Новый Мир. № 5, 2000 - Журнал «Новый мир»

Аркадий собирал камни, таящие загадку. Был в его коллекции, например, окаменевший миллионы лет назад ком глины, в которую наполовину врос металлический гвоздь. Не современный, а доисторический — дочеловеческий гвоздь. Был образец камня, сохранивший отчетливые следы высокоточного сверления. И даже была видна смазка, покрывающая характерные спиралеобразные канавки, смазка, затвердевшая десятки миллионов лет назад! Был камень, к которому время намертво «припаяло» небольшую шайбу. Правда, не гройверную, а обычную. И совсем уж уникальная находка Аркадия — окаменевший трансформатор с двумя обмотками — входной и выходной!..

Чьими руками все это было сделано, если согласно официальной теории происхождения человека в ту пору ничего разумного на земле не было и быть не могло? Версию о внеземном происхождении сих феноменов Аркадий отвергал с возмущением, поскольку был человеком естественнонаучного склада ума, а значит, завзятым антропоцентристом.

В его собрание камней входили вещи и не столь уникальные. Тут были также и окаменевшие соты древних пчел, заполненные медом, и отпечатки лап динозавров, и фрагмент мышцы мамонта с жировой прослойкой, и яйцо динозавра, также окаменевшее, какие-то зубы невероятных размеров, чешуя, способная защитить от проливного дождя семью из трех человек, когти, с которыми можно смело идти на гражданскую войну, если, конечно, привязать такой коготь к удобной рукояти…

У Аркадия было врачебное прошлое. Поэтому к своей коллекции он относился хоть и с уважением, но вполне спокойно и уравновешенно: палеонтологические реликвии, загадки бытия. То есть не привносил в свои занятия никакой иррациональности и мистики. Если же к нему приходили люди экзальтированные, нервные, остро ощущающие проявление чужой энергетики, исходящей от таинственных камней, то порой случались безобразные сцены с царапанием собственных лиц, срыванием одежды, истерическими рыданиями. С некоторыми случались даже эпилептические припадки. Однако благодаря большому врачебному опыту Аркадия все всегда заканчивалось относительно благополучно.

Виктор уже много лет собирал газетные вырезки, в которых в каком-либо качестве — автора, интервьюируемого или героя публикации — фигурировал человек по фамилии Петров. Потому что Виктор был тоже Петровым. Корреспондентов с такой распространенной фамилией в его коллекции, как ни странно, было очень мало — где-то около полутора десятков. Известных людей: эстрадных певцов, министров, депутатов, банкиров, деятелей культуры и искусства, крупных ученых, — на первый взгляд, было гораздо больше. Однако на поверку оказывалось, что и их было не много, просто одни и те же лица фигурировали в различных публикациях самых разнообразных газет и журналов.

Основную массу Петровых в коллекции Виктора составляли люди простые, имевшие обычные земные профессии: милиционеры, врачи, учителя, столяры, дворники, менеджеры, слесари, инженеры, продавцы, полеводы, лесники, сталевары, таможенники, повара, военнослужащие, официанты, печатники, кассиры, домоуправы, фрезеровщики, шоферы, фермеры, брокеры, пилоты, начальники цехов и производственных участков, токари, егеря, кладовщики, горноспасатели, дилеры, программисты, парикмахеры, рекламные агенты, кочегары, такелажники, военные и гражданские моряки, каменщики, ткачи, автомеханики, стропальщики, конструкторы, плотники, крупье, охранники, портные, часовщики, подсобные рабочие, зоотехники, налоговые инспекторы, лесорубы, шахтеры, сапожники, администраторы, помощники депутатов, мелкие бизнесмены, гальваники, печники, связисты, конюхи, кровельщики, экскаваторщики, пожарники, технологи, концертмейстеры, комбайнеры, дантисты, массажисты, кондитеры…

В результате столь избирательного коллекционирования в сознании Виктора самым естественным образом сформировалась довольно странная идея о том, что на Петровых земля держится. И что без Петровых народ не полный.

Леонид имел очень высокое общественное положение и был не стеснен в средствах. Поэтому он коллекционировал автомобили, которые являлись для него не только символом могущества любой власти — демократической, тоталитарной, бесхребетной или даже преступной по отношению к собственному народу, — но и заключали в себе достаточно наглядную материализацию магической фразы: «И какой же русский не любит быстрой езды!» Леонид быструю езду любил до самозабвения. Поэтому его коллекция носила более инженерно-технический характер, нежели культурно-исторический.

