Великая живопись Нидерландов - Любимов Лев Дмитриевич

Мимолетностью быстро и уверенно схваченных черт Франс Гальс как бы предвосхищает импрессионистов. Как колорист он восходит к Тициану, предвосхищает своего великого младшего современника Веласкеса и, снова перешагнув через столетия, во многом служит образцом как Репину, который восхищался жизненностью его портретов, так и Серову. Никто до него так вольно, так непосредственно не владел самой стихией живописи как искусства цвета.

Рисунков его не сохранилось. Все говорит за то, что он сразу, даже без схематических набросков на полотне, писал маслом, создавая цветовую композицию быстрыми и широкими мазками, словно, как сказано про него, «кистью стегал свой холст».

Этот первый чисто национальный голландский живописец обновил художественное творчество своего народа. В мировом искусстве есть художники, превосходящие его глубиной, трагизмом или величественностью содержания, значительностью живописных образов. Но кто сравнится с Франсом Гальсом в восхитительной простоте живописного мастерства? Как птице естественно петь, так ему, очевидно, было естественно запечатлевать в красках видимый мир.

С каждым годом цвет звучал в его картинах все полнее, все ярче, а между тем под старость он прибегал все чаще к излюбленной им серебристо-черной цветовой гамме. Этого простейшего сочетания ему было вполне достаточно для создания самых насыщенных, полнозвучных красочных эффектов, которые так восхищают нас в групповом портрете регентов богадельни, исполненном, когда художнику было почти восемьдесят пять лет (Гарлем, Музей)!

В старом нидерландском искусстве главенствовали южные провинции, то есть Фландрия. На севере художественные таланты исчислялись единицами, а как мы видели, их творчество, порой более интимное и кропотливое, все же не породило вполне самобытной школы. Но в XVII веке Голландия рождает количество мастеров, с которым никак не может соперничать Фландрия, а в качественном отношении достигает вершины, уже как бы не подлежащей сравнению, ибо нелепо спорить о том, кто более гениален: Рубенс или Рембрандт.

Да что Фландрия! Ни до, ни после ни в одной стране художники не были, вероятно, так многочисленны, как в Голландии XVII века. В каждом городе, чуть ли не в каждой деревне этой крохотной даже в европейском масштабе страны художественная жизнь кишела и бурлила буквально как улей.

«Поколение победителей», люди, восторжествовавшие над морем, над Испанией, над католицизмом, требуют картин и картин, прославляющих их родную Голландию. Картинами торгуют специальные предприятия, их покупает банкир, адмирал, но также и зажиточный крестьянин. Их продают даже на ярмарках, скупают в мастерских у самих художников. Но их все равно недостаточно, а потому опять-таки в небывалых размерах процветает искусство графики, оригинальный офорт, которым не брезгают и самые знаменитые мастера.

Что же изображает это искусство?

В начале нынешнего века такой тонкий ценитель, как наш Серов, писал из Голландии: «…всего занимательнее так это то, что ты видишь на картине — ты видишь на улице или за городом. Те же города, те же каналы, те же деревья по бокам, те же маленькие, уютные, выложенные темно-красным кирпичом невероятно чистенькие домики с большими окнами, с черепичной красной крышей, вообще — тот же самый пейзаж, с облачным небом, гладкими полями, опять-таки изрезанными каналами, с насаженными деревьями, с церковью и ветряной мельницей вдали и пасущимися коровами на лугу. Просто удивляешься, как умели голландцы передавать тогда все, что видели…»

И сейчас каждый побывавший в Голландии мог бы засвидетельствовать то же самое, настолько мало изменился облик этой страны.

Но голландские мастера XVII века именно потому умели так замечательно передавать все увиденное, что живопись являлась для них средством преображения, поэтизации видимого мира. Поэтизация обыденности — вот что, вероятно, составляет главную и в каком-то смысле неповторимую особенность их искусства.

При этом, довольные собой, как и вся нация, они изображали действительность, то есть, по существу, самих себя в окружающем их мире, без ненужных прикрас, но и без подчеркивания изъянов и язв. Ведь не найти в голландской живописи XVII века картины, хоть отдаленно напоминающей брейгелевских «Слепых» или «Пляску под виселицей». В самом деле, кто бы в бюргерской Голландии стал заказывать такие произведения?

Пора, однако, сделать оговорку решительно ко всему вышесказанному: оно или вовсе не относится, или относится лишь частично к художнику, о котором речь впереди, художнику, гений которого столь могуществен, столь исключителен, что к нему не подходят никакие обычные мерки, и чье творчество увенчивает всю голландскую живопись, но питается вдохновением, свойственным только ему. Это — Рембрандт.

В голландской живописи мы наблюдаем еще одно своеобразное явление, нигде не получившее подобного распространения, — специализацию по жанрам.

Голландский адмирал и голландский рыбак любили море, офицеры, стрелки с гордостью вспоминали боевые потехи, голландские врачи считались замечательными диагностиками и были высокого мнения о своем искусстве, бюргеры любили свои жилища, их внутреннее убранство, свой «интерьер», фермеры любили деревенскую жизнь, крестьянский быт и хвалились своим скотом. Все они, вместе взятые, любили родную природу и зимой и летом, в лунную ночь и в редкий солнечный день, как любили они и хорошо поесть и выпить, а значит, радовались морскому запаху устриц, розовой симфонии сочного окорока, янтарному блеску вина в граненом бокале.

Все это надлежало запечатлеть в живописи, и потому у большинства художников, которых по формату их картин, да и по диапазону их творчества называют «маленькими голландцами», выработалась своя специальность, часто узкая, но почти всегда доведенная до совершенства.

Фламандская живопись XVII века освободилась от засорявших ее влияний, нашла свое раскрепощение в стиле барокко, современная ей голландская живопись — в чисто национальном и жизнерадостном реализме.

Как мы видели, этот реализм был утвержден Франсом Гальсом, и мы не случайно вспомнили при этом о Леонардо да Винчи. Ни по масштабу, ни по характеру творчества эти два художника, конечно, несравнимы. Но, подобно тому как Леонардо знаменует начало и в то же время полное утверждение искусства Высокого Возрождения в Италии, которое в титаническом гении Микеланджело познает новый невиданный взлет, Гальс — это начало и утверждение великого голландского реализма, которому суждено было окрылить для подлинно космического полета над Вселенной всеобъемлющий гений Рембрандта.

Примечательна последующая судьба живописных откровений Франса Гальса. Прославленный ныне его «свободный мазок», пренебрежение деталями, тщательно выписываемыми другими голландскими мастерами, общая вольная, размашистая манера художника, которую просвещенный современник называл, как мы видели, «необычной», скорей всего, именно в силу этой необычности не оставили заметных следов в голландской живописи.

Целых два века по этой же, вероятно, причине любители живописи не причисляли Гальса к звездам первой величины. Этот великий реалист был вновь «открыт» лишь импрессионистами, и с тех пор картины его считаются ценнейшим украшением музеев и частных собраний. Зато сразу же утвердилось в голландской живописи как раз самое значительное, чего ему удалось достигнуть в этой своей «необычной» манере.