в том, что раньше, когда вы меня спрашивали, я не знал, что вы музыканты. Думал — банкиры или что-то вроде.

Оба так захохотали, словно я отмочил невероятную шутку.

— Нет-нет, мы не банкиры, — сказал Тило. — Хотя не единожды об этом жалели!

— Я говорю о том, что есть другие гостиницы, гораздо лучше подходящие артистическим натурам. Пока не познакомишься с человеком поближе, трудно порекомендовать ему подходящий отель.

— Спасибо, что беспокоитесь о нас. Но, право, не стоит. Мы прекрасно устроились. Кроме того, люди не такие уж разные. Что банкиры, что музыканты — все мы в конечном счете хотим от жизни одного и того же.

— Знаешь, а я в этом не уверена, — вмешалась Соня. — Вот наш юный друг — мне кажется, он не так уж жаждет работать в банке. Он мечтает о другом.

— Может, Соня, ты и права. Но все равно, наша гостиница вполне нам подходит.

Я склонился над струнами и проиграл для себя коротенькую музыкальную фразу. Все молчали. Потом я спросил:

— А какого рода музыку вы играете?

Тило пожал плечами:

— Мы вдвоем владеем несколькими музыкальными инструментами. Оба играем на клавишных. Я питаю слабость к кларнету. Соня очень недурная скрипачка и к тому же великолепно поет. Пожалуй, лучше всего нам удается швейцарская народная музыка, только исполняем мы ее в современной манере. Местами даже суперсовременной, я бы сказал. Мы черпаем вдохновение у великих композиторов, следовавших тем же путем. У Яначека[29], например. У вашего Воана-Уильямса[30].

— Но в последнее время, — вмешалась Соня, — мы не так часто исполняем подобную музыку.

Они обменялись взглядами, в которых я уловил некоторое напряжение. Но тут же на лицо Тило вернулась его обычная улыбка.

— Да, как указывает Соня, мы живем в реальном мире и в большинстве случаев приходится играть то, что нравится публике. Поэтому мы исполняем многие известные хиты. «Битлз», «Карпентерз»[31]. Некоторые более поздние песни. То, что пользуется спросом.

— А что насчет «Аббы»? — ляпнул я и тут же об этом пожалел.

Но Тило как будто не уловил насмешки.

— Да, кое-что. «Танцующая королева». Это всегда имеет успех. Собственно, в «Танцующей королеве» я и сам немного подпеваю. Соня подтвердит: голос у меня ужасный. Потому мы беремся за эту песню не раньше, чем посетители приступят к еде, — тогда они уж точно не сбегут!

Тило, как обычно, громко рассмеялся, Соня тоже засмеялась, но тише. Мимо пронесся на бешеной скорости байкер, затянутый в подобие гидрокостюма, и мы проводили глазами стремительно удаляющуюся черную фигуру.

— Я был однажды в Швейцарии, — сказал я наконец. — Летом, года два назад. В Интерлакене. Останавливался на молодежной турбазе.

— А, Интерлакен. Красивое место. У иных швейцарцев вызывает усмешку. Заповедник туристов, говорят они. Но мы с Соней любим там выступать. На самом деле это просто чудесно: играть летним вечером в Интерлакене, радовать публику со всего света. Надеюсь, вы хорошо провели там время.

— Да, это было великолепно.

— В Интерлакене есть ресторан, где мы каждым летом даем несколько концертов. Играем лицом к столикам — их, разумеется, в такое время ставят снаружи. И мы, выступая, видим туристов: как они закусывают и беседуют под звездным небом. А за туристами виден обширный луг, где днем приземляются парапланы, а по вечерам вдоль Хёэвега зажигаются фонари. А если взглянуть еще выше, увидишь и стену Альп по ту сторону луга. Очертания Айгера, Мёнха, Юнгфрау. В воздухе разлиты приятное тепло и наша музыка. Когда мы там, я всегда чувствую, что нам повезло. Да, по-моему, мы выбрали себе хорошее занятие.

— Этот ресторан, — заговорила Соня. — В прошлом году управляющий заставил нас выступать в полных национальных костюмах, и это в такую жару. Мне приходилось несладко, и мы сказали: к чему эти громоздкие жилеты, шарфы, шляпы? Какая разница? Чем хуже наши блузы, изящные и притом как раз в швейцарском стиле? Но управляющий сказал: либо надевайте полные костюмы, либо выступления не будет. Нам, мол, выбирать. Сказал и удалился.

— Но, Соня, какую работу ни возьми, везде одно и то же. Любой наниматель навязывает тебе униформу. И у банкиров точно так же! А в нашем случае это, по крайней мере, то, во что мы верим. Швейцарская культура. Швейцарские традиции.

И снова между супругами возникла некая неопределенная неловкость, но продолжалось это недолго. Вскоре оба заулыбались, вновь уставившись на мою гитару. Мне показалось, что молчание затянулось, и я произнес:

— Думаю, мне бы это понравилось. Выступать в разных странах. Нужно все время учитывать характер аудитории, не расслабишься.

— Да, — согласился Тило, — это хорошо, что публика у нас самая разная, и не только европейская. В итоге мы изучили множество разных городов.

— К примеру, Дюссельдорф, — сказала Соня.

Ее голос слегка изменился, сделался резче, и я снова узнал в ней женщину, знакомую по кафе. Но Тило вроде бы ничего не заметил и беспечно промолвил, обращаясь ко мне:

— В Дюссельдорфе сейчас живет наш сын. Он вашего возраста. Может, чуть старше.

— Мы в этом году побывали в Дюссельдорфе, — сказала Соня. — У нас там был назначен концерт. Не такой, как обычно, — это был случай поиграть нашу любимую музыку. И вот мы позвонили ему, нашему сыну, нашему единственному отпрыску, чтобы известить о своем приезде. Он не взял трубку, и мы оставили сообщение. Потом еще и еще. Ответа не было. Мы приехали в Дюссельдорф, оставили еще несколько сообщений. Говорили: мы здесь, в твоем городе. Прежнее молчание. Тило говорит: не волнуйся, может, он придет вечером на концерт. Но он не пришел. Конец концерта, переезд в другой город на новое выступление.