Боевое Знамя - Бернард Корнуэлл

- Вставай, парень, - велел он Кларку.

- Тебя не сильно ранило. Ничего такого, что бы не вылечил глоток виски. 
Пенсильванцы бежали. Полосы американского флага исчезли на севере, но синее знамя с орлом и витиеватой немецкой надписью нес прихрамывавший сержант. Старбак побежал за ним, приказывая сдаваться. Капрал-янки заметил Старбака и выхватил револьвер, который снял с мертвого офицера мятежников, но в барабане не оказалось патронов, и револьвер просто щелкнул вхолостую.
 Капрал выругался по-немецки и попытался пригнуться, но штык Старбака вспорол ему живот, а приклад Исы Уошбрука размозжил череп, и капрал упал. С юга накатывалась огромная волна вопящих мятежников. Седовласый офицер выхватил знамя с орлом у хромавшего сержанта и размахивал навершием как неуклюжей алебардой. 
Сержант упал ничком и закрыл голову руками. Офицер, яростно вопя, споткнулся о распластанное тело. Растянувшись на земле, он пытался нашарить револьвер в поясной кобуре, но нависший над ним Старбак с силой всадил штык меж ребер. Старбак заорал, и его крик, несущий в себе облегчение, смешанное с каким-то исходящим изнутри животным чувством, потонул в вопле умирающего пенсильванца. Старбак с силой надавил, пока сталь окончательно не остановилась, и оперся о приклад. Траслоу тем временем вырвал знамя с орлом из скрюченных и внезапно ослабевших рук умирающего, чьи длинные седые волосы окрасились в кроваво-красный цвет.
Старбак, которого одолели примитивные инстинкты дикаря, отобрал у Траслоу знамя и потряс им в воздухе, разбрызгивая капли крови с полотнища:


- Мы сделали это! - воскликнул он, обращаясь к Траслоу.

- Мы сделали это!


- Именно мы, - многозначительно добавил сержант, покосившись в сторону по-прежнему прячущегося Медликотта.


- Я набью морду этому ублюдку, - ответил Старбак. Он обернул полотнище вокруг лакированного древка.

- Коффмэн! - закричал он, ища лейтенанта, чтобы передать ему флаг.

- Коффмэн! Чтоб тебя, куда ты делся, Коффмэн?


- Я здесь, сэр, - слабый голос лейтенанта донесся откуда-то из-за поваленного дерева.


- Господи! - выругался Старбак. Немощный тон наводил на мысль о Коффмэне, вот-вот потеряющем сознание. Старбак бегом пересек поляну, перепрыгнул через дерево и обнаружил юного лейтенанта стоящим на коленях с выпученными глазами и побледневшим лицом. Но ранен был не он. Коффмэн был в порядке, просто находился в шоке. Ранен был Таддеус Бёрд, добряк-полковник. Мертвенно бледный и истекая кровью, он лежал у поваленного дерева.


- Господи, Нат, больно-то как, - с трудом признес полковник.

- Я прибыл, чтобы забрать вас, но меня подстрелили. И револьвер забрали, - он попытался выдавить улыбку.

- Он даже заряжен не был, Нат. Всё забываю его зарядить.


- Только не вы, сэр, только не вы! - Старбак упал на колени, забыв и про захваченное знамя, и про труса Медликотта. Перед глазами внезапно всё расплылось.

- Нет, Дятел, только не ты! - ибо подстрелили лучшего воина бригады. 
Через все поле, от склонов Кедровой горы до вытоптанных кукурузных полей к западу от дороги, наступали мятежники, освещаемые заходящим солнцем, которое казалось раздувшимся шаром красного пламени, окутанным клубами пушечного дыма. Вечерний ветерок понес дымные облачка над головами убитых и раненых. 
Четырем орудиям - Элизе, Луизе, Мод и Анне - внезапно нашлась работенка: у кромки леса появились, словно волчьи стаи, солдаты в сером. Артиллеристы открыли огонь прямо поверх голов своей же отступающей пехоты. Разрывающиеся у погруженного в тень леса снаряды оставляли клубы серого дыма.


- Передки сюда! Шевелитесь! - майор артиллерии, лишь секунду назад пытавшийся прочесть в свете заходящего солнца последние строки засаленной книги "Мечты холостяка" [11], осознал, что орудия необходимо переместить севернее, иначе батарея окажется в руках врага.

- Коня мне! - закричал он.
Пока собирали орудийную прислугу, батарея вела огонь. Лейтенант, лишь недавно выпустившийся из Вест-Пойнта, заметил конную группу офицеров-мятежников у опушки леса.


- Прицел влево! - закричал он, и расчет налег на рычаги, разворачивая дубовый лафет Элизы.

- Цельсь! Один оборот вверх! Зарядить шрапнель! - зарядный картуз затолкали в вычищенный ствол, и сержант проткнул саржевую упаковку с порохом сквозь запальное отверстие.


- Шрапнели нет, сэр! - доложил канонир, наклонившись над ящиком с боеприпасами.


- Заряжайте ядро, заряжайте что угодно, но поживее, Христа ради! - лейтенант не отрывал глаз от соблазнительной мишени. 
Ядро забили в ствол. Сержант затолкал фрикционный запал в запальное отверстие и отошел в сторону со шнуром в руках.


- Орудие готово! - сообщил он.
Передок Элизы, доставленный шестеркой лошадей, остановился позади, готовый к погрузке орудия.


