Записки Виквикского клуба (с иллюстрациями) - Виссарион Сиснев

Без долгих речей я сунул ему в руки принесённый свёрток. Он опять-таки совсем по-лордовски склонил голову.

— Спасибо, Вик. Я очень рад, что ты смог прийти. Пойдём, ребята сейчас начнут подъезжать, ты первый.

И тотчас же услышали, как перед домом затормозила машина. Потом сразу же вторая, третья, четвёртая. Образовался какой-то автомобильный конвейер у клиффовской двери. Это была та самая английская аккуратность, о которой с восхищением говорил папа. Гости Клиффа съехались одновременно по той причине, что каждый хотел успеть минута в минуту.

Но почему-то никто не звонил в парадную дверь, и мы с Клиффом стояли в прихожей, недоуменно поглядывая друг на друга.

— Это они что-то затеяли, — сказал Клифф наконец, — подвох какой-нибудь. Я их знаю.

— Зачем же они станут затевать подвох на дне рождения?

— Они ещё и не на такое способны, — заверил он меня с непонятной мне гордостью за друзей, способных на любой подвох. — Однажды мы знаешь что устроили…

Тут звонок издал трель.

Клифф с опаской повернул задвижку, быстро распахнул дверь и на всякий случай отскочил назад. И расхохотался, захлопал в ладоши.

В дверном проёме, уцепившись за притолоку, висела живая длиннохвостая обезьянка в красном жилете. Болталась себе преспокойно на двери, и всё, как будто это самое обыкновенное обезьянье дело — кататься на притолоках лондонских домов.

Клифф, сияя, протянул к ней руки, и она охотно к нему пошла.

Он вышел на крыльцо, и снаружи раздалось многоголосое:

For he is a jolly good fella.For he is a jolly good fella.For he is a jolly good fella.Which nobody can deny!

Этой короткой весёлой песенкой англичане чествуют друг друга по таким вот особым оказиям. Она состоит из трижды повторяющейся строчки: «Он очень хороший парень», а заканчивается словами: «И этого никто не может отрицать». Только и всего.

Наверняка, я всех друзей Клиффа видел с ним вместе в их школьном дворе, но если так, то я их так же не узнал, как и самого именинника. Откричавшись, они начали чинно входить и, подобно Клиффу, склонять голову, пожимая мне руку. Похоже, их этому учили в школе.

Клифф повторял:

— Спасибо! Большое спасибо! Отлично придумали!

Я, конечно, запутался, кто из них Дик, кто Том, а кто Арчи. Зато они все запомнили, что я — Вик, а потом весь вечер я себя чувствовал кем-то вроде второго именинника. Ребята наперебой расспрашивали меня о том же, о чём расспрашивал Клифф в начале нашего знакомства, и у меня просто язык устал болтать по-английски.

Пример им, я должен заметить, подал отец Клиффа. Когда мы всей гурьбой ввалились в гостиную и Клифф представил меня своим родителям, мистер Дэй-старший, сжав мою ладонь своей ручищей, прорычал:

— Ага, так вон он, этот маленький русский большевик, который подбивает моего сына устроить в Британском королевстве революцию.

Его голос раскатисто ухал, потому я и говорю, что он прорычал. К тому же голова у него обросла гривой, как у льва, только совсем седой. Бросив мне обвинение в подстрекательстве к революции, он грозно нахмурил кустистые брови. Я несколько оробел, мне показалось, что он это всерьёз. Но мистер Дэй трубно хохотнул и довольно увесисто похлопал меня по плечу:

— Не исключено, что ты прав, мой дорогой Вик. Не исключено, что именно в революции мы и нуждаемся, чтобы восстановить нормальное кровообращение в доброй старой Англии. Но мы ещё успеем обсудить этот важный вопрос.

Он меньше всего походил на зубного врача. Скорее на писателя или профессора. Впрочем, Клифф ведь говорил, что его отец увлекается историей, а дантистом ему пришлось стать по наследству.

Миссис Дэй, мать Клиффа, в отличие от своего мужа, точно соответствовала тому «типично английскому» облику, который я привык встречать у Диккенса и Конан-Дойля. Высокая, стройная, неулыбчивая, с очень прямой спиной, одним словом — величественная. Если мистер Дэй сел за праздничный стол в свитере, из-под которого виднелась клетчатая рубашка, то хозяйка встретила нас в переливающемся изумрудном платье, со сверкающими капельками камней в ушах и на пальцах. Слова она произносила врастяжку, как принято у аристократов, — я узнал об этом из телевизионных передач.

Может быть, она и на самом деле происходила из какого-нибудь знатного рода. Наверное, это она захотела, чтобы Клифф учился в «публичной» школе, где носят красные пиджаки с золотым вензелем на кармане.

