Расследование продолжается - Григорий Брейгин

У Землянова не раз жарилась осетрина, пойманная Бледным, в свободное время он и крючья заготавливал своему тестю. Бывало, что и улов помогал сплавить через знакомых рабочих. Но идти сейчас после такого случая… Однако, как ни говори, тесть! Откажи — на всю жизнь обидится.

— Ладно, — процедил он. — Только приезжай быстрее, а то комары… Да и как-то самому на реке…

— Давай! А рыбешку пополам раскидаем. Почитай, неделю не перебирал…

Закатилось солнце. Черной пеленой наплыла с востока темнота. В наступившей ночной тишине Землянову были слышны малейшие всплески рыбешки, едва заметный треск ветвей. Иногда его охватывал страх, казалось, что за спиной кто-то крадется и вот сейчас начнутся расспросы: кто он, почему ночью один? А тут, как на грех, ни одна рыбка не ухватилась на крючок. «Какой ты рыболов-спортсмен? Удочку взял для отвода глаз», — скажут.

Минуты ожидания казались вечностью. Наконец донеслись едва уловимые звуки весел. У самого берега тихо шла лодка.

Причалив, пловец опустил концы весел в воду, чтобы стекающие капли не выдали его. Усадив Землянова, Бледный стал грести. Остановились против середины яра. Осмотревшись, браконьер опустил в воду якорек — капроновый шнур заскользил по ладони… Вдруг бечевка прошлась своими витками по невидимому препятствию в воде, натянулась. Послышалось журчание воды у борта остановившейся лодки. Пловец подергал за веревочку. Как туго натянутая струна, держала кошку хребтина снасти. Бледный перебрался на нос лодки. Течение развернуло ее. Теперь легче было держать судно на стремнине. Привычными движениями браконьер взялся за хребтину. Зазвенели поднятые над водой крючья… Что-то потянуло справа. Лодка пошла в ту сторону. Всплыла раздувшаяся туша двухпудового осетра, зацепившегося животом и хвостом за крючья.

— Уснул, — едва слышно прошептал рыбак и, отворачиваясь, на ощупь выдернул из нее крючки. Река понесла разложившуюся, испускающую зловоние жертву. Как бы оправдываясь, старик прошептал:

— Неделю не перебирал.

Зацепили второй конец. Что-то сильно дернуло. Лежа в носу лодки и свесив руку за борт, браконьер потянул левой рукой вверх снасть, правой замахнулся. Раздался сильный плеск воды. Изворачиваясь от боли, на багорке заметался осетр. Едва подняв в лодку, Бледный тут же покончил с ним, отвесив три удара топором по голове.

Землянов сидел не двигаясь. Тесть еще раньше предупредил: при переборке снастей не мешать.

Лодку понесло по течению. Держа в зубах бечевку, Бледный подрулил к берегу. Там, где крутым обрывом у песка кончался яр, бечева натянулась. Бросив весла, пловец с усилием поднял заилившиеся снасти.

— Ослабла веревка, — едва слышно прошептал он, — весь конец в ил затянуло.

Выйдя на песок, Бледный выдернул кол, на котором крепились крючья, и потянул снасть из воды. Неожиданно что-то тяжелое легло ему на шею. Старик обернулся: сзади стоял инженер Юнин. Качнулась лодка — в нее вскочил общественный инспектор Володя Умнов. Усевшись за весла, он успокаивающе обратился к застывшему в испуге Землянову:

— Не бойся, милый человек. Не надо нас бояться. Мы общественники. Так сказать, представители народа. Знали, что не выдержишь и приедешь к крючьям, вот и оставили их в воде позавчера…

Из кустарника вышли улыбающиеся Александров и Тимченко.

— Саша, ты с Володей собери в воде снасти и гони лодку в рыбнадзор. Да зятька не отпустите. А мы отвезем на мотоцикле Бледного… Идем, батя, — обратился он к браконьеру, — теперь уж придется ответить!

ИВАН ПРОКОПЕНКО

СЕВРЮЖНИКИ

Стемнело. Из районного центра на мотоцикле выехали трое: инспектор рыбоохраны Джексенов, шофер Аукатов и моторист катера Георгиев. Предстояло патрулирование по Уралу.

Ехали вдоль реки на север. Здесь можно близко подобраться незамеченными к суводям, излюбленным местам браконьеров-севрюжников.

Аукатов вел быстро. Ветер обжигал лицо. Из выхлопных труб вырывались бархатные звуки мотора. Раскатившись по гладкому грейдеру, пела резина колес.

— Куда ехать? — спросил Аукатов.

— Заедем на Никитскую суводь, — предложил инспектор.

Мотоцикл закачался по ухабам проселочной дороги. Слышались щелчки переключателя скоростей. Мотор то равномерно пыхтел, двигая вперед свою нелегкую ношу, то вдруг затихал и, как бы вздохнув, с ревом перевозил пассажиров через топкое место.

