Снова хочу быть твоей (СИ) - Малиновская Маша

Слова ударяют, как молот. Наотмашь пощёчинами лупят.

Ангелина.

Конечно.

А я остаюсь. Одна.

Но кому, кроме как себе самой я могу предъявить эту претензию?

— Нет… — я начинаю, но он уже проходит мимо меня, собирая свои вещи в чемодан. Он делает это быстро, безразлично, словно каждый его жест отсекает меня от его жизни. Я пытаюсь что-то сказать, что-то сделать, но ничего не выходит. Он уже всё решил.

— Сева, не уезжай... Пожалуйста... — прошу я тихо, чувствуя, как душа разрывается от боли. Ещё мгновение, ещё секунда — и я расколюсь, развалюсь на кусочки.

Но он не останавливается. Словно не слышит меня. Будто слова мои, словно горошины, отбиваются о глухую стену.

— Сева, — в отчаянии хватаю его за запястье, но тут же отдёргиваю руку, словно обжёгшись. — Я прошу, давай поговорим. Просто сядем и поговорим. Я знаю, что ты не хочешь слышать меня, но прошу…

— Лиза, хватит, — Он останавливается и поднимает на меня тяжёлый взгляд. Его голос звучит устало. — Мне нужно время подумать, как быть дальше. У нас общий сын, и я не собираюсь исчезать из его жизни. Но сейчас мне надо остыть.

Рядом с Ангелиной…

Он закрывает чемодан, бросает на меня последний взгляд — тяжёлый, полный горечи и разочарования. И уходит.

А я стою в пустой комнате, смотрю на закрытую дверь и не могу сдвинуться с места. Ноги к полу прирастают, от отчаяния сил уже нет даже просто пошевелиться.

Не знаю, сколько так стою. Ноги немеют уже, стоять больно, но я продолжаю наказывать себя.

Пусть будет больно. Пусть.

Поделом мне, лгунье… Поделом.

Ночь наступает, как будто вдавливая меня в тишину. Я плачу. Не сплю. Считаю часы, хотя знаю, что это не поможет.

Он ушёл к другой и чётко дал мне это понять.

26

Несколько недель спустя…

Сева возвращается домой вечером, когда Рома уже бегает по квартире, как заведённый, переполненный энергией после короткого дневного сна. Сегодня суббота, и у него в саду выходной. У меня тоже сегодня приёма нет, поэтому мы вместе с самого утра.

Весь день я стараюсь не думать о Севе, не мучить себя вопросами о том, где он был и что делал. Был ли с Ангелиной, или может у него уже другая женщина.

Но его появление всё обрушивает на меня с новой силой. Всё это время мы едва общаемся, словно живём в параллельных мирах, но его присутствие — это как тень, нависающая надо мной. Мне дышать становится нечем, когда он дома, а когда его нет — ещё хуже.

— Папа приехал! — кричит Рома, бросаясь к нему с сияющими глазами.

Сева улыбается сыну, подхватывает его на руки и кружит, как ни в чём не бывало. Для Ромы ничего не изменилось. Он счастлив, он смеётся, он в безопасности — и это главное. Сева предложил ему звать его папой, если тому захочется, и Ромка с удовольствием эту идею подхватил.

Я наблюдаю за ними, стоя в дверном проёме, чувствуя, как внутри всё ноет от обиды и разочарования, но, по крайней мере, Рома не чувствует этой напряжённости между нами. Для него всё так же хорошо, как и было раньше.

— Как дела, боец? — спрашивает Сева, глядя на Рому с такой нежностью, которая режет меня до самого сердца. Он бросает на меня мимолётный взгляд, в котором нет ни холодности, ни ярости — просто пустота. Как будто между нами больше ничего нет. Вообще ничего. Даже боли.

— Хорошо! Мы сегодня с мамой рисовали! — говорит Рома, хватая Севу за шею, будто боится отпустить. — Хочешь посмотреть?

— Конечно, покажи, что ты нарисовал.

Они садятся на ковёр, и Рома разворачивает перед ним листы бумаги с детскими каракулями. Я чувствую, как меня медленно выдавливают из этого момента, как будто я здесь лишняя. Они смеются, обсуждают рисунки, а я просто стою, не в силах даже присоединиться. Сева отдаёт всё своё внимание сыну, и я знаю, что он делает это осознанно, чтобы не касаться меня, не открывать старые раны.

И вот тут раздаётся звонок в дверь. Я замираю и смотрю на Севу.

