Чужой среди своих 3 - Василий Сергеевич Панфилов

зашедший в квартиру портрет — так, по крайней мере, мне показалось сначала… — так вот кто у тебя дед! Чёрт, ведь всё очевидно было…'

— Михаил? — улыбается Анастас Иванович, пожимая мне руку, — Очень рад наконец-то познакомиться с вами!

Улыбаюсь, и, кажется даже, не слишком натужно отвечаю на несколько вопросов. Впрочем, Микоян не стал долго задерживаться, и, уделив мне минуту, поздравил Ованеса, вручив тому какой-то свёрток, выпил бокал вина и удалился, тактично не заметив сигаретного дыма и бутылок с вином на столе.

— Ага… — вылезло из мен, — дай сигарету, что ли…

Дав сигарету и подкурив, Стас привалился рядом, подперев стену спиной.

— Ты что… — он смерил меня взглядом, — не знал?

— Да ну… — пожимаю плечами, — получается, так! Сейчас вот вспоминаю, и кажется, что всё очевидно было, а так…

Я хочу рассказать ему, что до сих пор не всегда понимаю сложный Эзопов язык, которым часто говорят в СССР. С намёками на намёки, отсылками на какие-то знакомые с детства вещи, подмигиваниями и прочим…

… но сдерживаюсь, буквально в последний момент.

— Вот потому-то… — начал было Стас, но, не договорив, засмеялся, и, положив руку мне на плечо, сжал его. Мы с ним молча докурили, и это молчание, мне кажется, значило больше, чем часы разговоров.

С уходом старшего Микояна градус вечеринки стал нарастать, голоса стали громче, а концентрация табачного дыма в воздухе достигла критических значений. Курят даже за столом, просыпая пепел на еду и используя в качестве пепельниц опустевшие блюдца.

Чёрт его знает… но мне кажется, это не сколько потребность в никотине, сколько выдох облегчения после ухода Члена Политбюро.

За столом, в гостиной, меньше половины присутствующих, остальные кто где. Девчонки то присаживаются на коленки к парням, то шушукаются в углу за шторами, заливисто хохоча чему-то своему, то уходят на кухню без явной надобности, или в ванную — пудрить носики и освежать макияж…

… или что ещё они там делают.

Девчонки, к слову, симпатичные… хотя бы своей молодостью и задором, блестящими глазами и раскованными, но не развязными манерами. Они пьяны вином и без вина, шалые не столько от градуса, сколько от самой обстановки — светской, почти западной… как представляется им.

Среди парней самый старший (и самый пьяный!) Ованес, громче всех хохочущий и больше всех хвастающийся невпопад. Он вообще — весь невпопад, плохо вписываясь в тусовку московской золотой молодёжи, и кажется даже, в эту квартиру.

Кем именно он приходится Микоянам, я думаю, знает только сам Анастас Иванович, лоббирующий интересы многочисленной армянской диаспоры и ничуть не стесняющийся использовать для этого своё положение. Кумовство и коррупция для Партийной верхушки правило, а не исключение, использование служебного положения в корыстных целях — норма[vi].

С поправкой на кавказский менталитет, оно и вовсе интересно выходит…

Бокал коньяка, который я за каким-то чёртом выпил на пустой желудок, плещется, кажется, в голове, прилично ударив по мозгам. Меня не сильно, но ведёт, и, присев наконец на свободное место рядом с Макаревичем, я решил поесть.

Но сперва…

… достав пачку «Мальборо» прикуриваю, небрежно выкладывая сигареты на стол.

— Угостишь? — спрашивает одна из девочек, как там её… Небрежно киваю, растягивая губы в улыбке, та берёт сигарету и прикуривает, смущаясь моего оценивающего взгляда.

' — Пионэры!' — уныло констатирую чуть погодя, опуская глаза и начиная вяло ковыряться в тарелке. Надежда, что вечер может закончиться несколько более интимно, сдувается проколотым шариком.

— Что такое не везёт, и как с ним бороться, — мрачно бормочу себе под нос, не особо вслушиваясь в разговоры, ведущиеся за столом. Так… вполуха.

Ещё раз покосившись на девчонок, и оценив степень их привлекательности, занятости и потенциальных затрат времени и нервов, подцепил с большого блюда гренку с «еврейской закуской», щедро пахнущей чесноком, и мрачно захрустел. Раз уж не светит интим, то и чёрт с ним… да и зря, что ли, готовили?

' — Мама лучше делает', — оценил я сумрачно, и снова вздохнул. Либидо, как назло, рвёт штаны… а тусовка здесь такая… не слишком такая!

С точки зрения человека и гражданина, ну и медицинской статистики, это хорошо и правильно. Но с точки зрения молодого парня на пике полового созревания — засада…

Рядом, на коленках у Макаревича, как назло, симпатичная девчонка, и у них, поклясться могу, всё в порядке, и даже более чем!

А у меня с Таней — всё сложно… как назло! Только начинает что-то налаживаться, и какой-то подвох всплывает, какая-то непредвиденная гадость… и снова ходим кругами, страдая.

Нет, секс у меня бывает периодически, и не только в ванной, наедине с самим собой. Я ж всё-таки в тусовке неформалов, и считаюсь там не последним человеком, а девушек свободных взглядов в этой среде предостаточно, иногда даже — слишком свободных.

Но хочется-то, чтобы на моих коленках не просто тёплое-мягкое-женское сидело, а — Таня! Ну… и не только сидела, а вообще…

А она комсомолка, и вся такая правильная-правильная… искренне, что характерно. Да ещё и папа — коммунист со стажем, и антисемит, тоже со стажем.

Ну и я… то привод в милицию за внешний вид, то меня в венерологии видели. Доказывай потом, что ничего не было, и что кожвен, это не только «вен», но и «кож». Люди зря говорить не будут!

А они, суки, говорят… папа, мама, общественность эта чёртова! Все эти бабушки-соседки, знакомые с детства и желающие добра! Партия, опять же… комсомол, который «есть[vii]»!

У нас с Таней из всего интима — поцелуи, да лёгкий петтинг, и чем дальше, тем больше я думаю, что надо бы эти отношения рвать! А то выходит у нас какая-то дурацкая вариация на тему «Ромео и Джульеттты», а я ни себе, ни Тане не хочу ролей трагических персонажей.

— Если бы всё было так просто, — бурчу вслух, вспоминая, что расстаться, разорвать отношения, не так-то просто, если вы живёте