Русское солнце - Андрей Караулов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алешка замер. Самое главное в журналистике — разведка трепом.
— Ну и как вы видите мою роль, — Алешка неторопливо закинул ногу на ногу, — подскажите, Николай Давыдович!
Боднарук хмыкнул:
— Вашу роль, дорогой, я не только не вижу, но даже представить себе не могу, хотя у меня богатое воображение! Я не Роза Кулешова… дорогой… чтобы видеть через кремлевский застенок. Но даже в том случае, если вы, дорогой, там действительно кому-то понадобились, это быстро закончится, уверяю вас! У самозванцев все ненадолго, вас используют — и выбросят, имейте это в виду. У них психология такая; самозванец знает, что он калиф на час, он сам себе не верит. Самое главное для него — сначала заработать деньги (или украсть, это вернее), потом — получить власть, потом — завоевать любовь народа. Вот, дорогой, типично российская схема. Мало кто понимает, что происходит сейчас в России: болтуны так заболтали народ, что народ с удовольствием отдал им власть над собой. Сначала они пустят страну по миру, ибо ни фига не умеют, потом разбегутся — либо по заграницам, либо по коммерческим структурам, связанным с заграницей. После болтунов к власти придет какой-нибудь новый Андропов. И только на следующем витке появится человек, который возьмет от прежней жизни Госплан, ибо в России слишком много земли, в том числе — и дурной земли, которая никогда себя не прокормит, а от новой жизни, если она будет, конечно, возьмет рынок и каким-то чудом свяжет это все между собой. Поэтому, дорогой, я понятия не имею, кто и как вас в Кремле употребит. Здесь, как говорится, возможны варианты.
— Больно не будет? — поинтересовался Алешка.
— Будет. Обязательно будет, не сомневайтесь, — зевнул Боднарук, — Кремль, дорогой, это камера пыток, только в коврах и в хрустале, здесь всегда больно. Нельзя, просто нельзя быть во власти и не бороться за власть, ибо власть, дорогой, это такая игрушка, которая всегда кому-то нужна. Если решитесь, не разрывайте связей с газетой. Пресс-служба Президента — контора серьезная, следить за вами будет местный Малюта Скуратов, господин Коржаков, но когда у вас появится возможность делиться информацией — наладим сотрудничество.
— Правду скажу, Николай Давыдович: о пресс-службе Президента я узнал… от вас. Клянусь!
Боднарук ухмыльнулся:
— Но вы же брали интервью у Бурбулиса! А Бурбулис, дорогой, все решает с первого взгляда.
— Что «все»?!
— Все. И — за всех.
— Я откажусь.
— Не откажетесь! От такой работы, дорогой, не отказываются.
Алешка похолодел:
— Так что, меня действительно выгнали, Николай Давыдович?
— Не выгнали, а передали из рук в руки, учитывая пожелание руководства России.
— Могу идти, Николай Давыдович?
— Можете. Вы теперь все можете, дорогой…
В коридоре, даже у окна, где курят, никого не было.
«Выгнали! — Алешка плюхнулся в кресло. — Пинком под зад с переводом в Кремль…»
Он знал, что идти к Голембиовскому бессмысленно, Боднарук был идеальным заместителем главного, то есть он действительно замещал Голембиовского, если сам Игорь Несторович не хотел мараться.
«Все равно пойду! — Алешка упрямо мотнул головой. — Хуже не будет!»
Он быстро спустился к себе в кабинет. Какое счастье, господи! Дверь закрыта, никого нет…
«Во-первых, звоню Бурбулису. Решили, бл…, без меня, я что, крепостной, что ли? Во-вторых, к Голембиовскому! Я писал заявление? Нет. Вот пусть и объяснит!.. В крайнем случае удовлетворит меня отказом…»
Игорь Несторович когда-то рассказывал Алешке, что в Малом театре был такой директор — Солодовников. Когда Солодовникова только-только назначили, актеры пошли к нему косяком: кто квартиру просил, кто звание, кто зарплату… Аудиенция продолжалась, как правило, одну-две минуты, и люди выходили от Солодовникова совершенно счастливые:
— Разрешил?!
— Не-а, отказал. Но как!
«Я удовлетворил его отказом», — часто повторял новый директор.
Заорал телефон. Почему в редакциях телефоны не звонят, а именно орут? Алешка протянул руку и тут же отдернул её. Нет, не до звонков, надо сосредоточиться. А телефон не унимался, он звонил так, будто хотел сказать что-то очень важное.
— Алло!
— Господин Арзамасцев? Как хорошо! Здравствуйте, Алексей! Это Недошивин, помощник Геннадия Эдуардовича… Помните меня? Радостная весть: Геннадий Эдуардович ждет вас завтра в час дня…
«Да что происходит, черт возьми!»
— Спасибо, — пробормотал Алешка. — Пропуск закажите, а то не дойду.
