Журнал Наш Современник 2001 #1 - Журнал Современник

Постмодернистская пропаганда многозначности — того знания, которое уклоняется от вердиктов опыта, свидетельствует о последней, завершающей стадии процесса секуляризации. Модерн воевал с религиозной верой, но его кумиры — прогресс, равенство, свобода сами свидетельствовали о превращенных формах религиозной веры и религиозного вдохновения. Когда это вдохновение иссякло, в культуре стала исчезать способность говорить “да”

и “нет” — способность к различающей двузначной логике. Именно в этом пункте и стал двоиться образ современного информационного общества; отныне становится неясным, идет ли речь о дальнейшем превращении науки в непосредственную производительную силу — локомотив реального прогресса, или — о конструировании виртуальной реальности, способной дать символическое удовлетворение нашей податливой чувственности.

В первом случае речь идет о семантике прогресса — реальных превращениях нашей жизни, измеряемых объективными мерками достатка, достоинства и свободы. Во втором — о семиотике прогресса, манипуляции его знаками и символами. В наше безрелигиозное время появилось слишком много слабых натур, готовых согласиться на символическую удовлетворенность — лишь бы не пришлось долго ждать и прилагать реальные усилия. В глубине души они разуверились в человеческом богоподобии и не верят в свое богосыновство. Отсюда — страх, что с ними может случиться все, что угодно, и потому не стоит рисковать, мужественно отвечать на вызовы

требовать реального, а не символического. Чтобы заново полюбить реальность и возыметь мужество смотреть ей в глаза — привлекая для этого истинное научное знание, — людям требуется вера.

На Западе ее источники давно иссякли. Поэтому грядет поворот к Востоку. С учетом этого мы формируем новый образ интеллигенции, мобилизуя для этого культурологические и геополитические интуиции.

Подлинная интеллигенция сегодня имеет свое сердце на Востоке, а разум — на Западе. Восток дает ей веру и жертвенность во имя поруганной справедливости. Запад — рациональность в ее самом современном оснащении. Защитить информационное общество в его подлинном значении — в борьбе с виртуальными извращенцами — можно только так, соединив веру и знание. Вера дает нашей слабой чувственности

готовность воспринять объективное знание и не поступиться им в ситуации принятия ответственных решений.

Редакция журналапоздравляетзамечательного русского мыслителяАлександра Сергеевича Панаринас 60-летием!

Очерк и публицистика :

ЗАМЕТКИ НА ПОЛЯХ — .

Однако занявшее несколько страниц весьма резкое отвержение основного смысла опубликованной в 1999 году издательством “Крымский мост” книги А. П. Паршева “Почему Россия не Америка”, главы которой печатались в “НС” (N 3 и 4 за 2000 год), предстает как всецело безосновательное, ибо смысл этот толкуется совершенно превратно. Многие “обвинения” в адрес ее автора побуждают сделать вывод, что Александр Иванович только полистал, а не

прочитал эту — достаточно сложную по своему содержанию — книгу.

Так, согласно Александру Казинцеву, книга-де внушает русскому человеку: “…твоя земля ни на что не годная льдина” (с. 169). Между тем в книге немало противоположных утверждений, например: “…мы можем жить в государстве с передовой промышленностью и наукой, обеспеченном продуктами питания, с лучшей в мире экологической обстановкой” (с. 270) и т. п.

Александр Казинцев не без возмущения пишет, что А. П. Паршев, “возводя хулу на свою землю”, вместе с тем “реформаторов изображает “неумехами”. Тогда как на самом деле — это враги, умные и умелые. Контролирующие хозяйственный пульс страны и убивающие ее. Вот в чем подлинная причина нашего развала и неконкурентоспособности” (с. 173).

Перед нами разделяемое сейчас многими, но слишком уж простое и к тому же не опирающееся на реальные доказательства объяснение. Кстати сказать, А. П. Паршев вовсе не отрицает наличие “врагов”, но, поскольку прямых точных доказательств этого нет, он говорит о них так: “Подсознательно я воспринимаю их как каких-то агентов”, которые будут находиться в России, “пока они не выполнили здесь какое-то таинственное задание” (с. 266). Это сказано честно, ибо, повторю, действительно достоверных сведений о вражеских агентах, “контролирующих хозяйственный пульс страны и убивающих ее”, не имеется.

