День за три - Николай Иванов

Но тем не менее Рокотов бросился к Витюне, и пока бежал под веером огня автомата Олега Баранчикова, мог бы, будь у него время, проклясть себя за этот глупый, в общем-то, с точки зрения жизни и смерти поступок. Он побежал, хотя гремевший где-то вдалеке – но слышимый ведь! – бой давал надежду. А ему, не раненому, не надорвавшемуся, не побывавшему в плену – самую большую. Но, наверное, потому, что только за сегодняшний день он увидел мужество Цыпленка, геройство Асламбека, а до этого были сотни книг и кинофильмов не конкретно об этом, но подобном – наверное, потому он сделал так, как сделал. Поступок рождал поступок.

Увидев бегущего к нему Рокотова, Витюня замер, сжался. И это позволило прапорщику сразу же ухватить дымящийся корешок шнура, вырвать его из зажатых рук Витюни и отбросить в сторону.

– Бежим, – потянул его прапорщик.

Но тот вдруг надломился, открывая Рокотова, оставляя его одного стоять на площади. И тут же Владимир услышал среди автоматной пальбы свой, винтовочный выстрел. Пуля прожгла ногу чуть выше колона, и, падая от боли, страха и потому, что у него на две афганские командировки в крови уже сидело: при стрельбе – падай, Рокотов все же отметил главное: он не убит, он только ранен. Убит Витюня, он лежит рядом, и впервые у него не блуждают, а спокойно смотрят в небо глаза. Спокойны были его губы, плечи: смерть, великий врач, вновь уравняла Витюню с остальными людьми.

Рокотову теперь надо было уползать обратно в пещеру, к Олегу. Лучше быть в темноте и опасности среди своих, чем на свету – но в окружении врагов.

Подтянул ногу – было такое ощущение, что ее отбросило пулей далеко-далеко. Знал, что будет больно, заранее сцепил зубы – и все равно боль расплавила эту защиту, эту готовность к терпению, расцепила зубы, вытолкнула из груди Рокотова стон.

– Володя! – услышал он крик Олега и опять выделил выстрел, предназначенный теперь уже для сапера.

– Не вылазь, – прошептал прапорщик. – Держись.

Он еще раз подтянул ногу – к боли все же можно привыкнуть, ко всему земному можно привыкнуть. Жаль только, что оставил автомат. Зачем он его оставил! И почему умолк Олег? Неужели тот выстрел достал его? Нет-нет, такой глупой, случайной смерти, да еще после плена, просто не может быть. Это нечестно!

Да только знать бы это пуле, выпущенной в Олега. Хромоножке очень неудобно было стрелять из узенького оконца дальней мазанки, единственной, расположенной как раз напротив входа в пещеру. Но тем не менее он успел заметить мелькнувшую за ящиками фигуру. И не только заметить, а и выстрелить.

Пули бывают подпиленные – и тогда поют во время полета. Есть пули последней модели, со смещенным центром тяжести, когда при встрече с препятствием – человеком ли, листком дерева, стеклом, железом – меняют свое направление, чтобы, кувыркаясь, разворотить, раскурочить, разнести это самое препятствие как можно больше.

Пуля для Олега прилетела бесшумно, попала в доску, но не изменила своего полета, а, пробив ее, достигла сапера. И вновь уронил Баранчиков автомат, потому что рану закрывают сначала собственными руками.

Руки сапера потянулись к животу, нащупали набухшую от хлынувшей крови – Олег чувствовал, как уходит из него кровь, унося с собой силы и сознание, – нащупал рубаху и еще что-то мягкое, живое, вышедшее вместе с кровью. Из последних сил повернул голову к свету – страшна, ох, страшна темнота. Проем заслонила “лимонка”, приготовленная для броска, и Олег едва дотянулся до нее пальцами и, когда она поддалась, тронулась, удержал в ладони. Единственное, что ему пока не изменяло, – слух. Л он выделил гул того, дальнего боя, только теперь он почему-то слышался значительно ближе. Потом вроде бы что-то крикнул прапорщик, однако поднять голову и посмотреть на площадь Олег уже не мог. Хорошо, что усики в кольцах гранат они отогнули заранее, теперь это уже не кольцо в гранате, а шпилька, вытащить которую можно и в самый последний миг. Неужели все-таки придется погибнуть? Неужели, имея под рукой столько оружия, все равно останешься бессилен?.. А как легки в полете чайки над морем. Только почему оно штормит в ясную погоду? Волны становятся все сильнее, выше, они накатываются на берег, захлестывают курсантов с мореходки. Лично он хочет отбежать, но его схватили за руки “черные аисты” и подставили под очередную волну…

…Не успели “духи” оттащить Рокотова or склада, как в нем раздался взрыв. Из четверых мятежников, скрывшихся в пещере, спотыкаясь, придерживая руку, назад выбежал лишь один. За его спиной занималось пламя, и теперь у оставшихся в живых не возникало сомнений: через несколько мгновений все, накопленное долгими месяцами и обещавшее успех в предстоящей борьбе, взлетит на воздух.

