Тайный посол. Том 2 - Владимир Малик

В глаза ударили яркие солнечные лучи. С развесистых яворов с криком взвилось воронье. Гетман прищурился, глубоко вдохнул морозный воздух, пахнувший утренним дымком, и сошел с крыльца.

На просторной площади выстроился отряд сейменов, прибывших из Крыма для замены тех, что пробыли здесь полгода и должны были возвращаться домой. В островерхих круглых шапках, отороченных мехом, в овечьих кожухах, они устало сидели на небольших лохматых лошадках и равнодушно смотрели на невысокого бледного гетмана Ихмельниски и на гурьбу старшин. За плечами у каждого всадника виднелось извечное оружие кочевников – лук, колчан со стрелами, круглый щит, обитый жестью или жесткой бычьей кожей. На боках – сабли.

Гетмана окружили старшины во главе с Азем-агою и Свиридом Многогрешным. С каждым из них он поздоровался кивком головы, а салтанам Гази-бею, который на днях уезжал в Крым, и Чогаку, прибывшему сменить Гази-бея, пожал руки.

– Спасибо, салтан, за хорошую службу, – обратился он к Гази-бею. – Передай хану Мюрад-Гирею, что я очень доволен тобой и твоими воинами!

– Передам, гетман, – ответил тот, хмуро глядя себе под ноги. – Приятно слушать похвалу… Но мы служили не только за похвалу.

– Что ты имеешь в виду, салтан?

– Мои люди недовольны… Они возвращаются с пустыми руками, гетман… Нужно мало-мало платить.

– Ты же знаешь, салтан, что платить сейчас нечем… Такая война прошла по нашему краю… Малость разживемся – заплатим!

– Мы не просим золото, гетман. Дозволяй нам мало-мало ясырь брать…

– Ясырь?.. Тебе, салтан, известно – наша земля совсем опустела… Где вы будете брать ясырь? С кем тогда я останусь?

– Украина велика, мы найдем, где взять, – оскалился Газибей, почувствовав в словах гетмана скрытое согласие, но, чтобы заставить его окончательно согласиться, добавил: – Если не дозволишь, гетман, поедем и так… Как у вас говорят, не солоно хлебавши… Но как посмотрят на это люди салтана Чогака? Захотят ли они служить тебе только за спасибо? Боюсь, что повернут коней и помчатся за нами…

Это была открытая угроза. Юрась взглянул на Чогака, тот плотно сжал обожженные морозом губы, отвел глаза. Низкорослый, кривоногий, он был похож в своем кожухе, мехом наружу, на медведя, но взгляд у него быстрый, волчий. Знал Мюрад-Гирей, кого прислать: этот не только защитит гетмана, но и добычу вырвет! А без него нельзя – на кого тогда опереться?

– В Немирове я запрещаю брать ясырь! – раздраженно закричал Юрась Хмельницкий. – Поезжай себе с Богом, салтан Гази-бей!

Гази-бей опустил глаза, скрывая их радостный блеск. Слова гетмана означали разрешение брать ясырь повсюду, кроме Немирова. Правда, людей в крае осталось немного, но все же достаточно для того, чтобы взять какую-нибудь сотню, а то и две пленных. А если слух об этом дойдет до великого визиря или, сохрани Аллах, до самого султана, то можно будет сослаться на согласие самого Ихмельниски…

– Якши, якши, великий гетман! – обрадовался Гази-бей. – В Немирове мы пальцем никого не тронем… Мало-мало соберемся – и айда в дорогу!

Юрась ничего не ответил и, отвернувшись от Гази-бея, встретился взглядом с мурзой Кучуком. Он любил и уважал аккерманского мурзу за необычайную храбрость и прямоту, хотя знал, что этот жестокий людолов вывел с Украины не одну тысячу пленников.

– Салям, мурза, – улыбнулся ему гетман. – Думаю, ты не торопишься домой? Еще послужишь мне?

– Нет, не тороплюсь, гетман. Я останусь до весны… Но как только сойдет снег с земли, тронусь в родную сторонку. Мои люди уже соскучились по дому и по своим близким.

– Спасибо тебе, Кучук. Я скажу визирю, что ты честно и самоотверженно служишь падишаху.

Потом Юрась подошел к Младену, Ненко и Якубу, которые стояли среди старшин, и поздравил их с поступлением на службу в его войско.

– Где твоя сестра, ага? И другая дивчина? Кажется, Стеха? – обратился он к Ненко по-турецки.

– Они у себя дома, эфенди, – ответил Ненко.

– Я хотел бы их видеть.

– Сейчас, эфенди?

– Да. Позови их!

Ненко пожал плечами и удалился. А через несколько минут вернулся со Златкой и Стехой. Девушки кутались в кожушки, а Златка к тому же, выдавая себя за турчанку, закрыла платком, как яшмаком[32], лицо. Все ждали, что скажет гетман. Только мурза Кучук наклонился к сыну и что-то быстро шепнул ему на ухо. Чора вскоре исчез из толпы воинов.

