Джип из тыквы - Елена Логунова

Вытираю подолом свитера опустевшую кружку (тряпок тут тоже нет – не хозяюшка Макс, не хозяюшка), приставляю ее донышком к стене, приближаю к раструбу ухо и слушаю.

В соседней квартире тоже уже зародилась жизнь – об этом бодрым свистом сообщает закипающий чайник.

Неугомонное воображение талантливо рисует пухлые щеки сдобных булок и блестящие круглые глаза яичницы.

Это ведь не очень бестактно – явиться к незнакомым людям во время завтрака?

Я одергиваю на себе свитер, поправляю волосы, беру под мышку папку с документами и иду знакомиться с соседями.

Мою соседку зовут Клара Карловна. Это имя звучит, как скороговорка, и я ловлю себя на том, что озираюсь в поисках фамильного кларнета.

Фамильные кораллы искать не приходится – они висят на шее у хозяйки.

Клара Карловна – чертовски элегантная старуха в балахонистом платье из шелка сливочного цвета. В магазине винтажных нарядов это платье оторвали бы с руками, да и ног Клара Карловна там лишилась бы, потому что ее домашние туфельки – тоже экспонат музея моды. Расшитая мелким речным жемчугом телячья кожа – каково?

Я глазею на Клару Карловну, разинув рот.

У самой хозяйки он тоже не закрывается. Она явно рада моему неожиданному утреннему визиту и возможности обсудить нечто столь увлекательное, как моя история.

– Ах, Мэри!

Клара Карловна сразу же переделала Машу в Мэри, заявив, что «так намного изящнее».

Я не спорю. Немного изящества мне, хромоножке, не помешает.

– Ах, Мэри, как я рада! Вы-то меня поймете! – щебечет Клара Карловна, разливая чай по чашкам из полупрозрачного фарфора. – Склероз – это просто ужасно, а мои башибузуки только смеются над бабушкой!

Башибузуками Клара Карловна любовно называет своих внуков. Их у нее аж пятеро, все мальчики, и мне уже названы имена, которые я не запомнила.

Я была занята кратким пересказом своей истории. Клару Карловну она чрезвычайно впечатлила.

– Ах, бедная девочка! В столь нежном возрасте едва не утратила веру в людей! – сокрушается она, пренебрегая тем фактом, что в числе моих потерь по-прежнему числится память.

Очевидно, как склеротик со стажем Клара Карловна по опыту знает, что с этим можно жить.

– Вы удивитесь, но хороших людей я встретила больше, чем плохих, – говорю я, сама тому удивляясь.

В самом деле, вредоносных плохишей я насчитываю только трех: это Валек, Макс и выдра Тамара из больницы. А помогали мне супруги Тугарины, Лариска, Саныч, теперь вот славная старушка-соседка – выходит, добрых людей намного больше.

– Первым делом я поговорю с Жозефиной.

Клара Карловна бросает взгляд на золотые часики на запястье и встряхивает красиво подстриженными сиреневыми волосами:

– Ах, нет, сейчас она принимает жемчужную ванну… Что ж, я навещу ее за утренним кофе, – тут старая дама вспоминает о долге гостеприимства и строго велит мне непременно попробовать «эти восхитительные домашние эклеры».

Я набиваю рот пирожными и наслаждаюсь – завтраком, общением с милейшей соседкой и самим фактом того, что у меня появилась активная сторонница и защитница. А после ванны и утреннего кофе их станет даже две, ведь Жозефина – это не только наш управдом, но и лучшая подруга Клары Карловны.

– Дайте-ка мне эту вашу папку, Жозефина непременно захочет сделать копии документов для участкового, – говорит соседка. – Андрей Ильич должен быть в курсе аферы, которую затеял ваш Максим, это не помешает.

Я мысленно причисляю к своим союзникам участкового Андрея Ильича и со спокойной душой продолжаю объедаться пирожными. В хрупком теле Клары Карловны сокрыта термоядерная энергия, вся мощь которой сейчас направлена на решение моих вопросов. От меня требуется только безмолвное согласие с решениями старушки-полководца.

– Я позвоню слесарю! – вновь посмотрев на часики, сообщает она и вспархивает со стула. – Сидите, Мэри, сидите! Я лучше знаю, как разговаривать с рабочим классом.

С этим тоже не поспоришь: телефонный разговор Клары Карловны со слесарем удивительно краток и стопроцентно результативен.

– Он зайдет через полчаса, – информирует меня победоносная старушка. – У нас еще есть время выпить по чашечке.

Мы допиваем вкусный чай, и я откланиваюсь, пообещав Кларе Карловне «непременно заглянуть на огонек вечерком».

