Стеклянный дом - Ева Чейз

резкий звук мотора. Кто-то снимается с якоря. Вдруг это тот самый красавчик? – Я сбегаю в гастроном. Минутку. – Я хватаю сумочку. Может, успею пройтись мимо него, пока он не уплыл.

– Мам…

Я чувствую присутствие чего-то осязаемого на кухне. Что-то нарастает. Даже террариум странно поблескивает, как будто внутри застряли светлячки.

– Мне нужно с тобой поговорить.

– О. – У меня внутри все обрывается. Я боялась этого разговора и в глубине души ждала: сейчас Энни скажет, что хочет остаться жить у Стива. Надежда, которую я пыталась поддерживать в себе всю прошедшую неделю, начинает угасать. Мне ужасно не хватает мамы: она бы знала, что сказать Энни. – Послушай, я знаю, тебе было трудно принять, что мы с папой… – Я не выдерживаю и срываюсь. – И да, ты права, мне следовало с самого начала быть с тобой честнее…

– Я не об этом. – Она прикрывает глаза ладонью. – Мам, все намного серьезнее.

Розовые стены комнаты накреняются, словно опрокинутые кильватером проходящего мимо судна. Тишина накатывает волной, потом отступает. Я говорю:

– Энни, милая, что случилось? – и сама уже чувствую где-то в глубине души, что это будет один из тех самых разговоров, разделяющих жизнь на «до» и «после», и что ничего уже не будет как прежде.

11

Рита

ГЕРА И ТЕДДИ ВЛЕТАЮТ в дверь кухни, запыхавшиеся, взлохмаченные, с карминовым румянцем на щеках. Рита заметила, что детей в лесу охватывает дикое, пьянящее ликование. (Походы в Риджентс-парк никогда не производили на них такого впечатления.) Это ее тревожит, потому что она не может бегать за ними каждую секунду. Они появляются из дыр в заборе, как зайцы, и исчезают в них же. Когда Рита распахивает калитку и кричит «Обед готов!», то задерживает дыхание, и смутная тревога постепенно начинает перерастать в панику, пока дети не выскакивают из зарослей и ржавый крючок калитки не защелкивается у них за спиной.

Рита не может мысленно нанести их на карту, не знает, где они находились в эти минуты ожидания, по каким замшелым оврагам петляли, цепляясь за ветки одеждой и ногтями, какими тропками бежали обратно к дому. Она не может даже оценить, насколько на самом деле опасен лес и стоит ли так беспокоиться. Рита прекращает размазывать зеленовато-желтые пиккалилли по сэндвичам.

– Надеюсь, вы не лазали на поленницу? – Опасно нагроможденные бревна стоят у нее перед глазами, готовые покатиться, словно огромные смертоносные кегли.

– Не волнуйся, Большая Рита, я успела спасти его от верной смерти. Мы не отходили далеко от дома, как велено. – Она насмешливо изображает скаутское приветствие, бросает рюкзак на пол и начинает рыскать по кухне в поисках чего-нибудь вкусного. – Хотя эти грибы странного цвета были вкусные, правда, Тедди?

– Что? – У Риты внутри все переворачивается.

Тедди и Гера заливаются фыркающим смехом, довольные тем, что удалось ее поддразнить.

– Нельзя так шутить, – резко произносит Рита, несмотря на охватившее ее облегчение.

Но она рада видеть, что дети держатся дружно, как и положено брату и сестре, которые вынуждены вместе справляться со скукой и тревогой за мать, лежащую в мутном безмолвном сумраке на втором этаже. Может, оно и к лучшему, что большую часть времени дети здесь сами находят себе развлечения. А времени более чем достаточно. Дни в Фокскоте – от рассветного птичьего хора до закатного переполоха летучих мышей – тянутся вяло и мешковато, поскольку Рите не нравится надолго бросать Джинни без присмотра.

Если бы они остались на лето в Лондоне, все было бы иначе. Даже если бы Джинни впала в меланхолию, она бы, по крайней мере, свободно передвигалась по дому со всеми его удобствами и находила утешение в привычном окружении. А Рита могла бы как следует выполнять свою работу, выбираться в город, чтобы подарить детям лето, которое они заслуживают, с походами в Британский музей, в волшебную пальмовую оранжерею в садах Кью, а после обеда – за добычей на липкий берег Темзы. Все те занятия, которые Джинни только рада была доверить няне, а Рита – любила всей душой. Ей с трудом верилось, что она еще и получает за это деньги. И сейчас, вспомнив все это – теплый, сладкий запах какао-дерева в садах Кью, испачканный илом черепок викторианской вазы на ладони, – она особенно тоскует по Лондону.

– И зря ты так боишься леса, – говорит Гера, вырывая Риту из размышлений.

– Я не боюсь! – врет она, стараясь придать голосу насмешливую интонацию.

– Если бы я был такой высокий, как ты, я бы вообще ничего не боялся. – Тедди тяжело вздыхает, сдувая кудряшки со лба. – Я хочу побыстрее вырасти.

– Терпение. Однажды ты будешь выше меня. – Рита улыбается, хотя ей почти больно представлять, что Тедди станет взрослым, а его детство затеряется во времени, как бутылка с письмом, брошенная в огромный бурный океан. Она выпутывает колючку из его кудрей. Потом встревоженно принюхивается. – Откуда запах горелого?

– Мы просто развели маленький костерок, – весело объявляет Тедди.

Гера бросает на брата многозначительный взгляд, заставляя его замолчать, и сует в рот ломтик сыра.

– Все в порядке, Большая Рита. Мы его уже потушили.

У Риты внутри холодеет. Она вспоминает лондонский дом, каким он предстал перед ней в последний раз: резко выделяющийся в полукруге из красивых домов, как гнилой зуб среди здоровых. Штукатурка почернела, глицинии завяли.

– Нельзя разводить костры, глупенькие! – накидывается на детей Рита. – Так, ладно, спички. У кого они? – Она раскрывает ладонь и переводит взгляд с Геры на Тедди, у которого более виноватое лицо.

Но в итоге именно Гера нехотя вытаскивает коробок из плотно набитого кармана шорт и отдает его, обиженно хмыкнув.

Рита ругает себя за то, что не заметила пропажу спичек. Но Фокскот, как и лес, для нее все еще неизученная территория, место, где на каждом углу под личиной самых обычных вещей может скрываться грядущая катастрофа. Пол в подвале усыпан ржавыми челюстями капканов. Топорами. Ножами. Целая коллекция ружей хранится в незапертом шкафу (подходящего ключа она не нашла). Рита даже обнаружила маленький пистолет в жестяной коробке из-под печенья. Когда она обратилась с вопросами к Мардж, та просто пожала плечами и пробормотала что-то о том, что у нее самой тоже есть ружье, как будто хранить огнестрельное оружие среди сладостей – это обычное дело.

Рита прячет коробок на верхнюю полку серванта, к щербатой посуде – туда, где до спичек точно не дотянуться. Она проверяет савойскую капусту, заготовленную на ужин, отмокающую в холодной соленой воде в кухонной раковине, с одобрением замечает всплывающих слизней и