Русская книга (Тринадцать песен о граде Китеже) - Илья Стогов

Современники боялись его и называли сумасшедшим фанатиком. При этом даже последний поваренок в Петербурге был прекрасно осведомлен о романтических отношениях, связавших Фотия с самой богатой невестой империи, графиней Анной Орловой.

Анна была единственной наследницей знаменитого рода Орловых. Ее состояние оценивалось в какую-то абсолютно фантастическую сумму. Анне были открыты все пути, но стоило юной графине услышать проповеди молодого священника Фотия, как жизнь ее переменилась. Балы и пустая болтовня были оставлены, толпившимся у парадного подъезда женихам был дан отлуп. Отныне графиня проводила время в постах, молитвах — и свиданиях с возлюбленным монахом.

Крикливые тетки-экскурсоводки, привозящие в монастырь туристические автобусы, любят цитировать пушкинскую эпиграмму: «Благочестивая жена: душою Богу предана (а грешной плотию — архимандриту Фотию)». Орлова бросила все и перебралась в новгородскую глушь. Там она прожила пятнадцать лет. Дядя Анны когда-то своими руками свернул шею императору Петру III и теперь все деньги, полученные за то давнее убийство, Анна пустила на восстановление Юьева монастыря. Держась за руки, влюбленные вместе наблюдали, как восстает из пепла обитель. За голову императора Орлову заплатили щедро. Средств теперь хватило на все.

А потом Фотий умер. Говорят, заморил себя голодом. Графиня пережила его почти на десять лет. Те же тетки-экскурсоводки любят рассказывать, что Орлова была отравлена следующим юрьевским настоятелем, который боялся, что графиня заберет из монастыря драгоценные вклады.

Вряд ли эта версия правдива, но туристам нравится. В путеводителях специально для них сообщаются подробности:

Когда в 1930-х могила Анны была вскрыта, тело графини оказалось в странном положении: одно плечо лежало выше другого, руки разбросаны, седые волосы растрепаны. Черное платье на груди порвано в клочья. Не оставалось сомнения, что Орлова проснулась и пыталась выбраться наружу. Видимо, отравители не рассчитали дозу яду и обрекли несчастную на мучительную смерть в гробу от удушья.

3

Гробы Фотия и Орловой простояли рядом лет сто. Потом большевики стали вскрывать могилы и выбросили их кости на свалку за Георгиевским собором. Утром я вернулся в монастырь и специально обошел собор кругом. Строительный мусор лежал там громадными грудами. Но разглядеть среди помоев черепа влюбленных мне не удалось.

В самом соборе было холодно и сыро. В наших широтах каменные храмы не успевают прогреться даже в самый жаркий день. Туристы толпились у входа, а попав внутрь, тут же задирали головы, чтобы рассмотреть высоченные своды. Под ноги никто из них не смотрел. Хотя главные достопримечательности расположены как раз там.

За восемь с половиной столетий в Георгиевском соборе было похоронено людей, как на небольшом кладбище. Археологи исследуют эти могилы уже лет восемьдесят, но никакой уверенности в том, что им известны все местные захоронения, у них нет.

Справа от входа в собор под полом был найден саркофаг. Внутри лежали перемешанные кости двух детей. Судя по черепам — одному было лет пять, второму около восьми. Что это за дети, неизвестно. У противоположной стены под полом нашлось сразу несколько могил. Некоторые скелеты лежали в каменных саркофагах, а некоторые — в дубовых гробах. Почти у всех сохранились остатки шелковых одеяний, кожаных ремней и обуви. Но кто это такие, опять-таки неизвестно. У одного из похороненных ноги были почему-то скованы длинной железной цепью. У другого на груди лежала дорогая брошка с двадцатью восьмью жемчужинами и рубином. Череп еще одного был насквозь пробит острым орудием: острие вошло в правый висок и вышло в районе левой челюсти, выбив при этом два нижних зуба. В соседней гробнице кости почему-то усыпаны рыбьими костями и чешуей.

Еще до археологов гробницы пытались вскрывать грабители. Лет четыреста тому назад здесь стоял шведский гарнизон, и вечерами солдаты от нечего делать потрошили могилы. Как-то они вскрыли одну из гробниц и отшатнулись: лежащий в гробу человек вовсе не выглядел мертвым. То есть тело, конечно, слегка потемнело и съежилось, — но в целом древняя мумия выглядела лучше, чем многие из живых. Слухи о чудесных мощах дошли до новгородского митрополита, и в монастырь тут же был организован крестный ход. Анонимного покойного с почестями уложили на носилки, отнесли в город и перезахоронили в Софийском соборе.

