Мы пойдем другим путем! От «капитализма Юрского периода» к России будущего - Александр Бузгалин

Тот факт, что клановые группировки сконцентрировали в своих руках большую мощь и влияние, еще ничего не говорит ни за, ни против их возможностей принять участие в обеспечении экономического подъема. Суперкорпорации вполне могут быть опорой экономического прогресса. Дело в другом.

Как мы уже отметили, было бы большим упрощением рассматривать отечественную социально-экономическую жизнь как строго размеренную рыночную конкуренцию (с четко определенными правилами и рамками) этих суперкорпораций. Российская экономика является в полном смысле слова трансформационной, а это означает в данном случае следующее.

Во-первых, сами кланово-корпоративные структуры находятся в процессе становления; их границы аморфны и подвижны. Одни и те же фирмы, банки, чиновники и даже целые ведомства (а подчас и высшие лица государства) меняют свои ориентиры, симпатии и антипатии, перемещаясь из одного клана в другой или пытаясь включиться в целый ряд клановых структур. Более того, поскольку вся страна находится в условиях «диффузии институтов», постольку большая часть кланов организационно не оформлена и не институционализирована («Газпром» здесь – исключение; как правило, сколько-нибудь доказательно определить и формально описать структуру клана почти невозможно).

Во-вторых, кланово-корпоративные структуры в большинстве случаев характеризуются взаимной диффузией, «втеканием» друг в друга, и это их отличительная, специфическая для переходных обществ черта.

В-третьих, взаимодействие кланово-корпоративных структур строится на основе сочетания сложной системы методов. Можно предположить, что главной из форм борьбы (равно как и «дружбы», взаимной поддержки) являются различные неформальные внеэкономические взаимодействия. К числу последних можно отнести личную унию, сговоры, соглашения о разделе рынков и сфер влияния, «правилах» конкуренции, а также рэкет, подкуп, шантаж и т. п. Рыночная конкуренция только возникает и является не просто несовершенной (в том смысле, какой вкладывает в это понятие учебник экономике), а деформированной от рождения. По сути, это не столько игра стихийных сил, где побеждает тот, у кого ниже издержки, выше качество и т. п., а борьба сил локального регулирования. Каждый из кланов старается регулировать не только рынок (подобно тому, как это делают монополии), но и воздействовать на отношения с государством, использует добуржуазные методы давления и т. п.

Пытаясь перераспределить все эти каналы власти в свою пользу, эти силы сталкиваются в борьбе, где побеждает сильнейший клан, а не наиболее конкурентоспособный товар – это важнейшая специфическая черта конкуренции в трансформационной экономике (это похоже на соревнование по бегу в мешках, где побеждает не тот, кто лучше бегает, а тот, кто лучше может бежать в мешке). Наконец, существенную роль во взаимодействии кланов играет модифицированный механизм « плановой сделки » (только его объектом становятся не директивы по валовому выпуску продукции, а налоговые, кредитные и т. п. льготы).

В-четвертых, в трансформационной экономике идет (как уже отмечалось) крайне активный и масштабный процесс перераспределения прав и объектов собственности, а вместе с этим и хозяйственной власти. Сотни миллиардов долларов уже перераспределены и продолжают перераспределяться, и этот процесс составляет важнейшую сферу взаимодействия кланово-корпоративных структур в России.

В результате взаимопересечения этих специфических механизмов жизнедеятельности и взаимодействия кланов и образуется такая экономика, как экономика России, где либерализация цен приводит к гигантской инфляции и спаду, где этот спад и институциональный хаос создают максимально благоприятную среду для ускоренной концентрации хозяйственной власти в руках ограниченного круга кланов-корпораций, а большинство трудящихся теряют 1/3 своих доходов, не говоря уже о почти полной потере сбережений, социальной защищенности, стабильности и др.

Сказанное внушает серьезные опасения, что стратегической задачей для кланово-корпоративных группировок России на ближайшую перспективу станет не технологическая и социальная модернизация, а продолжение борьбы за дальнейшее перераспределение объектов и прав собственности в свою пользу и расширение сфер своего влияния. Для того чтобы обеспечивать свои экономические интересы, в описанных условиях трансформационной экономики России кланам нужны совсем иные средства, чем вложения в модернизацию, а именно: расширение влияния на финансовые институты, продвижение своих людей в государственные структуры, поиск путей полулегальной скупки акций (например, за счет давления на рабочих или их косвенного обмана) и т. п.

Кроме того, следует иметь в виду, что значительных инвестиционных ресурсов у этих структур просто нет. Об этом свидетельствует и реальное поведение тех кланово-корпоративных группировок, которые тесно связаны с промышленностью. Даже наиболее консолидированные из них, такие как «Газпром» или нефтяные кланы, очень вяло осуществляют производственные инвестиции. Экономический рост 1999–2001 годов, сопровождавшийся и значительным ростом инвестиций в нефтегазовой отрасли, не обеспечил компенсацию недоинвестирования в предшествующий период.

Другие группы, сформировавшиеся вокруг банков, приобретших контроль над хаотическим набором промышленных компаний, очевидным образом не имеют никакой промышленной стратегии и совершенно не стремятся к модернизации контролируемого ими промышленного «княжества». Сплошь и рядом нарушаются даже те инвестиционные обязательства, которые включались в договора о покупке ими контрольных пакетов акций промышленных компаний.

Наконец, несмотря на финансовый кризис августа 1998 года, торговля, финансовый рынок и рынок недвижимости в России остаются по-прежнему более притягательными для вложения капитала в краткосрочные спекулятивные операции, нежели подавляющее большинство промышленных предприятий (более половины из которых было попросту нерентабельно).

Россия в этом отношении оказалась едва ли не самой передовой страной в мире: общая тенденция опережающего развития сектора финансовых спекуляций и бюрократического управления («превращенного» сектора, сектора производства фиктивных благ) по отношению к материальному производству и культуре в нашей стране приняла гипертрофированные формы.

Возвращаясь к проблеме модернизационного потенциала кланово-корпоративных групп, не забудем и о том, что уже десять лет продолжается массовый отток российского капитала за границу. Этот отток многократно превышает все иностранные инвестиции и займы, полученные Россией за период реформ. В 90-х годах этот отток оценивался специалистами в 1,5–2,0 млрд долларов ежемесячно, а суммарный нелегальный вывоз капитала за рубеж за период реформ различные эксперты оценивают в 150–250 млрд долларов. В период экономического роста 1999–2000 годов утечка капитала даже несколько выросла.