Флавиан - Александр Торик

— Чего, мытарство, батюшка? Прости, я не понял.

— Чародейством, Алексей, Церковь называет любые сверхъестественные действия человека, совершаемые с помощью привлечения нечистых духов и их демонической энергии, иначе говоря — колдовство. Ворожба это — гадания, попытка с помощью бесов получить информацию о прошлом или будущем. Соответственно к чародейству и ворожбе относятся все виды оккультизма, магии, каббалистика, спиритизм, экстрасенсорика, парапсихология, рэйки, цигуны и прочая бесовщина.

— Так, понял. В этом тоже грешен. В восьмом классе пытались «крутить тарелочку», правда ничего не получилось, слава Богу! Кашпировского несколько раз смотрел по телевизору, хотя, кроме раздражения на него, у меня никакой реакции не было. Когда джип угнали, к «ясновидящей» сходил по объявлению в газете «Из рук в руки», она мне сказала, что мой джип где-то на Кавказе. Да, это и без гадалки понятно — почти все угнанные джипы по Кавказу катаются. А, так, вроде больше и не было у меня с колдунами контактов… Господи! Прости меня грешного!

— Бог простит, Лёша, держись — мытарство блуда, а за ним мытарства прелюбодеяния и противоестественного разврата.

— Отец Флавиан, а что такое блуд и прелюбодеяние, и чем они друг от друга отличаются?

— Блудом или любодеянием, Алексей, называется греховная половая связь мужчины и женщины не соединённых узами брака ни между собой ни с кем-либо другим. Прелюбодеянием называется такая же связь, но, если кто-либо из любовников состоит в браке, тем более «венчанном», церковном. Тогда грех усугубляется осквернением чужого брака и судится, соответственно — строже. Приставка «пре» и обозначает усугубление — превосходную степень. Ну, например как «красный» — красивый, «прекрасный» — очень красивый. Понял?

— Понял. А, противоестественный разврат это — гомосексуализм?

— Не только. Это и самоудовлетворение — рукоблудие, и гомосексуализм — мужеложество и лесбиянство, это и скотоложество, и прочие не естественные способы удовлетворения блудной страсти. А, также к блудным грехам относятся: смотрение порнофильмов, чтение и рассматривание развратных журналов, газет и прочей растлевающей душу литературы, смотрение с вожделением на лиц другого пола, мысленный блуд, то есть блудные мечты и фантазии и даже нескромные разговоры и анекдоты на темы блуда.

— Понял. Господи, помилуй! Вот уж в чём перемазан — так перемазан! Господи, прости, каюсь; с детства эта блудная страсть во мне нашла гнездо, стыдно вспомнить, чем мы занимались в старших классах в пионерлагере, сколько ребят и девчонок потеряли там целомудрие, и это казалось нам — быть взрослыми! И я — «в первых рядах»! А, в институтские годы, это в нашей компании было как спорт — кто с большим количеством «тёлок» переспит, представляешь — «тёлок» — вроде как и за людей-то мы этих подруг не считали, так — станок для удовлетворения похоти. Разговоры, так называемые «мужские» — всё о блуде, анекдоты похабные, шутки с блудным подтекстом, девушек и женщин как товар на витрине разглядывали, обсуждали «достоинства». Походы «на природу» с бутылочкой у костра и парочками по палаткам… А, «видаки» когда появились, так мы целыми ночами, бывало «порнуху» западную смотрели, книжки типа «Кумасутры» до дыр зачитывали, «Playboy» как святыню берегли, из рук в руки передавали. Каждый старался «крутым мужиком» выглядеть, секс-гигантом. И, я, дурак, в числе первых… Скотство, какое-то, сейчас это понимаю, а тогда думал, что так и надо, девиз был: «со всеми женщинами переспать невозможно, но стремиться к этому — необходимо!» Так и после института продолжал… Ирине уже через год после свадьбы в первый раз изменил, с лаборанткой из соседнего отдела… И хоть совесть и кололась иногда, давил её — все так живут! В отпусках на Юге что вытворял! Как кобель с цепи сорвавшийся, ни одного дня без блуда не пропускал — тьфу, как мерзко это всё вспоминать, стыдно, гадко, тошнотворно! Как же я раньше этого не ощущал, неужели настолько мозги помрачённые были?

— И, мозги, Лёша, и сердце, и душа. Блудная страсть из человека быстро животное делает, неспособное видеть себя со стороны, оценивать и искать исправления.

— Да, и после развода с Ириной, блудил, с одной замужней почти полгода «встречался» (муж у неё из командировок не вылезал — семью старался обеспечить) — это и есть прелюбодеяние, да?

— Да, Алексей, это — прелюбодеяние.

— Услугами «профессионалок» несколько раз пользовался, вызывал по телефону из газетных объявлений, чудом, видно, никакую заразу не подхватил… Вот, такая я скотина похотливая, батюшка, есть ли мне прощение?