Остановились от суводи метрах в трехстах. Аукатов остался у мотоцикла, Джексенов пошел прямо к суводи, Георгиев направился к излучине Урала, расположенной чуть пониже. Каждый шел молча. Останавливались, прислушиваясь к малейшему шороху. Вода мощными лавинами сворачивалась в круги и, образуя глубокие воронки, хлюпала по всей суводи. От легкого весеннего ветра едва слышно шелестели молодые листья деревьев, разросшихся на крутом берегу Урала. На темно-синем фоне неба четко выделялись огромные гнезда грачей, похожие на бараньи шапки.

«Хорошо работает суводь», — подумал Джексенов и начал осматривать берег. Послышался треск сухих сучьев. Это от излучины пробирался Георгиев.

— Ничего нет, — шепотом доложил он. — Браконьеры знают, что мы каждую ночь бываем здесь. Вот и боятся.

— Это хорошо, что никого нет.

— А вот за Котлово, на рынке[1], могут быть. Больно уж темное место.

— Посмотрим, — направившись к мотоциклу, коротко ответил Джексенов.

В сумраке перебираясь через валежину, Георгиев нечаянно обломил ветку. На дереве закаркал испуганный грач. Задевая крыльями за ветки, он полетел над рощей. Разбуженная им колония грачей тысячегорлым гомоном оглушила округу. Застрекотали спросонья обеспокоенные сороки.

— Негодники, всегда выдают, — проворчал Джексенов, вглядываясь в небо, по которому темными крестами метались грачи. Гомон наконец прекратился, и только кое-где слышались крики успокаивающихся птиц. Снова наступила тишина. В низовьях что-то громыхнуло, свалившись огромной массой в воду.

— Валит яр, — заметил Аукатов. — Вот сила!

В Котлово заехали к общественному инспектору Мостовщикову — дяде Ване. Этот седовласый восьмидесятилетний человек вырос и состарился на Урале. С детства ненавидел тех, кто не бережет «золотое донышко, серебряные бережки», как поется в песне о древнем Урале.

Еще зимой на собрании сельчан он, опираясь на палку, подошел к выступающему Джексенову и коротко отрубил:

— Что ты тут предлагаешь выбрать двух-трех обчественных охранять рыб? Надо всем беречь рыбу! — и, повернувшись к залу, закончил, грозясь палкой: — Я вам не левизор!.. Вот мой пачпорт!.. Кого пумаю с режаком на Урале — отхожу, и никакие прокуроры те не помогут!

Хотя он уже не мог ходить далеко по крутым берегам, зато уж ничто не ускользало от его зоркого глаза и острого, несмотря на возраст, слуха.

— Добрый вечер, дядя Ваня!

— Заходи, чайку попьем.

— Спасибо, мы на минутку.

— Не спеши! Сегодня те на всю ночь работы хватит. Только не торопись, а то упустишь хороших браконьеров… Иди в палатку, становь самовар, — как бы между прочим мотнул он бородой старухе и, приблизившись к Джексенову, скороговоркой доложил:

— На полуостров к рынку пошла машина. Она вернется не иначе как у лесопосадки. Браконьеры долго там не будут, знают, что вы бывали ночью тут. Айда, все покажу.

Они пошли к реке. Вода Урала разлилась по лощине. Остался небольшой проезд на полуостров, омываемый излучиной реки и заливом.

— Вот здесь они проехали, — показал дядя Ваня. — Тут ты их и стереги. Только спрячь мотоциклет, а то разбегутся, сети попрячут и скажут: мы, слышь, за дровами ездили.

Распрощавшись с дядей Ваней, инспектора выехали на окраину села. Перебираясь по вгрузшим в грязь талам, услышали гул мотора на полуострове: машина была у переезда.

Шла она без света на малой скорости, а здесь, чтобы рассмотреть дорогу в лощине, водитель включил фары: два желтых столба скользнули вниз, осветив топкий переезд.

Джексенов стал посреди дороги.

— Стой! — крикнул он и взмахнул рукой.

Машина ринулась вперед. Рявкнул сигнал. Джексенов едва успел отскочить. Кидая грязь по сторонам, мимо него прошипели колеса.

— Стой! Стой!

Ноги инспектора запутались в талах, намощенных на переезде. «Эх, надо было чем-нибудь загородить дорогу, — зло подумал он, — хорошо, если ребята успеют перехватить»… Мокрая грязная одежда тяжело повисла на плечах, в сапогах неприятно чавкало…

Машина, выйдя из лощины на большой скорости, удалилась в село. Джексенов видел, как она, пройдя несколько кварталов, остановилась — фары потухли. «Где же ребята, почему не гонятся за машиной?» — подумал Джексенов и сразу же услышал знакомые звуки мотора. Облегченно вздохнул: «Молодцы! Сейчас накроют!» Но другой, еле уловимый звук мотора заставил насторожиться. По соседней улице без света, осторожно шла машина. «Хотят проехать в сторону города краем лощины, по луговой дороге», — разгадал Джексенов замысел нарушителей. Он быстро сбросил с себя плащ и телогрейку, кинулся через огороды наперерез машине. Перепрыгнув через попавшийся плетень в чей-то двор, перебежал его и остановился у калитки.