Оставалось одно: уходить как можно дальше от склада. Уходить тем, кто не обременен ранами. Изатулла поднял было пистолет на повисшего на руках моджахедов прапорщика, но, прислушавшись к приближающейся стрельбе, приказал тащить пленника за собой.

Мощный взрыв в глубине ущелья остановил на миг и отступающих мятежников, и их преследователей – высадившихся из вертолетов “командос”.

– Может, склад? – лежа за камнем, повернул голову к старшему лейтенанту Карин. – Эмгэбэшник что-то говорил про склад у Изатуллы.

– Скорее всего, – согласился Верховодов. – Значит, поняли, что им крышка, уничтожают склады. Стой, не дергайся, – остановил ефрейтора, когда тот хотел перебежать к новому укрытию.

Только двоих из “ниточки” он взял с собой преследовать “духов”: фельдшера и Карина. Хватова – если все же сведения о пленных подтвердятся и улыбнется удача вырвать их, и тут уж медицине – первая скрипка. А Юрка… С Юркой сложнее и проще одновременно. Такие, как Юрка, своей службой заставляют выбирать себя. Когда говорят, что в Афгане гибли лучшие парни – не берем в расчет разгильдяйство и случайности – то это правда. Путник, если хочет достичь цели, запрягает лучшую лошадь. Командир для боя выбирает лучших солдат. Жестокая логика войны – там, где из лучших погибал один, средних и плохих солдат могло лечь шесть-семь. Эту арифметику и расчет знали, конечно, все командиры, но… но, наверное, великий грех производить эти расчеты и предъявлять им какой бы то ни было счет.

Потому, собственно, и лежал Юрка Карин за соседним камнем, грыз какую-то прошлогоднюю травинку и нетерпеливо поглядывал вперед. “Командос” – в пятнистых куртках и брюках, увешанные подсумками с магазинами и гранатами, достаточно умело выдавили “аистов” сначала на “зеленки” у серпантина, затем, после первого же пленного, направили отступление мятежников прямо на базу.

По всему выходило, что Изатулла уже где-то рядом, что нужны всего два-три броска…

– Командир, – позвал из-за своего укрытия фельдшер, – посмотри вперед.

От мятежников с белым платком в вытянутой руке шел, сильно прихрамывая, небольшого роста мятежник с густой, до самых глаз, бородой. Стрельба постепенно утихла с обеих сторон, и от “командос” навстречу хромому вышел один из офицеров. Они приближались друг к другу медленно, настороженно зыркая по сторонам, и, дойдя до расстояния разговора, остановились. Ничего не понимая по-афгански, Верховодов тем не менее пытался поймать обрывки фраз, что-то попять по интонациям мятежника. Но расстояние было большим, переговоры короткими. Хромой заковылял за свои валуны, и Верховодов, воспользовавшись затишьем, вместе с Кариным и Хватовым перебежал к афганскому комбату.

Тот выслушивал своего парламентера и обрадованно кивал Верховодову – хорошие вести.

– Там… э-э, ваш командор, – показал комбат на ущелье. – Они… э-э, отдать, мы не… о-э…

Афганец не подобрал слов и тогда просто показал, что взамен на пленного они должны прекратить стрельбу.

– Двое пленных? Два? – показал на пальцах Верховодов.

– Э-э… – комбат отрицательно покачал головой и поднял один палец.

– А где второй? Они время тянут, гады! Они хотят за это время уйти!

Комбат выжидательно смотрел на Верховодова – пленные-то советские – и ожидал решения.

– Пусть ведут хоть одного, хоть что-то узнаем. Узнаем у одного, – Костя показал афганцу один па shy;лец.

Комбат прокричал какие-то распоряжения для своих парашютистов, и тот, кто ходил на встречу с хромым “духом”, поднялся с белым платком в руке. Передав свой автомат Карину, Верховодов встал рядом с ним. Неужели удалось вложить три дня в один? Кто он, этот парень, который вырвется сейчас из рук мятежников? Что он испытывает? Верит ли в это? А может, эта остановка только ради того, чтобы главарь ушел как можно дальше? И никто не выйдет навстречу, и вместо этого ударят автоматы…

Но в другом конце ущелья показался все тот же хромой душман. Он поддерживал под руку высокого по сравнению с ним парня в разорванной тельняшке. Когда они двинулись навстречу, Верховодов вместе со вздохом облегчения и улыбнулся: парень тоже очень сильно припадал на ногу, и два хромых на разные ноги человека были, несмотря на ситуацию, достаточно смешны.