Колдуны - Адам Нэвилл

птичью клетку. Само время будто замедляется, а далекий мир, который они знали прежде, летит по ускорившейся орбите. Иногда Тому кажется, что он чувствует, как тот, другой мир уходит все дальше, оставляя их на произвол судьбы.

Сквозь стену, отделяющую их от соседей, не проникает ни звука. Но этот покой Том намерен разрушить с помощью электродрели, которую сжимает рукой в перчатке точно орудие убийства.

Они презирают его семью. Им знакомо лишь презрение к его дому. Отчего так, остается только гадать. Возможно, Муты – снобы. И завидев его, Фиону и маленькую Грейси, наверное, отшатываются и морщат лица. Возможно, считают новеньких невоспитанными выскочками, купившими сельское поместье на аукционе.

Но в его семье нет ничего кричащего, вычурного или аляповатого. Пошлого или чрезмерного. Грубоватость? Немного есть, но чья в том вина?

«Вы топчете гвоздики!»

Семья из рабочего класса, обычная, но образованная, которая ездит на старых машинах и почти сводит концы с концами. Но в наш одержимый статусом век, возможно, именно к этому сводятся все предрассудки: к чистой социальной конкуренции. Соседям необходимо ощущение, что они выше по положению.

«Надеюсь, вы можете себе это позволить? Ваш первый дом, не так ли? Немного поздновато, а? Надеюсь, у вас глубокие карманы».

Или дело в чем-то другом? В вопросе границ? В провинциальных предрассудках против чужаков, у которых нет здесь корней?

«Позор! У нас в деревне нет сломанных заборов».

Какими бы мотивами ни руководствовались соседи, когда разрушали забор и пугали Грейси, Том сомневается, что однажды состоится разговор, где раскроется правда о том, почему Муты испытывают такое отвращение к его семье. Чтобы разобраться в причинах их гнева, требуется время, терпение и энергия, которых Тому не хватает. И с какой стати он должен задабривать Мутов, налаживать мир, считаться с ними, ломать шапку или выпрашивать одобрение? Последний домовладелец и агентство недвижимости истончили его дипломатичность до толщины папиросной бумаги. И этот депозит уже не вернуть.

Он должен ответить на дневные попрания прав.

«Время пришло».

Если у вас имеются соседи, то момент, когда можно воспользоваться дрелью, уже прошел. Том это знает. И теперь, стоя перед разделяющей его и Мутов преградой, он чувствует, как власть над ним изо всех сил пытается себе вернуть врожденная сдержанность, сильная и неизменная общепринятая вежливость, которая укоренилась в нем и запрещает подобное поведение. Соблюдение условностей, желание не беспокоить и не раздражать других всегда диктовали ему свою волю. Так его воспитали. К тому же может проснуться Грейси, так что вешать сейчас полки – глупая затея.

Однако эта безотчетная нерешительность заставляет Тома почувствовать себя еще ничтожней, чем после возвращения из леса с пустыми руками. Его ноги стали как-то тоньше, а сердце трусливей. Одно из самых худших ощущений, которые может испытать человек: волокна увядают, соки протекают, взгляд опускается, плечи сутулятся.

«Нет!»

Он вошел в комнату, вооруженный для боя, и должен биться. Нужна шумная, недобрососедская схватка. Нужно отомстить за забор, немедленно и весомо. Этикет здесь не поможет. После нанесенного удара Муты начнут позволять себе все больше и больше вольностей перед лицом его пассивности. Люди вроде них действуют именно так.

Свежие и неприятные впечатления об этих людях клокочут в его голове: их отвратительные лица и нелепые прически, злобные замечания, от которых у него напрягается спина, снисходительность и ухмылки, собственническое отношение к границе участков, оскорбления, брошенные в сторону его дома…

«Они довели Грейси до слез!»

Между двумя громкими ударами сердца пьяное электричество проходит через его нервную систему. Врывается в его мысли веселыми, безумными гончими, способными на мелкие пакости, и Том выравнивает металлическую скобу на темном участке стены. Напрягает мышцы предплечья, чтобы вес дрели не ослабил жесткость запястья, и прицеливается.

Саморез входит в стену, словно карандаш в мягкий сыр, а руки, легкие, зубы и ступни Тома чудесно гудят от скучной, разрушительной силы, которая сотрясает его руку.

Второй саморез вкручивается заподлицо.

Кронштейн установлен прямо. Хорошая работа. Он создает дом. Их дом.

Том находит метку и начинает прикручивать вторую скобу.

После того как третий саморез ввинчивается до упора и стихает звенящий в ушах вой мотора, по комнате разносятся удары с другой стороны стены.

Хлоп. Хлоп.

Удары быстро становятся ритмичными, решительными. «Кулаком или ладонью?» Кажется, прозвучал даже намек на повышенные тона. Да, определенно только что раздалось: «Эй!» Маги возмущен. «Какой стыд!»

Шлеп, шлеп, шлеп другой рукой, поменьше. Ее рукой.

Подбадривая друг друга, доведенные до ярости соседи начинают колотить по стене. Сочные удары сопровождаются приглушенными, нечленораздельными криками, но те едва проникают сквозь костяк каменной кладки, мышцы планок и кожу штукатурки.

Том стискивает оскаленные зубы и готовится закрепить скобу вторым винтом.

Позади него, щелкнув, открывается дверь.

– Какого черта ты делаешь?

Фиона стоит на пороге, скрестив руки на груди. Она собирается заговорить, но замолкает, прислушивается к шуму, доносящемуся из-за стены.

Затем выражение ее лица смягчается до примирительного, и Том понимает, что его жене наплевать на безрассудное опьянение в глазах мужа.

– Том. Уже становится поздно.

Он пожимает плечами.

– Просто вешаю пару полок. Потом закончу.

– Полагаешь, для одного дня было мало огорчений? К тому же ты разбудишь Грейси.

Том поднимает дрель. Смотрит в потолок. Тишина.

– Я быстренько.

Фиона разворачивается и закрывает дверь с решимостью, которая заставляет его передумать и отказаться от продолжения.

Хлопки и рев уже стихли, сменившись напряженной тишиной. Том почти ощущает ее, словно кто-то стоит слишком близко и смотрит ему прямо в лицо. В мыслях возникает образ миссис Мут, ее обычная гримаса, скрытая нелепой копной волос. Если остановиться сейчас, Муты решат, что они выиграли еще один раунд.

Том прислоняет линейку к стене, огрызком карандаша делает отметку – мишень для шурупа. Готовит дрель и шепчет:

– Иду на вы.

Вращающееся сверло вгрызается в стену и разбивает любые шансы на мир.

По ту сторону пропасти соседи пытаются пробиться к нему, будто замурованные в нише пленники. Они тщетно выбивают еще одно беспорядочное стаккато хлопков. Напыщенный тон Маги становится громче.

Том смеется.

«Но ведь мы всегда делали правильный выбор, не так ли, моя дорогая? Разные стандарты».

Том заглушает шум соседей как вокруг, так и внутри себя. А почему бы не прикрутить еще один кронштейн на четырех саморезах? Непохоже, что здесь не повесить еще одну полку.

* * *

Когда работа наконец завершается, Том стоит перед аккуратным рядом из трех полок.

На фоне маслянистого запаха напряженных усилий дрели он не уверен, испытывать ему облегчение или разочарование от того, что Муты так и не