— Бог простит тебя, Алексей, не греши этим больше, не оскорбляй скверной блуда, живущий в тебе образ Божий. Сказано в Евангелии Апостолом Павлом: «Не знаете ли, что тела ваши есть храм живущего в вас Святаго Духа…?» А в другом месте Писания сказано: «Если кто растлит храм Божий, того покарает Бог: ибо храм Божий свят; а этот храм — вы». Следующее мытарство — неверия и ересей.

— Неверием грешен, конечно, а что такое ереси?

— Ереси, Алексей, это искажённые учения о Боге, о Христе, о учении Церкви, хула на святое…

— Понял. Знаешь, отец Флавиан, кроме, как похабные анекдоты про попов, вроде больше ничего и не вспомню… Господи, прости меня!

— Бог простит, Алексей. Последнее мытарство — бессердечия и жестокости. В чём можешь покаяться?

— Не знаю… Вроде я не жестокий, и не бессердечный, кажется…

— Ты думаешь так? А, вспомни, вчера, у храма на улице мы про Ирину говорили, и ты сказал, что денег дал ей на операцию, а больше ничего не должен. Это были слова от доброго сердца?

— Нет. Не от доброго. Даже, наверное, от злого… Прости меня, Господи! Слушай, батюшка, а, ведь я и вправду с Иркой поступал жестоко, и много раз, её личные проблемы, болезни, заботы для меня, как бы и не существовали. Я от них отгораживался, чтобы мой комфорт не нарушали, раздражался, когда она обращалась ко мне с какими-нибудь бытовыми просьбами, особенно если я в тот момент лежал перед телевизором, делал ей резкие замечания о её внешности, дразнил, когда она от волнения начинала слегка заикаться… Собственно, как сволочь стервозная я вёл себя с Ирой, плакала она от меня не раз… Господи, прости мне злобность мою! Да! Вот с Витькой ещё злорадствовал, когда он по работе «прокололся» и его «с треском» выгоняли, мог походатайствовать тогда, ко мне бы прислушались, а я, как злая баба — сам «залетел», сам и расхлёбывай! Может, когда, и ещё что было — не вспомню сейчас… Господи, прости меня! Отец Флавиан, и ты прости меня, сколько я на тебя гадости сейчас вылил, противно небось и смотреть на меня!

— Я радуюсь, Лёша! Радуюсь, что смог ты себя побороть и всю эту гадость сейчас из себя вывалить. Радуюсь, потому, что вижу что каешься ты искренне, с болью, от души. Радуюсь, потому, что верю — принял Господь твоё покаяние, очистит тебя и даст тебе силы для новой жизни, с Богом, с Церковью. А, за меня не беспокойся, после первых же двух-трёх лет духовнической практики, священника смутить какой-либо исповедью крайне сложно — столько всего выслушать приходится. Да, потом, как и осуждать-то кого, если слушая чужие грехи, их как в зеркале в своей душе обнаруживаешь, только и остаётся что прошептать — и меня за это прости, Господи!

Флавиан глубоко вздохнул, тяжело поднялся со стула опираясь на аналой и, переступив с одной на другую на затекших ногах, накрыл мою голову епитрахилью.

— «Господь и Бог наш Иисус Христос, благодатию и щедротами своего человеколюбия, да простит ти чадо Алексий, вся согрешения твоя от юности твоея, и аз недостойный иеромонах; властию Его мне данною, прощаю и разрешаю тя от всех грехов твоих от юности твоея, во имя Отца, и Сына, и Святаго Духа, Аминь!»

Я заплакал.

Глава 9. ВСЕНОЩНАЯ

Встав с колен, я ощутил абсолютно новое, незнакомое, или, может быть даже, наоборот — давно забытое, чувство поразительной лёгкости. Словно у меня с плеч сняли, тяжёлый, давно носимый и потому привычно терпимый мешок с цементом. И, внезапное исчезновение этой давящей тяжести, сделало вдруг очевидным то, что она — была, и то, что без неё — хорошо! Мне было хорошо, так хорошо, как в детстве, когда после особенно занудного последнего урока звенит звонок и, ты, радостно срываешься с места размахивая расстегнувшимся портфелем с рассыпающимися учебниками и, не замечая их стремительного разлетания по коридору, прорываешься сквозь орущую толпу таких же, освобождённых из школьного заключения, мальчишек и девчонок, застревающих в узком школьном тамбуре с тяжёлыми дореволюционными дверями, и — на улицу, скакать оголтело по нагретому дневным солнцем асфальту, хохотать без удержу и без причины, колотить опустевшим портфелем всех носящихся вокруг и толкающихся одноклассников, и кричать нечленораздельно — ура, свободен! Свободен! Я не мог предположить, что испытаю это чувство освобождения от своей предыдущей жизни так сильно, так ярко, так физически ощутимо! Наверное, вид у меня был несколько невменяемо-растерянный, потому что Флавиан, счастливо улыбаясь, потрепал меня за плечо — Алло, Лёша! Крестись и прикладывайся — сперва к Евангелию, потом ко Кресту, так…, теперь ладошки складывай под благословение, правую сверху… Ну, пойдём, успеем ещё перекусить до всенощной, там уже народ, поди, подъехал, время-то ближе к четырём…