Дело лис-оборотней - Хольм Ван Зайчик

— Среди братии подобное редко, — задумчиво проговорил он. — Случается, конечно, как не случаться: враг не дремлет… А вот среди трудников – да. Наслышан. Да только, чадо, ничего тут удивительного нет, — снова помолчал. — Ты, никак, диавола за хвост ловить собрался? Может, отпечатки пальцев у него брать станешь? Не благословляю. Суеты не потерплю.

Богдан тут же встал и склонился в поклоне.

— Простите мою гордыню, отче.

— Ступай.

Богдан повернулся и шагнул было к двери, но остановился. Обернулся. Оказалось, Киприан смотрит ему вслед.

— Что еще? — тяжело спросил он.

— Простите, отче, последний вопрос. Вы знаете, что на острове живут лисы?

Брови пастыря чуть дрогнули.

— Сам не видал… Говорят. И что?

— Вот что, — проговорил Богдан. — Дебря Соловецкая мирная, от крови светлый остров заклят. Это ваши слова, отче. Волки поседали на льдины и уплыли на матерую землю…

— Ничего сам не придумываю, только передаю, — перебил архимандрит.

— Лисы – хищники, — продолжал от двери Богдан, отметив про себя, что отец Киприан отнюдь не чужд речениям Конфуция. — Пусть мелкие. Мыши, лемминги, птица… Да любую сказку взять. Несет меня лиса за темные леса, ку-ка-ре-ку! Отсюда вопрос: чем лисы тут питаются?

На этот раз архимандрит молчал долго. За толстыми, старинными стенами едва слышно пел однотонную песнь летящий с арктических льдов ветер. Потрескивала свеча.

— Господь напитал – никто не видал, — ответил наконец пастырь, но в голосе его впервые за все время, проведенное на острове, Богдан не услышал уверенности. — Может, к святому месту потянувшись, они на травоядение перешли?

— Хотел бы я в этом удостовериться, — примирительно проговорил Богдан.

— Не веришь в сие? — строго спросил Киприан.

— Не верю, отче, — честно ответил Богдан. Отец Киприан огладил бороду.

— Честно сказать, я тоже… — пробормотал он. — Может, кормит кто?

— Кто и зачем? — быстро парировал минфа.

— Воротись, — велел архимандрит.

Богдан вновь подошел к стулу.

— Сядь.

Богдан сел.

— Что задумал? — строго спросил Киприан. — Поделись. Вижу, не остановить тебя. Сыскательство правды в крови твоей, а я не тот суровый наставник, что Дамаскина наставлял: талант у тебя к писанию, так вот смиряйся и пера в руки не бери… Потом-то все равно его дар церкви понадобился, и когда Иоанн на смерть одного из монасей, не утерпев, погребальную литию сложил – прекрасную литию, до сих пор поем, — наставник простил его… Да только после того простил, как Дамаскин епитимью исполнил – очистил все непотребные места в монастыре. Так что чисть. Но знать я все должен и обязан. Может, посоветую, может, направлю…

— Я об этом и мечтать не смел, отче, — с благодарностью склонил голову Богдан. — Однако поведать мне сейчас вам нечего. Ничего я покамест не задумал, в потемках бреду, да и оглушен ночными делами изрядно…

Киприан кивнул. Помолчали. Богдан пытался привести в порядок расслабленно извивающиеся, точно ком змеенышей, мысли; Киприан терпеливо ждал.

— Надеешься, что она к тебе ночью опять придет? — вдруг спросил он.

Богдан вздрогнул. Провел по лбу ладонью и, отводя глаза, ответил:

— Сам не ведаю…

— Смотри, — с прежней строгостью сказал архимандрит и погрозил ему крепким жилистым пальцем.

— И то смотрю, отче…

О том, что он устоял бы, что он уж почти устоял да нежный поцелуй супруги нежданно решил дело в иную сторону, Богдан так и не признался архимандриту. Не был он в том уверен настолько, чтобы в слова свою мысль облечь. Но для себя решил именно так считать покамест: поцелуй тот его каким-то недобрым чудом с ума свел. И, ежели повторится сие, главное – до поцелуя не допустить более.

Или, напротив, первым поскорей своими губами родных губ коснуться?

Ох, прости, Господи, грешен я, грешен…

— Вот что я хотел сказать, — наконец отверз уста Богдан. — Я же по острову брожу очень много, по самым чащам порой… размышляю, утешаюсь…

— Склонность к молитвенному хождению многим отцам свойственна, — одобрил Киприан. — На дивном острове Валаам исстари есть аллея, нарочито насаженная, зовется Аллея Одинокого монаха. Деревья в два ряда так стоят, что лишь одному пройти, и посажены частоколом столь плотным, чтоб, от одного к другому шагая, успеть только умную молитву произнесть.

— …А нынче утром, — продолжил Богдан, дослушав, — нашел я в укромной дебре труп лисы, явно человеком убитой и искалеченной. Потрошеной. Тоже – с пролитием крови, отче.

