Своевольная принцесса и Пегий Принц - Робин Хобб

По большей части, первым слушателем Рэдбёрда была я. И поскольку почерк у меня хороший, я была счастлива записать все, что он спел, так как хотела, чтобы эти великолепные строки остались в памяти не иначе как работа Рэдбёрда Пестрого Менестреля. Да, так его стали звать, и он соответствующе одевался — в красное, черное и белое. Снова и снова мой сын повторял мне, что Чарджер хотел от его песен подлинности, без тени бахвальства. И сочинял именно такие песни. И мне преподал урок, поэтому то, что я здесь пишу — есть правда, и только правда, даже когда меня она не красит. Ибо так я пообещала своему сыну.

В те дни не без оснований заметили, что у каждого члена Пестрого Двора было кое-что общее с Пегим Принцем: в семействе каждого из них проявилась звериная магия. Иногда эти дворяне принимали участие в увеселениях Оленьего Замка: то на праздник приедут, то на охоту, то на танцевальные или музыкальные вечера. Но едва ли реже они охотились или еще как-нибудь развлекались исключительно своей компанией. И если при этом брали с собой собак, охотничьих кошек, ястребов, хорьков и даже козлов, что ж тут такого?

Кто-то скажет, что на этих частных вечеринках они проводили темные церемонии, творили магию на крови и шкурах животных, принимали звериное обличье. Кто-то скажет, что в этом обличье они совокуплялись с животными и занимались прочей грязной магией. Кто-то скажет, что уже тогда Пестрый Двор поклялся добиться власти для Пегого Принца, и для себя заодно.

Кто-то поет ныне о том, как бешеный бык забодал лошадь Лорда Канни Видящего и чуть не убил его самого. Кто-то болтает о воронах, которые рассаживались на ветках напротив его окон и следовали за ним везде, охотился ли он в поле или прогуливался в саду в обществе дамы. Болтают, что в те годы Пегий Принц посылал своих товарищей в зверином обличье следить за Лордом Канни, выведывать его тайны и по возможности вредить ему. Но ни один истинный менестрель о таком петь не станет, ведь это подлейшая ложь. Я знаю, потому что в этом заверил меня мой Рэдбёрд.

Так обстояли дела в год, когда Пегому Принцу исполнилось семнадцать.

В тот год, одним ясным летним днем, Король Вирайл Видящий призвал своих герцогов и герцогинь к себе на пир. Он вволю накормил их, а уж вино текло — куда там зимним дождям. Когда же все насытились и разомлели, Король Вирайл подал знак. Вошел паж, несущий корону Короля-в-Ожидании — ее возлагают на того, кто готовится стать следующим монархом Видящих. Семнадцать лет прошло с тех пор, как ее видели в последний раз! На синей бархатной подушечке паж положил ее перед королем. Все глядели в изумлении, а Лорд Канни Видящий, который явился вместе с отцом, хотя его самого и не приглашали, улыбнулся, полагая корону уже своей.

Король Вирайл встал, согбенный годами, однако все еще величественный. Он обратился ко всем, сначала прося прощенья за безумства своей молодости, но все же выразив надежду, что в последние годы правил справедливо. Благородные гости ударили по столу и согласились с этим. Затем король сказал, что чувствует тяжесть прожитых лет и что созрел для того, чтобы подготовить себе преемника, который займет его трон. Он говорил о молодом юноше, выросшем среди них, хорошо воспитанном и скромном. Канни Видящий лучился улыбкой, будто рассветное солнце. Но вот король снова подал знак, и в пиршественный зал вошел Пегий Принц. Однако таким его до сих пор не видели: шел он гордой походкой, одетый в царственный синий цвет Оленьего Замка, рукава все вышиты серебряной нитью. Он поднялся на возвышение и встал перед всеми рядом с королем. Какое-то время все молча смотрели на него. Он был статен, высок, широк в плечах, только темные пятна на его лице были все так же густы и шли рябью, когда он хмурился или улыбался. И все же, несмотря на свои отметины, он был ладным юношей, а без них и вовсе слыл бы красавцем.

Король Вирайл положил руку на плечо внука и заявил, что без разницы, кто именно был отцом этого парня, он, без сомнений, настоящий сын Королевы-в-Ожидании Каушен, и в его жилах столько же крови Видящих, сколько в любом законнорожденном. Тем самым король официально признал Пегого Принца своим наследником, нарек его Королем-в-Ожидании Чарджером и просил своих дворян принять его в этом титуле и объявить готовым принять корону Короля-в-Ожидании.

Тишина наполнила зал, будто придавив всех. Затем, без тени радости, но с выражением долга на лице, Герцог Тилт заявил, что склоняется перед волей своего короля. Потом его поддержал Беарнс, за ним — герцогиня Фарроу. Герцог Риппон поднялся и лишь молча поклонился, будто боялся выплюнуть какую-то гнилую рыбу, попавшую ему в рот.

За это время лицо Герцога Бака наливалось кровью, пока не начало походить на лицо мертвеца. Когда он все же поднялся — словно вспрыгнул на ноги — то сказал: «Так вот как ты платишь за годы верной службы, брат мой? Сажаешь ублюдка на трон Шести Герцогств?»

Но тут встал Канни Видящий и, подойдя к отцу, схватил того за рукав и стал о чем-то просить его, но шепотом, так что никто не слышал. Грудь Герцога Бака поднималась и опускалась от гнева, но он взял себя в руки. Прежде чем Король Вирайл смог ответить своему младшему брату, Стратеджи преклонил голову и колено и просил прощенья у короля за грубые слова. «Нетрудно нагрубить в сердцах, когда твоя долгожданная мечта идет прахом. Но все же, король мой и брат, я по-прежнему твой самый верный подданный. Как и мой сын». И затем оба — Стратеджи и Канни из Бака встали и признали выбор короля, павший на Принца Чарджера, отныне Короля-в-Ожидании.

Сначала казалось, что от королевского выбора ничегошеньки и не изменилось, все шло, как и раньше. Чарджер стоял за плечом деда и слушал его судебные решения. Сидел по правую руку за трапезами, носил обруч Короля-в-Ожидании на голове, но, как и раньше, наиболее влиятельные фигуры двора почти не уделяли ему внимания. По-прежнему он проводил все свое время со второстепенными дворянами, с которыми сдружился до получения нового титула. По-прежнему Лорд Канни из Бака возглавлял свой Канни-Двор, и по-прежнему многие аристократы знакомили его со своими дочками в надежде породниться со знатным юношей. Ведь он единственный сын Герцога Бака, и пусть Пегий Принц теперь наследник трона, Лорд Канни по-прежнему наследник их сердец.

Возможно, немногие, помимо моего Рэдбёрда, понимали: тот, кому принадлежит верность большого количества незначительных людей, обладает властью едва ли не большей, чем тот, кто завладел сердцами немногочисленной элиты. Король, как подобает, начал передавать бразды правления Королю-в-Ожидании. В спорах дворянства место судьи занимал когда король, а когда и Чарджер. Тогда-то лорды Шести Герцогств и начали жаловаться на склонность Чарджера принимать решения в пользу своих фаворитов, правы они или нет. В то же время, были и такие, кто доказывал обратное, утверждая, что судит он мудро, без оглядки на богатство или знатность, а только по тому, прав человек или не прав. Каждый из них уверен в своей правоте, я же только повторю то, что Рэдбёрд описал в своих песнях. Чарджер был честным судьей, истину ценил превыше дружбы и расположения.