Поразительно вовремя – ровно через тридцать минут после разговора с моей соседкой – появляется слесарь. Я потрясена: точность – вежливость королей, от пожилого пролетария я ее не ожидала, но слесарь, видимо, облагорожен многолетним общением с Кларой Карловной и Жозефиной Георгиевной.

– Я ж при этом доме уже сорок лет состою, – охотно рассказывает он, возясь с замком. – Когда он крайкультпросвету принадлежал, я тут практику от училища проходил и вашу соседушку еще раскрасавицей помню.

Я слышу предательскую возню за соседской дверью и дипломатично говорю:

– Она и сейчас раскрасавица.

– Эт точно, – соглашается слесарь.

Из квартиры возрастной раскрасавицы, явно имеющей обыкновение подсматривать и подслушивать под дверью, доносится довольный смешок.

– А ты бы, дочка, не стояла тут на сквозняке, ты пока иди себе, мне работы на целый час, – говорит слесарь. – Новые ключики я потом Кларекарлне занесу.

Упомянутая особа за своей дверью взволнованно ахает и шуршит винтажными телячьими тапками прочь. Не иначе торопится печь восхитительные домашние эклеры.

– Да, мне еще сигнализацию на машину поставить надо и продуктов купить, – вспоминаю я о других своих делах. – Пойду, пожалуй.

Выдаю благородному слесарю гонорар за труды авансом и покидаю дом, милый дом, в прекрасном настроении.

Похоже, моя жизнь налаживается.

Пока механики в автосервисе возятся с сигнализацией, я в ближайшей кондитерской пью кофе, растягивая одну большую порцию капучино на полтора часа. Впервые за последнюю неделю я никуда не спешу и у меня есть время поразмыслить на тему «Возникновение и развитие супермена».

Подвопросом «С чего это лично я подалась в эмпаты?» я не задаюсь.

Во-первых, мне неведомо, были ли у меня какие-то сверхспособности и раньше, до аварии.

Во-вторых, представляется вполне логичным считать днем рождения супермена (точнее, супервумен, поскольку речь идет обо мне) четвертое июня. Полет на бескрылой машине с высоты горного перевала – это серьезная заявка на большие перемены.

Я думаю о другом. За минувшие сутки я дважды умудрилась исполнить фигуру высшего эмпатического пилотажа – на пляже влезла в голову Саныча, а в санатории – в башку Валентина.

Даже не влезла, а влетела, сделав это моментально и без усилий!

Итак, вопрос: как же мне это удалось?

Я точно помню, что ничего для этого не делала!

В отличие от провалившегося эксперимента в столовой, когда я пыжилась и тужилась, пытаясь супервзглядом пробить лобовую броню славных дедушек.

То есть, когда я хотела это сделать, у меня ничего не вышло. А потом вдруг раз – и получилось само собой! Два – и снова само собой!

Хотя сегодня я (каюсь) снова буравила взглядом и Клару Карловну, и благородного слесаря, но все напрасно.

Может быть, в данный момент я нахожусь в стадии развития своего мистического таланта и через некоторое время без каких-либо усилий с моей стороны эволюционирую до эмпата, который заскакивает в чужие головы и души, как резвый мальчик на подножку трамвая?

Хотелось бы.

Но что-то подсказывает мне, что любой талант нужно дополнить трудом, иначе ничего не выйдет. То есть, чтобы добиться желательного результата, я должна что-то сделать.

Но что?!

«А что ты делала раньше?» – спрашивает внутренний голос, побуждая меня к поиску чего-то такого, что объединяет все случаи проявления мной таланта высшей эмпатической категории.

Мне нужны ручка и бумага. На столике есть салфетки, но за пишущим прибором приходится обратиться к официантке, а она брезгливо оттопыривает губу:

– Что? Ручку? У нас нет никаких ручек.

– Совсем никаких? – я завожусь с полоборота. – А как же сделать запись в книге жалоб?

Таковая в заведении имеется, стоит в кармашке на стенде с надписью «Уголок покупателя». Уединяться в этом неуютном уголке я не желаю – мое место за столиком гораздо комфортнее, ограничиваюсь похищением со стенда авторучки.

Заказываю еще капучино, разворачиваю бумажную салфетку и вдохновенно черкаю на ней:

1. В клинике – Макс.

2. Там же – медсестра Тамара.

3. На пляже – Саныч.

4. В санатории – Валентин.

Четыре случая полного проникновения – таков мой короткий послужной список суперэмпата.

Что же эти случаи объединяет?

Люди были разные, места тоже. Собственно, главная общность – мое присутствие и участие, весьма пассивное. В первом случае я едва вышла из комы, во втором – только что проснулась, в третьем – сидела ранним утром на пляже, в четвертом – очнулась после удара по голове.