Видевшие его вблизи поражались: ну чисто как живой! Сложно и представить, какой святостью отличался при жизни сей угодник! Нетленные мощи пользовались почитанием несколько веков подряд. Верующие, которым удавалось их облобызать, светились от счастья. А потом, уже в наше время, академик Янин выяснил, что покойный — никакой не святой, а наоборот, отлученный от церкви князь Дмитрий Шемяка. Не разложилось же его тело всего-навсего потому, что Шемяка был отравлен и для верности ему дали слоновью дозу мышьяка.

Если присмотреться, то обнаруживаешь странную штуку. Выясняется, что русская древность, которая кажется нам спокойной, неподвижной, вечной, это одна сплошная суета. Мертвые, которые должны спокойно лежать в могилах, скачут из храма в храм порезвее живых. Положение могил меняется по нескольку раз за век, а некоторые кости и вовсе никогда не обретают покоя.

Два последних захоронения у правой стены собора принадлежат маме Александра Невского и его брату. Скелет княгини, все еще лежащий в каменном саркофаге, сохранился неплохо. А в ногах у нее стоит саркофаг сына, юного князя Федора, от которого, к сожалению, сохранилось всего несколько ребер. Это был очень красивый и, судя по всему, крайне положительный молодой человек. Когда ему исполнилось пятнадцать, родители надумали Федора женить. К свадьбе все было готово, в Новгород съехались гости, слуги начали накрывать на стол. Федор причесался, надел свою лучшую рубаху, собрался было идти встречать невесту, но ни с того ни с сего упал на пол и умер. Свадебный пир пришлось срочно переоформлять в поминки.

Брат Федора, юный Александр, еще не получивший тогда прозвище «Невский», тоже присутствовал на странной свадьбе. В тот момент Александр бы совсем ребенком. Говорят, он сильно горевал по Федору. Часто вспоминал его. Пытался как-то помогать невесте, ставшей вдовой еще до брачной ночи. Правда, через несколько лет после всех этих событий на Залесье обрушился удар монгольских принцев, а вслед за ним еще и княжеская междоусобица, а потом папа Александра обнял выживших сыновей и уехал к грозному Батыю, и все так завертелось — в общем, Александру стало не до сентиментальных воспоминаний.

4

В 1243-м Батыю доложили о прибытии странного визитера. Откуда-то с севера в его ставку прибыл человек, уверявший, будто является повелителем богатых мехами и прочим богатством лесов.

— И чего он хочет? — спросил Батый.

— Он хочет изъявить покорность и попросить о принятии в подданство, мой господин.

— Да? Это хорошее желание. Сообщите ему, что мы его примем. Как зовут этого раба?

— Сейчас, повелитель… э-э… Какое-то странное имя. А, вот: Ярослав, мой господин.

— Ярослав? Хорошо.

Всю жизнь непутевый князь Ярослав искал возможности приткнуться к кому-нибудь побогаче. Не стоит его за это винить: по-другому в нищем Переславле было просто не выжить. Тем более с такой большой семьей, как у него. Не осталось ни единого соседа, которому бы князь не пытался продать свой меч. Ярослав воевал за Новгород (неудачно), участвовал в междоусобицах в Залесье (неудачно), пробовал занять бесхозные города на Руси (каждый раз бывал изгнан). Удача улыбнулась ему всего один раз: монголы перебили в Залесье его более старших родственников, и ничто вроде бы не мешало Ярославу стать единственным господином этих богатых земель. Однако и тут все пошло не гладко: когда не осталось старших, Ярослава стали теснить уже младшие родственники. И даже вообще не родственники, а всякие проходимцы.

Прежние князья в таких случаях сразу же ехали на Русь. Там они искали себе союзников и воинов, которые станут за них сражаться. А вот Ярослав решил, что Бог-то с ней, с Русью. Раз родственники кинули его самого разбираться с проблемами, то он станет просить помощи у степняков.

Другие русские князья тоже ездили к Батыю. Из Чернигова приезжал князь Михаил, из Галича — верховный правитель всей Руси, князь Даниил. В конце концов, их княжества располагались по соседству со Степью, а единственным господином Степи теперь был именно Батый. Визитерам в Золотой Орде оказывались почести, как и подобает государям независимых соседних государств. Сами князья вели себя надменно: для них, христиан, хан-язычник, каким бы блестящим ни был его двор, все равно не сильно отличался от животного.

Ярослав приехал совсем иначе. Господином независимого княжества он не был, но собирался стать. Пав ниц перед Батыем, он молил Повелителя Вселенной принять под свою милостивую руку все Залесье и позволить ему, Ярославу, лично покарать тех, кто не признает власти Батыя.