— Ну что вы, Алексей Андреевич, как можно! Пропуск будет у меня в руках, а я встречу вас прямо на КПП, у Спасской башни…
16
Грачев нервничал: он уговорил Ельцина лететь в Завидово вертолетом, борт должен подняться в 12.45, а в Завидово, оказывается, ветер, переходящий в бурю. Ну какого черта, — да? Кто тянул его за язык? Всякая инициатива наказуема, Грачев понял это давным-давно, ещё в Каунасе, когда он командовал взводом, но так уж устроен русский человек: все-то ему хочется сделать как лучше…
Летом, когда приезжал генерал Пауэлл, председатель объединенного комитета начальников штабов Вооруженных сил США, Грачев повез его в Тулу к генералу Лебедю, в лучшую воздушно-десантную дивизию Советского Союза. Грачев ходил гоголем. Он был самым молодым (Язов выдвинул!) командующим Воздушно-десантными войсками страны за всю их историю. В июне 91-го Язов и Ачалов, его заместитель, посетили Вашингтон, где Пауэлл (не без ехидства, конечно) демонстрировал перед ними боевую мощь Нового Света. «Вы — е…. мастерски», — хмуро заметил Ачалов. Сейчас — высокий ответный визит. Пауэлл уже въезжал на полигон, как вдруг поднялся такой ураган, будто ветер решил уничтожить всю землю сразу. Грачев смутился: «Господин генерал, рисковать людьми не будем!» Но после двух стаканов за боевую дружбу между СССР и США молодой командующий разгорячился: «Офицеры, слушать приказ! Самолеты — в воздух!» Лебедь и Пауэлл стали его отговаривать, причем Пауэлл испугался не на шутку: «Мистер главнокомандующий, зачем? Ветер стихнет, тогда…» Нет, надо знать Грачева: «Сейчас увидите, суки, как умирают русские солдаты!» Перепуганные ребятишки-десантники разбежались по самолетам. Для них приказ Грачева — это приказ Родины. В итоге: шестнадцать перебитых ног, одна сломанная спина и один труп.
Увидев, как бьются люди, Пауэлл протрезвел: «Господа, что вы делаете?! Зачем?..»
В горах Гиндукуша, где Грачев воевал целых пять лет, он — герой Афганистана — был дважды контужен, получил семь ранений (два серьезных и одно очень серьезное), прыгал с горящего вертолета и дважды подрывался на мини-ловушке.
В войсках Павел Грачев был живой легендой. Десантники его обожали, московские генералы — боялись.
В декабре 86-го разведотряд Грачева попал в засаду. «Духи» подстерегли десантников в скальном разломе возле селения Баях. Погибли пять человек, Грачев знал их поименно: Алексей Кастырной, Иван Поташов, Сергей Осадчий, Владимир Токарев и Борис Местечкин. Грачев тут же поднял дивизию, «духов» поймали, и Грачев лично перед строем расстрелял их из своего автомата…
Все войны в конце XX века — бандитские, где подвиг ничем не отличается от преступления. Афганистан стал звездным часом молодого генерала Павла Грачева. Но когда человек, превратившийся (за пять лет войны) в головореза, вдруг, буквально в одночасье, становится министром обороны России, это все-таки слишком смелая кадровая политика.
Если бы министр обороны России не был бы головорезом, не было б и Чечни. Кровь в Грозном — это его тоска по Афганистану. И — водка. Грачев пил много, постоянно, причем пил (если он был не один) из своей старой командирской кружки, то есть — без меры…
— Соедините меня с Коржаковым, — распорядился Грачев.
Он кругами ходил вокруг старого дачного дома. Каждые пятнадцать минут дежурный адъютант докладывал метеосводку. Ничего хорошего: шквал.
— Это я, Саша, — тихо сказал Грачев. — Знаешь, тут докладывают… над лесом буря, лететь нельзя…
— Над каким ещё лесом? — насторожился Коржаков.
— В Твери, Саша.
— А, в Твери… — протянул Коржаков. — В Твери, значит? Над полями да над чистыми?
— Над ними. Санек… а, Санек… доложи Борису Николаевичу, пожалуйста…
— А ты, командир, сам позвони. Не стесняйся, командир! Так, мол, и так, товарищ Президент Российской Федерации, я, боевой генерал Грачев, хотел вые…… я перед вами, но неувязочка вышла, в сводку не заглянул…
Грачев не любил Коржакова: он злой, а злые люди — кусачие…
— Ты, командир, че раньше думал? Ты где раньше был, командир?
— Где?! В гнезде! Буря только что началась, понял?!
— Вот и докладывай!
— Саша!
— Да пошел ты…
Телефон поперхнулся лихорадочным тиком. Сволочь! Почему вокруг Ельцина столько сволочей?
— Товарищ Председатель Государственного комитета РСФСР по оборонным вопросам! — Адъютант вытягивался перед Грачевым так, будто хотел стать выше берез. — Министр обороны товарищ Шапошников просит взять трубку!