Подарков Клифф получил всего два: от всех ребят вместе обезьянку и от меня — матрёшку с пластинкой. Родители и бабушка, которая плохо слышала и всё время говорила невпопад, видимо, отдали ему свои подарки раньше. Обезьянка сидела у Клиффа на плече и отнимала у него понравившиеся ей кусочки. А свёрток ему пришлось разворачивать только один — мой.

Вынув матрёшку, он взглянул на меня, как бы спрашивая, что же с ней делать дальше.

— Раскрой её, — подсказал я.

Вторую матрёшку, бывшую внутри первой, встретили дружным смехом. А когда рядом появилась третья, четвёртая, пятая и так далее, ребята пришли в такой восторг, что запрыгали вокруг Клиффа, издавая вопли.

После этого веселье уже не прекращалось ни за столом, ни позже, когда мы играли в «дартс» — оперённые металлические стрелки, которые нужно метать в круглую пробковую мишень, — и в другие игры, которых у Клиффа имелось великое множество.

Перед тем как сесть за стол, миссис Дэй внесла белый торт с горящими свечами и поставила его перед именинником. Он дунул изо всех сил и погасил все свечи — их торчало тринадцать, по числу исполнившихся лет. Все зааплодировали и запели ещё одну обязательную на каждом английском дне рождения песенку:

Happy Birthday to you!Happy Birthday to you!Happy Birthday dear Clifford!Happy Birthday to you!

Что означало: «Счастливого тебе дня рождения, дорогой Клиффорд!»

Едва он погасил свечи на торте, как пришлось зажечь обычные свечи в подсвечниках: шахтёры напоминали, что их забастовка продолжается. Так что большая часть дня рождения Клиффа прошла при свечах.

17. ГЛАГОЛ, КОТОРОГО ЛУЧШЕ БЫ НЕ БЫЛО

При нормальных обстоятельствах замок в Хокхерсте на зимние каникулы тоже превращался в пионерлагерь. Но при таких перебоях с электричеством его организовать не могли, и мы проводили каникулы в Лондоне. Но три январских дня я провёл в другом месте.

В наше посольство часто приходят письма от разных английских организаций: школы, университеты, профсоюзные ячейки, группы молодых англичан, примыкающих к лейбористской, консервативной или либеральной партиям, отделения Общества англо-советской дружбы, объединения ветеранов второй мировой войны просят, чтобы кто-то из советских дипломатов прочёл для них лекцию о Советском Союзе. Все хотят знать, как обстоят у нас дела сегодня и что мы планируем на завтра.

По словам папы, чаще всего такие приглашения присылают члены клуба «Ротари», секции которого есть почти в любом английском городе. Этот клуб объединяет местных чиновников, коммерсантов, промышленников, учителей и профессоров, врачей, то есть не самых бедных граждан Англии.

Почему же они, спрашивается, зовут к себе с лекциями наших посольских работников, да ещё чаще, чем другие?

— Э, братец ты мой, — сказал папа, — теперь эта публика хочет иметь информацию о Советском Союзе из первых рук, а не из своих газет. Всякие там «Дейли» сорок лет их уверяли, что мы лаптем щи хлебаем, сохой на козе пашем, а на сорок первый — хлоп! — вдруг сообщают, что лапотники-то русские первый в мире спутник в космос запустили. Может, газеты у них горят, в частности, и по этой причине.

— Как — горят?

— Разоряются, подписчиков теряют. Штук десять за последние годы совсем закрылись. И даже такой кит, как газета «Таймс», сейчас печатается себе в убыток. Хозяин у неё богатейший, лорд-миллионер, может позволить себе удовольствие подкармливать главную английскую газету, а то бы и она небось закрылась. А это для англичан почти то же самое, что ликвидировать парламент.

В городе Ковентри, расположенном к северу от Лондона, тоже есть своё отделение клуба «Ротари». Оно пригласило советского лектора на третье января, и в посольстве предложили поехать папе, который уже несколько раз выступал в других местах. Папа не только согласился, но и взял с собой нас с мамой, поскольку его поездка совпала с моими каникулами. Я намекнул ему, что в машине пять мест, а нас всего трое. Он засмеялся и махнул рукой:

— Ладно, где трое, там и четверо. Зови своего сэра Вовку, если ему разрешат.

Вовке разрешили. Он тоже ещё не был в Ковентри, хотя слышал, что этот город особенно сильно пострадал от фашистов.

Папа это подтвердил:

— Я видел старые снимки, они напоминают то, что творилось в те годы у нас. Интересно посмотреть, как это выглядит сейчас. Да и вообще интересно проехаться на север. Впрочем, если вам с мамой не интересно, можете оставаться.