Из сочинения А. Казинцева — хотел он этого или не хотел — следует, что если и не главнейшая, то одна из самых главных наших нынешних бед — отсутствие широкомасштабных иностранных инвестиций в российскую экономику. Это явствует и из его суждений о причине экономических успехов Китая, и из краткого, но очень многозначительного сообщения: “До революции 1917 года 47 процентов промышленности (российской. — В. К.) принадлежало иностранцам” (с. 172). А из этого естественно вытекает следующее: “враги”, контролирующие нашу экономику, делают все возможное, чтобы в страну не хлынул поток иностранных инвестиций — как он хлынул в Китай.

В результате складывается не лишенная своего рода абсурдности трактовка происходящего: “враги”, которые, вполне понятно, выполняют задание тех или иных иностранных сил, вместе с тем ставят препятствия на пути не столько каких-либо “внутренних” сил России, сколько опять-таки иностранцев, могущих (или даже жаждущих) вложить свои капиталы в нашу экономику…

Впрочем, к вопросу о “врагах” мы еще вернемся, а пока обратимся к сообщению, согласно которому 47 процентов промышленности России до 1917 года принадлежало иностранцам. Начнем с того, что эта, еще в 1920-х годах предложенная, цифра намного преувеличивает иностранную роль, о чем недавно писал видный специалист по истории российской экономики В. И. Бовыкин (см.: Россия. 1913 год. Статистико-документальный справочник. СПб, 1995, с. 177). Далее, Россия тогда занимала 5-е место в мире по объему промышленности, а между тем в последние десятилетия существования СССР, когда ничто в нем не принадлежало иностранцам, он занимал 2-е место! Наконец, преобладающая часть иностранных капиталов вкладывалась в предприятия, расположенные не на территории нынешней России.

Действительно громадные капиталовложения (прежде всего известного семейства Нобель) имели место в Закавказье, где в начале ХХ века было добыто 11,7 млн тонн нефти (более половины тогдашней мировой добычи)*, и в южной части Украины (около 30 млн тонн каменного угля в 1912 году); напомню, что центр Донбасса, нынешний Донецк, ранее назывался Юзовка — по имени одного из “инвесторов”, Джона Юза. А вот на Урале или в Сибири действовали исключительно российские предприниматели, — что соответствует концепции А. П. Паршева.

Перейдем к проблеме Китая. Александр Казинцев пишет об этой стране: “До 60 процентов территории — горы и пустыни. Из четырех основных климатических районов только один — Юго-Восток — благоприятен” и т. д. (с. 175). Так-то оно так, но на указанных 60 процентах территории обитает менее 10 процентов населения страны, и, кроме того, речь идет о сравнительно недавно присоединенных к ней землях других государств, землях, подавляющее большинство из нынешнего населения которых — не китайцы, а маньчжуры, монголы, уйгуры, тибетцы и т. д.

Самые северные территории теперешнего Китая находятся на 60° северной широты, но защищавшая исконную границу страны Великая китайская стена была воздвигнута гораздо южнее — между 30° и 40° северной широты.

А. Казинцев говорит о единственно благоприятном “районе” Юго-Востоке, но этот самый “район” занимает около 4 млн кв. км (то есть намного больше всей площади Индии с ее почти миллиардным населением) и его населяют более 1,1 млрд китайцев — свыше 90 процентов населения страны**. Это зона субтропиков, а в самой южной части — тропиков, расположенная между 40°, то есть на линии Баку (привлекшего в свое время Нобеля (Неаполь — Канзас-Сити), и 20° (Бомбей-Мекка-Мехико). И тот факт, что в Китай льется поток иностранных инвестиций, лишний раз подтверждает правоту Паршева, а не Казинцева.

Последний сообщает, что за 20 лет, с 1978-го по 1998 год, средний заработок городского населения Китая вырос в 3,3 раза, а сельского населения — в 4,6 раза. Но — и это крайне многозначительно — Александр Казинцев, приведя цифру среднего городского заработка 1998 года (5425 юаней в год), умолчал о соответствующей цифре сельского заработка (с. 157). Правда, в другом месте его сочинения сообщено о сельском заработке 1983 года — 504 юаня (с. 168), и, если к 1998-му, за 15 лет, он вырос в 3,5 раза, он составляет теперь приблизительно 1700 юаней в год.

Итак, средний горожанин получает в Китае 56 долл., то есть примерно 1500 руб., а сельчанин — 18 долл., то есть около 500 руб. в месяц. Но необходимо учитывать, что сельское население составляет около 80 процентов населения Китая, и, следовательно, средний заработок населения страны в целом не намного превышает 500 руб…