Эта новость явно ошеломила бывалого ракетчика в архимандритовой рясе. У него даже рот приоткрылся на миг; впрочем, на миг только.

— Дела, — протянул Киприан совершенно по-мирски. И умолк. Богдан не нарушал молчания, он все рассказал. А благословения уйти – не получил пока.

— Как действовать думаешь, чадо?

Богдан пальцем поправил на носу очки.

— Лисичку малую порезать – не велик подвиг, но сперва ее поймать надо, а это вот человеку несноровистому да без снастей специальных затруднительно, — сказал он. — Голыми руками зверька не возьмешь. Думаю капканы поискать.

Владыка медленно покивал.

— Разумно… — пробормотал он. — Не дать ли тебе в помощь двух-трех послушников? Чтобы понадежней лес прочесать?

Словцо из прежней жизни добрый пастырь, сам того, верно, не заметив, произнес с явным удовольствием. Вкусно ему было сие словцо.

Богдан отрицательно покачал головой.

— Не хочу внимание привлекать. Я брожу и брожу, все уж привыкли… А вот если несколько человек со мной бродить примутся…

— Да, — согласился Киприан, — да. Хорошо, не встреваю боле, ты тут по сравнению со мной – патриарх византийский… Только уж ты сразу мне сообщай, ежели что. Как на исповеди, — улыбнулся настоятель.

— Всенепременно, отче. — И Богдан несколько раз кивнул.

Киприан вновь внимательно посмотрел на него.

— А лекарям покажись все же. Как будешь на Заяцком – так и покажись, они там ныне мирских пользуют. Коли не помогут, я тебе советую в Кемь съездить. Худо выглядишь ты, чадо, а там лекарь Михаиле Большков, в Кеми-то. Смотровая у него у него неподалеку от конторы Виссарионовой артели…

— Большков человек не без странностей, — продолжал тем временем отец Киприан, — но лекарь отменный. С мелкими, будничными хворями и наши лекаря справляются, а Большков все больше сложные случаи пользует. Как-никак, а сюцай он по лекарским наукам. Так что ежели наши не справятся, так ты к нему. Он тебя и осмотрит, пульсы пощупает… Непременно определить должно, отчего у тебя такой упадок сил жизненных случился. От естественных ли причин – пост слишком усердный, перетрудился после кабинетных своих дел… так ведь тоже может быть. Или… — Архимандрит запнулся и, не желая лишний раз призывать нечистого, уклончиво закончил: – Или от иных причин.

— Повинуюсь, отче, — сказал Богдан и замолчал в ожидании знака удалиться. Но Киприан еще несколько мгновений смотрел на него исподлобья, а потом всплеснул руками и громко сказал в сердцах:

— Ну что ты будешь делать! Как человек хороший да талантливый – вечно у него такие нестроения, что голова кругом идет!

«А ведь я еще не сказал ему, что вдруг лис полюбил», — сообразил Богдан.

И о том, что тангуты присматриваются к нему как-то на диво странно и неприязненно, не помянул тоже.

Но возобновлять уже подошедший к исходу разговор было никак не сообразно.

Александрия Невская,

кабинет шилана Алимагомедова,

12-й день девятого месяца, вторница,

конец дня

— Знаю, знаю, — шилан Палаты наказаний Редедя Пересветович Алимагомедов пребывал в приподнятом настроении, — все уже знаю и поздравляю, еч, с прекрасным завершением операции в Разудалом Поселке, — Алимагомедов улыбался. Видеть его улыбку подчиненным выпадало редко; Баг и сам, быть может, всего с десяток раз удостоился лицезреть ее на лице вечно хмурого, невыспавшегося, отягощенного делами шилана.

— Да ты садись, садись! — Алимагомедов сделал широкий жест рукой, и Баг шагнул к одному из старинных резных стульев, выстроившихся по обе стороны необъятного стола начальника.

Стулья были не очень удобные, с прямой высокой спинкой, но Баг предпочитал их мягким креслам, также стоявшим в кабинете, — стулья не позволяли расслабиться и отвлечься от мыслей о главном, стулья своими резными завитушками, впивающимися кое-где в спину, напрочь отгоняли сон, ежели Баг оказывался у шилана в ночное время; а такое случалось частенько. Баг даже недавно завел пару похожих стульев у себя в кабинете. Не в точности таких, конечно, но – похожих.

— Ну что же… — Алимагомедов нажал кнопку управления громкой связью и распорядился принести из буфета чаю. — Я готов удовлетворить твою челобитную о предоставлении отпуска, Баг, но только начиная со следующей первицы… — Видя, что ланчжун собирается что-то сказать, быстро добавил: – Да, да, я все понимаю, сам бы давно должен был прутняками гнать тебя в отпуск, но только что от шаншу[41] пришло предписание мне завтра утром быть в Ханбалыке. Через час я вылетаю. В четверицу, на крайний случай – в пятницу я буду обратно и ты – свободен.