Dорого & Gлупо. Светский дневник - Лана Капризная

— Димыч! — лениво окликнула я своего визави.

— А?.. — привычно откликнулся он.

— Бэ, по шее получишь!

— А что сразу я?

— Придумай, куда вечером пойти.

— А надо?

— Ты что, больше никому не хочешь рассказать, как сиял и переливался на подиуме? — лукаво взглянула я на Димыча.

Надо сказать, что выступление на May Fashion подействовало на Димыча возбуждающе. Успех, еклмн! В течение последних двух недель мы раз сто выслушали подробный рассказ, как ему наклеивали стразы (отдельное и не менее освещаемое эссе было посвящено тому, как ему ТАМ наклеивали стразы), как под белы руки выводили на подиум, а потом заводили обратно (Наташа в конце концов призналась, что ей пришлось силой затаскивать Димыча за кулисы — все не хотел уходить с авансцены всеобщего внимания). А уж как ему аплодировали! Никому так громко не аплодировали. Короче, Димыч сам напросился на то, чтобы мы признались: «Было очень холодно, и если бы не некоторые движения руками, то можно было повторить подвиг генерала Карбышева».

Как он обиделся! Поджал губки, нахохлил бровки, отказался пересказывать сплетни. Ну, и пожалуйста! — сказали мы и обиделись в ответ. Но потом Олино фото вышло на светских страницах Harper’s Bazaar (с братом, издалека и с неудачного ракурса), и мы поняли, что «илиада» Димыча была еще цветочками! А если учесть, что после светского триумфа Оля почему-то села на жесточайшую диету и стала огрызаться даже на «сыночка», то Димыч был прощен, обласкан, и избранные моменты его «одиссеи» даже благосклонно выслушивались. Чем Димыч и сейчас воспользовался:

— А ты помнишь, как я закружился перед носом у фотографов и они взвыли от восторга?!

Вот так и проявляется настоящая дружба.

— Расскажи еще раз, Димыч. Боюсь, этот момент загородил от меня живот Эрнеста.

И он рассказал! Причем со всеми подробностями! Впрочем, до вечера было еще далеко, и какая разница, что в такую жару слушать?

Второй час торчу в гардеробной. Душно так, что хочется раздеться до трусиков и заснуть под кондиционером. Но нет, нужно наряжаться и тащиться в гости к Пете с Марианной! Что бы такое надеть? Что бы и не жарко, и горячо?

Игорь заглядывает и движением бровей уточняет, на какой я стадии. О, отлично!

— Как ты думаешь, надеть этот сарафанчик или вот этот? — Я демонстрирую Игорю две тряпочки.

— Этот, — тыкает Игорь в ближайший от него.

— Нуууу, ты хочешь, чтобы я смотрелась на фоне Марианны как кошка драная? — надуваю я губы.

— Тогда тот, — быстро передумывает Игорь.

— Хм, — окончательно обижаюсь я, — ладно, иди, ты мне только мешаешь.

Через двадцать пять минут я, наконец, определяюсь (очень милое платье Mary Quant 1967 года), и мы отправляемся в Петин мавзолей. Это я так тактично называю его поместье на Николиной горе.

Надо сказать, Петя относится к тем людям, которые все и строго делают «как у людей». Иными словами, все едут в Куршевель — и Петя туда же, все едят суши — и Петю не вытащишь из «Самосана», все содержат малолеток из Тамбова, так Петя находит самую малолетнюю и самую тамбовскую содержанку (это мне Оля на днях поведала — благодаря ее болтливому брату мы всегда в курсе личной жизни московских нефтяников). И, разумеется, такая существенная часть жизни, как дом на Рублевке, не могла выйти за рамки «как у людей». Поэтому Петино «поместье» выглядит так: участок в десять соток, а на нем — большой враскоряку раскинувшийся дом, увенчанный спутниковой антенной. В произвольном порядке по участку также разбросаны: хозяйственные постройки, псарня с охраной, банька с сауной, бассейн с мангалом, а вокруг — трехметровый кирпичный забор и глухие железные ворота с видеокамерами.

И «как у людей», несмотря на обширные размеры, в этом доме едва ли найдется пара гостевых комнат, не говоря уже об отдельном доме для гостей. Поэтому неосмотрительно оставшимся на ночь, обычно долго подыскивают спальное место, и в итоге укладывают в гостиной на раскладном диване (так сказать, болезненное наследие прошлого). Еще один «последыш» советского детства — кухня, объединенная со столовой и гостиной: все вместе едят, отдыхают, смотрят телевизор. А запах готовящейся еды распространяется по всему особняку вплоть до спален.