Юрась внимательно посмотрел на девушек и как будто остался доволен. На его бледном лице появилась легкая улыбка. Он подошел к ним почти вплотную и сказал:

– Таких красавиц грех держать за закрытыми дверями! Надо почаще, девоньки, выходить на люди, и тогда, клянусь Аллахом, мы подыщем для вас таких женихов, каких не имеет ни одна дивчина в Немирове!.. Вы согласны с этим?

Девушки промолчали, не зная, что ответить. А гетман повел речь дальше:

– В воскресенье, в день моего рождения, я устраиваю праздничный ужин и приглашаю вас к себе. Я хочу, чтобы вы стали украшением этой вечеринки, а то мои вояки только и знают, что дуют горилку и хвастают своими победами на поле боя и над женщинами! Думаю, что в вашем присутствии они будут смирными, как ягнята; и галантными, как придворные шляхтичи польского короля… Я жду вас, красавицы!

– Спасибо, – прошептала Стеха посеревшими от страха губами, понимая, что отказ оскорбил бы гетмана и навлек бы на них его гнев.

– Почтеннейший эфенди, – поклонился Ненко, обращаясь к гетману, – турецкой женщине не положено…

– Ты вздумал учить меня?! – вспылил Юрась, перебивая Ненко. – Я оказываю честь твоей сестре, по нашим обычаям!..

Юрась еще раз окинул взглядом девушек и махнул рукой, позволяя уйти. Потом, отдав распоряжение, где разместить новый татарский отряд, отпустил всех, кроме личной охраны.

– А теперь – к яме! – коротко кинул он. – Если кто пришел с выкупом, пусть войдут в крепость.

6

Яма была рядом, посреди площади. Из-под широких, покрытых изморозью камышовых матов, поддерживаемых длинными сосновыми жердями, поднимались клубы пара. Пахолки быстро оттянули один мат в сторону и спустили вниз лестницу.

Юрась остановился у самого края ямы. В нос ему ударил такой тяжелый дух, что он отпрянул. Из глубины донесся глухой шорох, послышались стоны, хриплые простуженные голоса. В полутьме ему удалось рассмотреть внизу темные фигуры, обросшие, изможденные лица. Одни узники стояли, другие, обессиленные, измученные пытками, лежали на ворохе мокрой зловонной соломы и дрожали от холода. Зло и страшно блестели воспаленные глаза.

На время в яме установилась тишина. Потом вдруг вверх потянулись грязные скрюченные руки.

– Ясновельможный пан гетман! Смилуйся! За что такие мучения?

– У меня нет никакого золота! Хоть убей – нету! Напрасно истязаешь…

– И у меня нету! Это злой наговор. Какой я богатей – одна слава осталась… Было когда-то, да все сплыло… Отпусти, пан гетман!

Юрась сердито топнул ногой.

– Молчать! – Глаза его горели, как угли, а лицо еще больше побледнело – даже мороз не смог вызвать на нем румянец.

Пахолки привели от ворот трех женщин. Они опустились перед гетманом на колени.

– Смилуйся, батюшка!

– Не губи наших мужей!

– Будь доброй душой! Отпусти их с Богом!

Юрась кивнул, чтобы они поднялись, а потом строго спросил:

– Выкуп принесли?

– Принесли, батюшка! Принесли! Все, что имели!

– Кладите сюда! – Он снял с ближайшего пахолка шапку и протянул перед собой.

Младен незаметно толкнул Ненко локтем: гляди, мол!

И вправду гетман сейчас походил на нищего, который просит милостыню, но сам он не замечал этого, а личная охрана неподвижно застыла позади него и ничем не проявляла своих чувств.

Одна из женщин достала из-за пазухи узелок, развязала его и, держа на левой ладони, правой рукой начала медленно, словно считая, хотя у нее и в мыслях этого не было, бросать в шапку монеты, перстни, сережки. Закончив, скомкала платок в кулаке и сквозь слезы умоляюще посмотрела на Юрия.

– Фамилия! – коротко процедил он.

– Бондаренко, батюшка… Василь Бондаренко.

Гетман нагнулся над ямой, крикнул:

– Бондаренко, вылазь!

Из ямы показалась всклокоченная рыжая голова мужчины средних лет. В волосах, бороде и усах – остюки злаков, солома. В покрасневших глазах – страх и ненависть… Мужчина медленно перевалился через перекладину лестницы и упал в снег, не имея сил встать на ноги. Женщина с криком кинулась к нему.

– Забирай его, баба! – махнул рукой Юрась и повернулся к следующей. – Дальше!

Бондаренчиха подняла мужа и, кланяясь и всхлипывая, повела его к воротам.

Вторая женщина, старая, высокая и худая, неуклюже поклонилась гетману. Вынула из кармана вытертого дубленого кожуха, очевидно с мужниного плеча, бархатный кисет, высыпала на ладонь несколько золотых и серебряных монет. Посмотрела на них равнодушно, а потом протянула свою черную ладонь чуть ли не под нос гетману. Юрась глянул на монеты, на женщину и поморщился: