Быть гувернанткой. Как воспитать принцессу - Елена Первушина

Я была в комнате графини Барановой, окна которой выходят на улицу. Утренний туман рассеялся. Под ослепительным солнцем сверкал снег и иней на деревьях Адмиралтейского бульвара. Проехали несколько мужиков, равнодушно лежа в своих розвальнях. Жизнь текла обычным порядком, беззаботно и бессознательно в двух шагах от комнаты, где умирал император! Контраст так поразил меня, что я поспешила уйти в церковь, где шла прежде освященная обедня, так как была пятница. В последний раз я слышала, как провозгласили имя императора среди живых. Еще молились о его здравии.

Что касается меня, я не знаю, было ли молитвой то, что во мне происходило. Всякое человеческое чувство было как бы уничтожено во мне перед лицом великой тайны смерти, совершавшейся на моих глазах в обстановке такой величавой и потрясающей. Мне бы казалось кощунством даже в глубине своей души молиться о выздоровлении императора или о продлении его дней. Рядом с этим смертным одром Бог, вечность представлялись мне единственной подлинной действительностью, смерть – переходом к этой великой реальности, а земная жизнь – сновидением или призраком, не достойным ни наших молитв, ни сожалений.

Император скончался, по-видимому, в ту минуту, когда завершалась обедня. Выйдя из церкви, я вернулась в вестибюль, где уже толпился народ. Генерал-адъютант Огарев вышел из комнат императора и сказал: «Все кончено». Наступила жуткая тишина, прерываемая глухими рыданиями. Двери из императорских покоев распахнулись, и нам сказали, что мы можем подойти к покойному и проститься с ним. Толпа бросилась в комнату умершего императора. Это был антресоль нижнего этажа, довольно низкий, очень просто обставленный, который император предпочитал занимать в последние годы своей жизни во избежание высоких лестниц, так как его парадные покои были на самом верху, над покоями императрицы. Император лежал поперек комнаты на очень простой железной кровати. Голова покоилась на зеленой кожаной подушке, а вместо одеяла на нем лежала солдатская шинель. Казалось, что смерть настигла его среди лишений военного лагеря, а не в роскоши пышного дворца. Все, что окружало его, дышало самой строгой простотой, начиная от обстановки и кончая дырявыми туфлями у подножия кровати. Руки были скрещены на груди, лицо обвязано белой повязкой. В эту минуту, когда смерть возвратила мягкость прекрасным чертам его лица, которые за последнее время так сильно изменились благодаря страданиям, подтачивавшим императора и преждевременно сокрушившим его, – в эту минуту его лицо было красоты поистине сверхъестественной. Черты казались высеченными из белого мрамора, тем не менее сохранился еще остаток жизни в очертаниях рта, глаз и лба, в том неземном выражении покоя и завершенности, которое, казалось, говорило: «я знаю, я вижу, я обладаю», в том выражении, которое бывает только у покойников и которое дает нам понять, что они уже далеки от нас и что им открылась полнота истины. Я видела смерть вблизи первый раз, но она не устрашила меня; наоборот, я почувствовала к ней тяготение. Я поцеловала руки императора, еще теплые и влажные, и не ушла, а встала около стены у изголовья и оставалась тут, пока проходила толпа, прощаясь с покойником. Я долго, долго смотрела на него, не сводя глаз, словно прикованная тайной, которую излучало это красивое и спокойное лицо, и с грустью оторвалась от этого созерцания.

Я добавлю здесь еще некоторые подробности о последних минутах императора, которые передала мне великая княгиня. Незадолго перед концом императору вернулась речь, которая, казалось, совершенно покинула его, и одна из его последних фраз, обращенных к наследнику, была: «Держи все – держи все». Эти слова сопровождались энергичным жестом руки, обозначавшим, что держать нужно крепко.