А вот к интерьеру приложила свои акриловые руки уже Марианна. Она также озабочена тем, чтобы все было «как у людей», «прилично» и «я видела в журналах». Поэтому дом обставлен солидным «чиппендейлом» — внушительные диваны, объемные столы, кресла-монстры и обязательно комоды-серванты. Плюс пара восточных предметов для актуального «антуражу»: японский сундук, переделанный в журнальный стол, и шкура зебры — в коврик у камина.

И уж никак Марианна не могла пройти мимо последней рублевской моды — постановочных семейных фотографий (стилизованные под портреты Боровиковского и Брюллова, на холсте метр на полтора и в золоченых латунных рамах). Со всех стен на меня смотрели нарядные и загримированные Петя и Марианна, Петя и Марианна по отдельности, Петя и Марианна с детьми, Марианна с детьми и дети сами по себе. Скажу честно, зрелище это душераздирающее (грабителей, которые собираются посетить Петин мавзолей в ближайшее время, предупреждаю: не забудьте захватить валидол, а то живыми наружу не выберетесь!). В общем, как говаривала одна хозяйка борделя, зациклившаяся на интерьере: в приличном заведении обязательно должен быть шикарный рояль, тогда хоть знаешь, куда поставить вазу с гладиолусами.

И хотя я не в первый раз посещаю этот счастливый семейный очаг, Марианна в который раз протащила меня по всем этажам и комнатам, вплоть до хозяйского туалета. И в каждом ее слове и жесте только слепой не мог увидеть: «Мое! Я добилась своего! Теперь все это — мое!» Дорогуша, ты еще не знаешь последних новостей из сексуальной жизни своего драгоценного супруга, но если будешь меня доставать, то, так и быть, — я тебе их поведаю. В общем, настроение у меня было боевое и, скажу честно, Марианна еще не скоро оправится.

— Какое милое платье, — с ходу сказала я ей.

— Это я купила весной в Милане, — выпятив грудь так, что затрещала ткань, ответила Маринна.

— Не может быть! — с ужасом воскликнула я. — Неужели итальянцы так наебывают покупателей!

— Что?! — переполошилась Марианна.

— В Третьяковском проезде это платье в прошлом году висело на распродаже, а в Милане его как новую коллекцию продают! Или ты его там тоже на распродаже купила? — прищурившись, уточнила я.

— Нет-нет! Это была новая коллекция! — возмутилась Марианна.

— Значит, точно наебывают! — победно заключила я.

Марианна приуныла и осмотрела свое платье с уже меньшим восторгом.

— Оно точно было на распродаже? — на всякий случай уточнила она.

— Спрашиваешь! Да я с Ольгой… Ольгу знаешь?.. Каждые два месяца прочесываю все бутики, — добила я ее.

Марианна совсем поникла. Еще бы! Платье она купила на той самой распродаже, а Пете сказала, что в Милане отоварилась. Разница была потрачена на консумацию в «Красной шапочке»! И Марианна сама себя выдала:

— Только ты Петюнчику не говори, а то он знаешь, какой вспыльчивый?!.. Специально поедет с этими итальяшками разбираться, — задушевно зашептала мне она на ухо.

Во время обеда я еще немножко повыделывалась: напомнила Пете о нашей последней встрече и расписала, как с тех пор развились кулинарные способности нашей домработницы (Петя закатил глаза и пустил слюни). В итоге, мы добрых полчаса вспоминали каждый «ингредиент» и смаковали «послевкусие». А так как на столе ничего более калорийного, чем вареный шпинат, не было, Петя, вынырнув из кулинарных фантазий, чуть не придушил Марианну. Прощаясь, я нанесла последний удар:

— Не понимаю, как с такими кулинарными способностями наша домработница еще не нашла себе даже самого завалященького миллиардера?

Петя глубоко задумался, а Марианна просто с лица спала.

2: 0!

Что? Почему?! Я в шоке! Я поправилась… Мне через неделю лететь на Лазурный берег, а жир просто выпирает из-за бретелек! В панике звоню Ольге, как уважаемому специалисту в диетической области:

— Ну, во-первых, ты уже не девочка, — выслушав мою истерику, констатирует она.

— Мне всего двадцать шесть! — возмущаюсь я в ответ.

— Во-вторых, — флегматично продолжает Ольга, — странно, что ты не поправилась раньше: семейная жизнь на девушек всегда так действует — ты его заполучила, успокоилась, вот и стала набирать вес. Дальше будет только хуже! — закончила она зловеще.

— Но я не хочу!!!

— Тогда голодай, как все нормальные люди в этом городе, — отрезала Оля.

Оля права. Знаете, что такое пройти все круги ада? Это не влезть в 42-й размер. А еще хуже — в 44-й! Если ты не помещаешься даже в 44-й, твоя жизнь в нашем милом городе закончена. Остается лишь один выход: затворничество. И целибат. Потому что худоба стала смыслом жизни, в том числе и сексуальной, да.