- Пли! - скомандовал лейтенант. 
Сержант потянул за шнур, и фрикционный запал был приведен в действие. Огонь воспламенил порох, и десятисантметровое железное ядро понеслось через окутанное дымом поле. Отдача была настолько велика, что орудие, словно несущийся на полной скорости поезд, откатилось назад на добрых десять шагов, подмяв под себя и раздавив ноги двух лошадей, запряженных в повозку. С диким ржанием они рухнули на землю, напугав других лошадей, которые забились в ужасе. Одна из них выломала ось повозки, другая сломала ногу о передок, и за какое-то мгновение организованное отступление артбатареи из-за перепуганных лошадей превратилось в кошмар.
Один из артиллеристов пытался освободить уцелевших коней, но не смел приблизиться к ним, опасаясь бьющихся в агонии животных.


- Пристрелите их, Бога ради! - прокричал сидевший в седле майор.
Над его головой просвистела пуля. В огненных сумерках зазвучал жуткий вопль мятежников. 
Одна из лошадей ударила пытавшегося освободить животных канонира в бедро, и с дикими криками он рухнул на землю со сломанной ногой. 
Шрапнельный снаряд, выпущенный мятежниками, разорвался в нескольких шагах, и объятую ужасом кучу вопящих людей и лошадей накрыло осколками.
Другие три орудия уже были прикреплены к своим передкам.


- Пошел! - закричал майор.

- Пошел, пошел, пошел! - и почерневших Луизу, Мод и Анну быстро увезли. В поручни передков мертвой хваткой вцепились канониры, пока кучеры с силой хлестали напуганных лошадей.
Дымящаяся же Элиза осталась на месте, покинутая всеми, после того как второй снаряд мятежников обрушился на кровавое месиво из плоти, сбруи и судорожно дергающихся лошадей. Взметнулся фонтан крови, и лейтенанта, командовавшего Элизой, вырвало. Придя в себя, он медленно похромал на север.


Капитан Этерингтон провел преподобного доктора Старбака мимо брошенного орудия и кровавой, бьющейся в конвульсии кучи, оставшейся от расчета. Священник, потерявший свой цилиндр, беспрестанно оборачивался в седле - вглядываясь туда, где наступала под своими грязными знаменами шеренга одетых в серое солдат. На одном из мятежников он заметил свой цилиндр, но нахмурился он не поэтому, а из-за мучившего его вопроса - почему Господь допустил их поражение? 
Почему благую цель, которую преследовала избранная Богом же нация, беспрестанно сопровождают катастрофы? Ведь если Господь благословил Соединенные Штаты, страна, без сомнения, должна процветать, но ничего подобного не происходило и в помине. А значит, какой бы благой ни была их миссия, этого недостаточно. Может быть, лидеры нации и верны идее сохранения Союза, но пока они с равнодушием относятся к избавлению от рабства, Господь, несомненно, продолжит обрушивать на них свою кару. А значит, освобождение должно свершиться еще скорее. Снова уверовав в благородство своей миссии, преподобный Старбак с развевающимися на ветру волосами поскакал дальше, в безопасное место.


В миле от преподобного Элияла Старбака, у поросшего лесом хребта, где атака северян, достигнув пика, была отбита, остановился генерал Вашингтон Фалконер в сопровождении офицеров штаба. Сидя верхом, они рассматривали поле битвы. Две пехотные бригады янки отступали через широкое пшеничное поле. Их торопили прибывшие артиллерийские батареи, раз за разом обстреливающие спешащие шеренги шрапнелью и ядрами. В ответ огрызалась лишь одна батарея северян.


- Не будем выставлять себя мишенями, - объявил Фалконер и отъехал за деревья, укрывшись от обстрела.


Свинерд остался один. Он спешился и готов был вести первую цепь бригады вниз по склону. Другие части мятежников уже на четверть мили ушли от леса, но бригада Фалконера выступила позже и до сих пор пробиралась сквозь деревья. Свинерд видел, как Фалконер укрылся в лесу, поэтому без зазрения совести извлек фляжку с виски и поднес ко рту. Опустошив ее, он обернулся, чтобы прикрикнуть на наступающую шеренгу и поторопить солдат, но, стоило ему повернуться, как над головой словно проревел всесокрушающий вихрь.
Из легких выбило весь воздух. Он пытался закричать, но не мог выдавить даже слабого звука. Ноги его внезапно подкосились, застрявший в горле виски на вкус вдруг стал кислым. Он рухнул на землю за мгновение до того, как что-то треснуло за спиной, словно оглушительно грохнула створка ворот, ведущих прямиком в ад. Свинерда ослепило, словно десяток солнц одновременно бил ему в глаза, заливая всё нестерпимым светом. Он лежал на спине, не в состоянии шевельнуться, едва дыша, а ослепительный свет продолжал заполнять собой его поле зрения еще несколько секунд, пока, наконец, утомленный алкоголем мозг не плюнул окончательно на попытки осознать, что же с ним произошло.
Он впал в беспамятство, сабля выскользнула из безвольной руки. Ядро, выпущенное обреченной Элизой, пролетело в нескольких сантиметрах от головы Свинерда и врезалось в дуб, росший за его спиной. Ствол дерева был расщеплен снарядом пополам и принял форму буквы Y, и его гладкая внутренняя поверхность напоминала только что отлитый брусок золота.
Бригада Фалконера прошла мимо лежащего ничком полковника. Никто даже не попытался остановиться и помочь, никто не наклонился над ним, чтобы проверить, жив полковник или мертв. Некоторые плюнули на него, другие с удовольствием бы обчистили его карманы, но офицеры гнали шеренги вперед, и марширующая по пшеничному полю бригада спешила присоединиться к погоне за отступающим противником.
В конце концов полковника Свинерда обнаружили капитан Старбак и сержант Траслоу. Бёрда они отнесли к полевому госпиталю доктора Дэнсона, где тот уверил их, что рана в груди полковника может оказаться не смертельной. Они сделали вид, что поверили его заверениям.