Кто это может быть?

Он сводит брови и поднимается.

— Открою, — бросает по пути к двери.

За дверью оказывается… мать Севы.

— Так, ну от вас не дождёшься визита, дорогие мои, — сетует женщина, входя в квартиру.

Я удивлена. Она редко приезжает без предупреждения, и я не знаю, как мне сейчас вести себя с ней, зная, что между мной и Севой — пропасть, которую невозможно скрыть.

Мать у него вообще необыкновенная женщина. Добрая, интеллигентная. Сева, по сути, сказал ей правду. Что у нас отношений нет, что сын — его. Я боялась её реакции, но удивилась, как тепло она приняла и меня и Ромку, когда приехала в первый раз. Тогда Сева как раз уехал.

Мы не обсуждали ничего: ни то, как так всё вышло, ни почему я не говорила её сыну о ребёнке. Она просто приехала с подарками для Ромы, познакомилась с ним, мы выпили с ней чаю, а, уезжая, она тепло обняла меня.

Ни упрёков, ни претензий, ни долгих осуждающий взглядов.

Она будто дала мне понять, что я не одна. И внуку очень обрадовалась.

Но всё же её присутствие заставляет нас обоих изображать нормальность. Сева поднимается с пола и тепло обнимает мать.

— Лиза, как ты? — спрашивает она, поднимая на меня глаза, полные заботы.

— Всё хорошо, — отвечаю я, выдавливая из себя улыбку, которая ощущается, как маска. — Просто на работе загружена, немного устала.

Сева молча наблюдает за мной, но я не могу поймать его взгляд. Мы с ним словно на разных полюсах. Его мать не должна знать о том, что происходит на самом деле. Что между нами с Севой такая пропасть.

Она не должна видеть трещин.

Поэтому я улыбаюсь, сажусь рядом с ними, веду себя так, будто всё хорошо. Мы говорим о пустяках, обсуждаем Рому и его успехи в садике, но каждая секунда этого разговора даётся мне с трудом. Я чувствую, как натянутая струна между мной и Севой вот-вот лопнет.

Когда она уезжает, я выдыхаю, будто наконец-то могу дышать. Сева укладывает Рому в постель, читает ему сказку, а я стою в дверях его комнаты, наблюдая за ними.

Он — идеальный отец. Идеальный для Ромы. Но для меня он стал чем-то недосягаемым.

Что-то внутри меня сжимается, когда я слышу его низкий голос, когда вижу, как Рома, заснув, обнимает его руку.

Я жду, что Сева что-то скажет, когда он выйдет из комнаты, но он просто проходит мимо меня, даже не задержав на мне взгляд. Это больнее, чем любые слова. Молчание, как нож, которым он отрезает все нити, связывающие нас.

Он уходит, не прощаясь. Я слышу, как хлопает дверь, и только тогда позволяю себе выдохнуть.

Прохожу в ванную комнату, закрываю дверь и прислоняюсь спиной к холодным плиткам. Слёзы наворачиваются сами по себе, как и каждый вечер после того, как он вернулся с отдыха с Ангелиной.

Я лезу рукой в карман и достаю оттуда маленький белый пластиковый тест, на котором отчётливо видна вторая полоска. Положительный тест на беременность, который я сделала сегодня утром.

Я беременна.

От него.

Снова.

Это невыносимо. Я сжимаю тест, зажав его в кулаке, и опускаюсь на пол. Слезы текут сами собой, сдавливают грудь, не дают дышать. Как я скажу ему? Как он отреагирует? Я боюсь, что эта беременность станет последним ударом, который разрушит всё окончательно. Но я уже не могу ничего изменить.

Я остаюсь одна в этой тишине, которая душит меня больше, чем сама правда.

Но я больше не повторю своих же ошибок. Завтра я всё ему расскажу.

27

Казалось бы, что тут сложного?

Открой рот и скажи, как есть.

“Я беременная от тебя. Снова”

Несколько слов, времени много не займёт. Но всё складывается так, что я уже неделю просто не могу поговорить с ним.

У Севы открытие нового филиала фитнес клуба, и он весь день проводит на работе. Когда я просыпаюсь, его уже нет дома. Вечером приходит поздно, играет с Ромкой, и едва я успеваю уложить сына, как обнаруживаю, что Сева уже ушёл к себе и запер дверь. Дважды я пыталась постучать, но он не ответил. Возможно, спал или смотрел что-то в наушниках, а может, не считал нужным общаться со мной.