Вся императорская семья стояла на коленях вокруг кровати. Император сделал цесаревичу знак поднять цесаревну, зная, что ей вредно стоять на коленях. Таким образом, даже в эти последние минуты его сердце было полно той нежной заботливости, которую он всегда проявлял по отношению к своим. Предсмертное хрипение становилось все сильнее, дыхание с минуту на минуту делалось все труднее и прерывистее. Наконец по лицу пробежала судорога, голова откинулась назад. Думали, что это конец, и крик отчаяния вырвался у присутствующих. Но император открыл глаза, поднял их к небу, улыбнулся, и все было кончено! При виде этой смерти, стойкой, благоговейной, можно было думать, что император давно предвидел ее и к ней готовился. Отнюдь нет. До часа ночи того дня, когда он скончался, он не сознавал опасности и так же, как и все окружающие, смотрел на свою болезнь как на преходящее нездоровье. Вот еще некоторые подробности (имею их от графини Блудовой, которая сама слышала их от Мандта).

Конец ознакомительного фрагмента.

Примечания

1

Полностью воспоминания Ольги Николаевны опубликованы в книге: Быть принцессой. Повседневная жизнь при руссом дворе. М.: Алгоритм, 2017.

2

Сестра Николая I, тетя Ольги.

3

1835.

4

1844.

5

Карл Карлович Мердер (8 января 1787 – 24 марта 1834) – генерал-майор, генерал-адъютант, воспитатель императора Александра II.

6

Сочинения И. И. Голикова: «Деяния Петра Великого» (М., 1788–1789. Т. 1–12); «Дополнения к деяниям Петра Великого» (М., 1790–1797. Т. 1–18).

7

Поверенной (фр.).

8

Генриетта Гертруда Вальпургис Зонтаг, в замужестве – графиня Росси; немецкая оперная певица (колоратурное сопрано), с большим успехом выступала в Петербурге и в Москве в 1830–1837 годах.

9

Весьма критически оценивал педагогические способности Жуковского и сам Александр II.

10

58-летний Жуковский обвенчался в 1841 году в Дюссельдорфе с 19-летней Елизаветой Евграфовной Рейтерн, дочерью его давнишнего приятеля, живописца Е. Р. Рейтерна, и больше 12 лет прожил со своей новой семьей в Германии.

11

Из заграничной поездки императорской семьи в 1835 году на Сицилию в связи с болезнью Александры Федоровны.

12

Косынка, шейный платок.

13

Баронесса Ева Аврора Шарлотта Шернваль – из рода финских шведов, фрейлина и статс-дама русского императорского двора, общепризнанная красавица, адресат стихов Баратынского.

14

Екатерининский институт благородных девиц – место обучения дочерей нетитулованных дворян. Здание института размещалось на наб. реки Фонтанки (д. 36). О Екатерининском институте см.: Смольный институт. Дневники воспитанниц. М.: Алгоритм, 2017.

15

Императрица Мария Федоровна, жена Павла I и мать Николая I, была патронессой Екатерининского института.

16

Зауервейд Александр Иванович (1782–1844) – немецкий и русский художник, профессор батальной живописи Императорской Академии художеств. При Николае I был преподавателем рисования при великих князьях.

17

Барон Фридрих Вильгельм Генрих Александр фон Гумбольдт – немецкий ученый-энциклопедист, физик, метеоролог, географ, ботаник, зоолог и путешественник. Почетный член Петербургской академии наук. Побывал в России в 1829 году по приглашению российского министра финансов, для того чтобы посетить уральские рудные месторождения. Побывал в Санкт-Петербурге, Москве, Владимире, Нижнем Новгороде, Казани, Екатеринбурге, Перми. Осмотрел месторождения железных, золотоносных руд, самородной платины, малахита. Побывали на известных уральских заводах, в том числе Невьянском и Верхнетуринском. Был в Тобольске, Барнауле, Семипалатинске, Омске, Миассе, по Южному Уралу с осмотром Златоуста, Кичимска, Орска и Оренбурга. Посетил Илецкое месторождение каменной соли, прибыл в Астрахань, а затем совершили небольшую поездку по Каспийскому морю. По результатам поездки издал трехтомный труд «Центральная Азия».

18

Сэр Джеймс Кларк Росс (1800–1862) – британский военный моряк, исследователь полярных районов, именем которого названы море и ледник, два острова в Антарктике (Остров Росса и Остров Джеймса Росса), вид тюленей, вид бабочек и др.

19

Альфред Виктор де Виньи (1797–1863) – французский писатель-романтик, автор сборников стихов, исторических романов, пьес и поэм, в числе которых была одна, посвященная женам декабристов.