Деспот (СИ) - Саша Кей

жива. Она сгорела на расстоянии или в моей скорби по родителям, что намного сильнее других чувств? Или она просто отодвинулась на задний план?

А Андрей… любит ли он меня на самом деле?

Мне надо понять. Очень надо, потому что я запуталась в силках из вины, беспомощности и страха.

Весь кошмар ситуации в том, что я не чувствую боли при мысли о возможном разрыве. Только вину. И если все уже в руинах, то надо просто это все прекратить.

Слышу, как Марич выходит из спальни и спускается на первый этаж.

Да. Он же завтракает же в восемь.

А я пропущу. Я не смогу сейчас с ним есть за одним столом.

Как супружеские пары это делают? После ночного разврата садятся за стол и как ни в чем не бывало принимают пищу? Просят передать соль и не представляют друг друга голыми?

Или они представляют, и это нормально?

Мне это недоступно. Я сгорю от стыда.

Надо чем-то себя занять, чтобы не сойти с ума, прокручивая в голове утренние события.

Отправляю несколько вопросов папиной помощнице по поводу поминок. Отписываюсь домработнице, услуги которой теперь почти не нужны. Отвечаю на письмо из свадебного салона.

Это возвращает меня к мыслям об Андрее.

В восемь он, наверное, ещё спит, но я строчу ему сообщение. Прочитает, когда прочитает. Но ответ приходит быстро, хоть я его и не жду.

«Вчера проводил родаков в аэропорт, сплю. До обеда точно не поеду никуда. Давай во второй половине дня определимся, во сколько и где». И смайлики.

Это не очень похоже на Андрея, наверное, спросонья понатыкал, чтоб я не подумала, что он груб.

До обеда я свихнусь. У меня горит. Я не могу ждать. Мне надо объясниться, выяснить, почему он так ко мне стал холоден, правда ли, что он поставил камеру и как ему это в голову пришло.

Я просто съезжу к нему и возьму тёпленьким.

И тут же вспоминаю, что Марич велел предупреждать его, если буду уезжать. Помявшись, понимаю, что не могу заставить себя спуститься к нему. В окно вижу, что шофёр уже выгнал машину к крыльцу.

Спрятавшись за шторами, дожидаюсь, пока Марич сядет в автомобиль и выедет за ворота, и только после этого пишу ему сообщение, что я сегодня поеду в город. Подумав, добавляю, что, если задержусь, дам знать.

Скупой ответ: «Принято», меня более, чем устраивает.

Спускаюсь в холл, и меня перехватывает та женщина в фартуке.

– Анастасия Дмитриевна, я сейчас накрою завтрак.

А где Сати? Но спрашиваю я, разумеется, другое:

– Простите, а как вас зовут?

– Анна, – улыбается она.

– Анна, я не…

– Да вы попробуйте, – всплескивает повариха руками. – Кофе я сейчас сварю, а так Александр Николаевич сказал, что вы рыбку в омлете любите. Я и запекла…

Я сглатываю выделившуюся слюну.

Рыба в омлете…

По моим глазам Анна видит, что я попадаюсь на крючок.

– Ну вот, – радуется она. – Я сейчас в столовой накрою…

А я понимаю, что меня обуял зверский голод.

– Не надо, – бормочу я и иду за Анной, как намагниченная. – Я и на кухне поем.

Шокируя женщину, я, вооружившись вилкой, нападаю на блюдо стоя и почти с урчанием лопаю прямо из формы для запекания.

– Да что ж вы? Господи, деточка, на салфетку, – суетится Анна.

А я ем так, что за ушами трещит, и как я не пытаюсь себя убедить, что радоваться мне совершенно нечему, настроение приподнимается.

Облизывая вилку, прихожу к философскому выводу, что человек такая тварь, которая приспосабливается ко всему. Видимо, совесть тоже обретает такие качества, как эластичность.

Усевшись в итоге за кухонный стол с чашкой кофе, под умильным взглядом Анны устанавливаю себе приложение для вызова такси и чувствую себя при этом дикой бунтаркой, хотя Марич мне ничего не запрещал.

Кроме секса с женихом.

Психую. Это невыносимо!

Надо срочно выйти из этого дома, и тогда я перестану думать о сексе.

Это действительно помогает, и, подъезжая к дому Андрея, я уже вполне собрана.

У Кастрыкиных охраны нет, но она и не требуется, посёлок охраняется. Только сигнализация, но раз Андрей дома, то она отключена. Калитка как обычно не заперта. Жених, не приспособленный к кулинарии, часто заказывает еду и, чтобы не тащиться к воротам, оставляет калитку и входную дверь незапертой.

Но я для того, чтобы у Андрея была возможность надеть хотя бы брюки, поднявшись на крыльцо, из вежливости нажимаю на звонок.

Точно спит. Щелчок домофона, позволяющий мне назваться, раздается только через несколько минут. Это тоже дань хорошим манерам. Дверь открывается с приложения в телефоне, там на камере видно, кто пришел.

Я толкаю дверь и прохожу в просторный холл.

По винтовой лестнице мне навстречу спускается Ленка.

Она абсолютно голая. На ней только длинные серьги и ничего кроме.

Нисколько не стесняясь и не пытаясь прикрыться, она подходит ко мне, замершей в ступоре:

– Милости просим.

Глава 14

Я смотрю в наглые глаза, в которых светится триумф, и меня накрывает пониманием, что я дура.

Нет.

Глупая болонка. Так будет точнее.

Со стороны кухни слышно призыв Андрея:

– Кто там, кисунь? Ты мне яичницу сделаешь?

Молча отодвигаю бывшую подругу и иду на голос.

Картина маслом: из-за раскрытой двери холодильника для напитков торчит зад. Голый зад.

Ну просто идиллия в раю. Адам и Ева.

– Я сделаю тебе яичницу. Болтунью, – обещаю я.

Вздрогнув, задница скрывается за дверцей, а над ней появляется взлохмаченная голова жениха. На его шее алеют смачные засосы. Песня просто.

– Настя, что ты здесь делаешь?

Ничего умнее он спросить не мог.

– Ты холодильник-то закрой, – выплёвывая я, – а то яйца испортятся.

– Тебе же дали понять, что тебя не ждут. Что ж, проходи и не удивляйся, – радует меня из-за спины Ленка житейской мудростью.

Понятно, откуда смайлики. Мой дорогой не писал мне ничего, это ясно по его нахмурившемуся лицу.

Андрей бросает на Ленку взгляд и, расправив плечи, захлопывает дверь холодильника, представая в первозданном виде. Ну да, надо же хотя бы перед ней не ударить в грязь лицом. Показать ей, кто здесь вожак прайда и главный самец-осеменитель.

Внешние данные у Андрея впечатляющие. Собственно, это одна из причин, по которым я обратила на него внимание. После одного момента в прошлом я ценю привлекательность мужского тела, а жених