Светлейший князь 2 - Михаил Шерр

не было, пока. Я рассчитывал, что нам каким-нибудь способом удастся начать разработку урянхайских руд. А до этого довольствоваться чем есть: озерным железом и скудными залежами руд в долине.

Выслушав меня, Петр Сергеевич подвел итог дискуссии.

— Строим блауфен, а о домне будем думать, когда сырья будет достаточно. Наши руды скудные, но других пока нет. Будет получаться одна плавка в месяц и то хлеб, — возражений не последовало. Да и что возражать, из пальца железо не высосешь.

— А прокатных станов два будем делать или один? — количество прокатных станов был вторым спорным вопросом и сейчас его задал Ферапонт Пучков, кузнец уральского завода.

— Два, — жестко, но категорично заявил Василий Иванович. — Что бы получать все что надо, прокатных станов надо не один и не два. Всяких нужных валков мы наделаем, дай только время. Да менять-то их, сколько времени будет уходить? Поэтому два. — Василий Иванович первоначально к идее прокатного стана отнесся с недоверием, назвав его баловством. Все-таки жизнь в отрыве от центров технической цивилизации способствовала развитию технической отсталости. Но Петр Сергеевич быстро переубедил его, показав, на построенном им примитивном ручном стане, преимущества проката перед ковкой.

Технические дебаты на этом прекратились, на завод вернулся Ванча.

— Здравствуй, дорогой, — Ванчу я всегда был рад видеть, он вызывал у меня самую искреннюю симпатию. — Новости наши уже знаешь?

— Здравствуйте, ваша светлость. Новости знаю. И даже догадываюсь, что вы мне хотите поручить, —хитро улыбнулся Ванча.

Я засмеялся, нет сначала я решил Ванчу очень удивить и наверное обрадовать.

— Пойдем прогуляемся для начала, а потом будем о поручениях разговаривать, — Ванчу мои словам явно удивили и он молча пошел следом за мной.

Первым делом надо было перевооружить алтайца и услышав о его возвращении, Петр Сергеевич поспешил на стрельбище, куда следом за ним пришли и мы.

— Это теперь твоё, — Петр Сергеевич протянул Ванче двуствольное ружье. Тот, несколько минут внимательно изучал его, а затем протянув ружьё обратно, попросил:

— Петр Сергеевич, покажите, как работает.

Инженер молча достал два патрона, медленно зарядил, из положения стоя сделал поочередно два выстрела. Перезарядил и выстрелил одновременно из двух стволов.

— Понятно или еще показывать? — спросил я.

— Понятно, Григорий Иванович.

— Тогда вперед, — Ванча осторожно взял ружьё, медленно перезарядил, извлечь стрелянные гильзы у него получилось не сразу.

— Прицельная дальность четыреста метров, — Петр Сергеевич показал Ванче куда целиться.

— Это сколько саженей? — в переводе метров в сажени Ванча был еще не селен.

— Двести.

Ванча был отменным стрелком и из лука и из ружья и освоить новое оружие ему не составило труда. Сделав несколько выстрелов, Ванча довольно заулыбался, новое ружьё ему понравилось.

— А теперь попробуй вот это, — я повернулся к Прохору. — Винтовку.

Показав заряжание винтовки, я показал на самую дальнюю мишень, стоящий на камне черепок:

— Стреляй.

Целился Ванча неприлично долго, но черепок разбил первым выстрелом.

— Это переделанный штуцер. Теперь это называется винтовкой. При первой же возможности получишь. Патронов к твоему ружью Яков даст тебе кучу. Гильзы, вернее донца от них, собирать. Вопросы есть, друг Ванча? — не скрывающий радости алтаец, молча потряс головой.

Когда мы вернулись на завод, ко мне подбежала Настя Турчак.

— Ваша светлость, зайдите к нам на минутку.

— Уже можно? — Настя ошарашено посмотрела на меня. — Пошли, я в любом случае зашел бы к вам.

Лаврентий два дня шлифовал линзы для микроскопа и только что закончил эту работу.

— Нам, ваша светлость, теперь осталось только собрать и микроскоп будет готов. За пару дней управимся, — я сразу отметил «мы», а не «я». Лаврентий почувствовал мою мысль, смущенно улыбнулся. — Мы, ваша светлость, с Настеной решили обвенчаться. Иван сегодня поедет к отцу Филарету, мне самому трудно.

— Поздравляю. Искренне рад за вас. Если хочешь, я могу поговорить с отцом Филаретом.

— Нет, ваша светлость, пусть Иван. Он мне за отца.

— Лаврентий, я больше не могу задерживаться у тебя. Надо срочно ехать в Усинск.

— Я знаю, Настя рассказала. От них нам будет большая польза, — я вопросительно посмотрел на Лаврентия, не понимая хода его мыслей. — Среди них много мастеровых, для нас это дополнительные рабочие руки, — я про эту сторону вопроса еще даже и не думал. Однако Лаврентий молодец.

По дороге с Усинск мы с Ванчей все обговорили и составили план действий. Ванча вниз по правому берегу Енисея доходил до знаменитой Джимовой горы. Гора была первой крупной вершиной после устья Уса и служила хорошим ориентиром. Скалы в том месте брали реку в тиски. Ванча надеялся после беседы со староверцами понять, где они стали лагерем. Но главным сейчас был вердикт отца Филарета.

К нашему возвращению в Усинск беседа нашего иеромонаха со староверцами закончилась и отец Филарет ожидал меня.

— Когда владыка благословлял меня на моё нынешнее служение, мы долго беседовали, обсуждая раскол нашей церкви, — отец Филарет поднял глаза к небу, мне показалось, что он там видит что-то мне неведомое. — Я изначально знал, что придется много раз с ними столкнуться и мне дано право самому решать, как с ними общаться. Все решения я принял еще до вашего появления, когда у нас случился раскол в отряде.

Отец Филарет замолчал, я знал, что вспоминать происшедшее тогда всем было тяжко, все ушедшие из отряда погибли от рук казаков.

— Тех, кто пожелал, я принял в лоно нашей матери-церкви. Они теперь православные. Не пожелавшие возвращаться, в семьях живут по своему уставу, в храме наш устав. Двуперстие, как и где в храме стоять, как одеваться, бороды носить, четки-лестовки запрещаться им никто не будет. Но никаких отдельных общин, ни церковных, ни мирских, как вы им тоже сказали, — Отец Филарет сделал паузу и посмотрел на меня, ожидая моей реакции. Я молча кивнул. Стопроцентной уверенности, что мое попадание ничего не изменило там за пределами долины, у меня не было, а вдруг? Но в той, покинутой мною жизни или истории, только через пять лет будут первый разговор инока Никодима с Потемкиным и только через двадцать пять лет появится императорский регламент о единоверии. — Мужики у них все грамотные и подпишут согласие на всё это, которое будет храниться у меня. За