Девушка у Орлиного перевала - Маргарет Роум

— Дай Бог, если ты в самом деле это чувствуешь, — Кейта засмеялась, довольная. — Только никогда в жизни ты не сможешь искренно повторить то, что сейчас сказала. Нет, наверняка, насколько я знаю самого, а я думаю, что хорошо его знаю. А вот и он! Уверена, он посмеется, когда я передам то, что вы мне сейчас сказали.

— Нет, пожалуйста, не надо! — задохнулась Джорджина, неожиданно увидев в дверях фигуру Лиана.

Но Кейта не вняла ее просьбе.

— Вам должно быть совестно за то, что пренебрегаете своей будущей невестой, — упрекнула она с непринужденностью женщины, нянчившей его в детстве. — Она так подавлена, когда не видит вас, что чуть не плачет, и говорит, что чувствует себя покинутой. Вы слышали когда-либо подобное? Оставляю вас объясниться и переубедить ее.

Она поторопилась выйти, даже не взглянув на помертвевшую Джорджину.

Лицо Лиана было непроницаемым. Делая вид, что не замечает ее вспыхнувших щек, он прошелся по комнате и сухо сказал:

— Если вы готовы, то едем. Автомобиль подан. Все еще взволнованная, она задержалась у дверей.

— Только возьму сумку, она в комнате, наверху. Он протянул руку, чтобы остановить.

— Не надо, я сам возьму. У вас есть пальто?

— На кровати, — с запинкой произнесла она, болезненно ощущая холод, исходящий от него. — С перчатками и сумочкой.

Он через три ступеньки взлетел наверх и через несколько секунд вернулся обратно с вещами. Менее чем через пять минут она сидела на заднем сиденье роскошного, к ее удивлению, автомобиля, сквозь слезы наблюдая, как исчезает вдали Орлиный перевал.

Они ехали по сельской местности, которая казалась ей странно знакомой. Она вспомнила, что видела некоторые места во время их последней прогулки в экипаже, тогда они ехали по тропам, а не по дороге, как сейчас. Через некоторое время ландшафт изменился: унылое болото тянулось на мили от берега, словно не было красоты побережья и горных вершин, приютивших орлов Ардулиана. По крайней мере они будут благодарны ей за подаренную отсрочку. Вершины останутся их домом, пока местность останется нетронутой. При быстром ходе цивилизации среди заводских зданий могучим орлам места нет, так же как и человеку, сидящему впереди нее, поглощенному скоростью, такой неуместной на этих пустынных дорогах. Он был слишком свободолюбив и необуздан, чтобы принять оковы делового предприятия, влекущие за собой проблемы и потери.

После нескольких миль езды в молчании она почувствовала неладное. Определенно, давно пора появиться следам обитания людей! Она не знала этот край, но инстинкт подсказывал, что железнодорожная станция не может быть расположена в безлюдном месте. Ее нервные пальцы смяли перчатки в комок.

— Куда вы меня везете? — осмелилась она запротестовать. — Это не дорога на станцию. Не видно никаких следов, никаких признаков жилья!

Он не повернул головы, но увидев жесткую линию его профиля, она приготовилась услышать самый невероятный ответ.

— Тебе еще рано домой. Чувствую, некоторые уроки ты плохо усвоила, а способствовать успеху, думаю, может временное пребывание в условиях менее комфортных, чем Орлиное Гнездо!

— Не понимаю! — вскрикнула она, отказываясь верить собственным ушам; нет, он не посмеет совершить то, что можно назвать похищением! Но память услужливо подсказала девиз его рода: «Мы смеем все!» — правило, не скрывающее угрозы. Испуганная, полная отчаянья, она посмотрела вокруг, стараясь обнаружить путь для спасения, но не нашла ничего, подающего надежду: даже если ей удастся выпрыгнуть на скорости из автомобиля, бежать некуда и взывать о помощи не к кому.

И тут она заметила светлое пятно размытых очертаний, которое по мере приближения стало принимать вид белого домика, похожего на жилье Даниела Каванаха. Лучик надежды согрел ее душу — избавление было, если только она этим воспользуется! Она почувствовала с облегчением, что автомобиль неожиданно замедлил ход, и она напряглась, готовая выскочить, когда машина максимально приблизится к строению. Едва ей показалось, что уже достаточно близко, она раскрыла дверцу и прыгнула на обочину, моля Бога не переломать кости при падении. Приземление сопровождал глухой звук, у нее прервалось дыхание. Боли не было, но потребовалось несколько секунд, чтобы придти в себя и приготовиться бежать в сторону жилища.

Скрип тормозов останавливаемой Лианом машины поторопил ее, но едва она попыталась встать, как почувствовала, будто тысячи невидимых рук держат ее мертвой хваткой. Стараясь перебороть панику, она собрала все силы для следующей попытки, но, к ее ужасу, ноги охватила жирная черная слизь, и она ощутила, что тело погружается все глубже в болотную трясину, как теперь она поняла это. Тело пронизал никогда не испытываемый ею страх, и она издала крик ужаса. В детстве она часто слышала от отца и дяди рассказы о торфяных болотах, которые за считанные минуты способны были засосать лошадь, их обманчивая зеленая поверхность веками служила саваном для великого множества несчастных людей. При мысли о таком ужасном конце она издала еще один испуганный крик, оборвавшийся при виде бегущего к ней Лиана.

— Дурочка! — прорычал он сквозь зубы, подбежав. — Я бы с удовольствием оставил тебя здесь.

— Пожалуйста, о, пожалуйста, поторопись!.. — взмолила она.

Он наклонился, протянув ей руки, и она, судорожно схватившись, чуть не пригнула его к себе, но он быстро восстановил равновесие и начал с усилием вытягивать ее, пока с ужасным чавкающим звуком, напоминающим стон испуганного чудовища, трясина не выпустила ее из своих мерзких объятий.

Несмотря на покрывающую ее черную жирную слизь, она прильнула, содрогаясь, к нему, как к последней спасительной соломенке, и напрочь позабыв, что именно он виновник происшедшего. Обвив руками его шею, она несколько секунд, не говоря ни слова, стояла, прижавшись к нему, как вдруг ощутила дрожь, пробегавшую по его телу. Очнувшись, Джоржина почувствовала раскаяние за причиненную ему неприятность. Подняв голову, она увидела красное лицо и крепко сжатые губы. Едва она произнесла слова сожаления, как он потерял контроль, и с негодованием она увидела, что он безудержно хохочет. Она смотрела на него, изумляясь столь быстрому переходу от суровости к веселью. Перепады его переменчивого настроения переливались как ртуть от одного полюса к другому. Она смотрела на него как обиженный ребенок, а по щекам текли слезы, а он умирал от смеха. Пожалуй, залепив ему пощечину, она получила бы некоторое удовлетворение, но чувствовала, что подобное наказание только усилит его веселье, и, кипя от злости, она ждала, пока не прекратится этот дурацкий смех.