Он, извиняюсь за каламбур, не гонялся за автомобилями, принадлежащими тем или иным выдающимся людям. Поэтому в его коллекции не было лимузинов, на которых в свое время ездили Чаплин, Шоу, Дисней, Ататюрк, Эйнштейн, Рузвельт, Черчилль, Броз Тито, Мао Цзедун, Франко, де Голль, Чемберлен, Кеннеди, Монро, Синатра, Престли… К тому же в период «холодной войны» с Западом участие Леонида пусть и через доверенных лиц в каком-либо аукционе с целью приобретения уникальной автомашины было невозможно, так как выставляло бы его в глазах мировой общественности в ложном свете.

Однако он не включал в свою коллекцию и вполне доступные, с организационной точки зрения, лимузины, например, Ленина, Дзержинского, Лемешева, Немировича-Данченко, Чкалова или Стаханова. Понятно, что сесть за руль, который когда-то держали Сталин, Берия или Троцкий, Леонид по вполне понятным причинам не мог. Но что ему мешало изредка проноситься по хорошо охраняемому шоссе, скажем, в машине Сергея Александровича Есенина? Нелюбовь к русской поэзии?

Навряд ли. Просто Леонид был типичным продуктом своего времени, когда наибольшую ценность представляли не предметы, имеющие яркие индивидуальные свойства, а обезличенный дефицитный товар. Ну а что тогда было дефицитней серийных моделей «Мерседес-Бенц», «форд», «вольво», «БМВ», «рено», «хонда», «ситроен», «ниссан» и иже с ними? Ничего.

Именно поэтому, будучи еще крепким и здоровым, выпив стакан дефицитного джина «Бифиттер», Леонид как оглашенный носился по специально проложенной для него кольцевой трассе, вдоль которой с малыми промежутками стояли охранники с автоматами, врачи с носилками и медикаментами, пожарники с огнетушителями, механики с гаечными ключами, автозаправщики с бидонами бензина, тренеры с секундомерами, повара с яствами, официанты с напитками, дети из окрестных сел с букетами полевых цветов, артистки народного жанра в сарафанах и кокошниках…

Всех этих людей, строго говоря, следовало бы тоже причислить к коллекции Леонида. Однако никто из них с такой формулировкой не то чтобы не согласился, но каждый гневно плюнул бы в очи подлецу, решившемуся произнести ее вслух!

С переходом московского городского транспорта на проездные билеты и пробивные талоны жизнь Валентина существенно усложнилась. Ибо он собирал автобусные билетики. Поэтому ему приходилось по выходным дням ехать на электричке куда-нибудь километров за пятьдесят от Москвы и целый день кататься на сельских автобусах, поскольку на них в полной первозданности сохранились кондукторши с катушками разноцветных билетиков. А в будни он добирался до работы и возвращался домой исключительно на «автолайновских» микроавтобусах, где пассажиров также обилечивали.

Это была очень странная коллекция, потому что она была отнюдь не бесцельной. Валентин, который был мистиком-дилетантом, при помощи одному ему ведомой логики сформулировал цель своего собирательства. Цель была такова: когда у него на руках окажутся пять пар билетов с одинаковыми номерами, то в его жизни должны произойти чрезвычайно значительные события. Конкретная их суть Валентину была пока еще не ясна, но он твердо был убежден в том, что они окажутся благоприятными.

При этом Валентин ни в грош не ставил теорию вероятности (с которой был знаком в достаточной мере), согласно которой повторное выпадение шестизначного числа крайне маловероятно. Вероятность же получения пяти пар одинаковых чисел при помощи бессистемных поездок на автобусах ничтожно мала.

Но самое фантастическое во всей этой истории заключается в том, что на момент моего знакомства с Валентином у него в особой папочке с кармашками хранились уже три пары билетов с одинаковыми номерами. Поэтому, когда я с калькулятором в руках попытался доказать, что оставшиеся две пары он получит через 158 739 лет, он невежливо рассмеялся мне в лицо.

Александр как родился робким, застенчивым и легкоранимым, так точно таким же и умер. После смерти родителей жил один, загибаясь по вечерам от тоски одиночества, которая с годами только усиливалась.

Озлобленности в нем не было. Поэтому, как скупой рыцарь, записывал в общую 96-листовую тетрадь все улыбки, которыми его кто-либо одаривал: сослуживцы в конторе, прохожие на улице, продавцы в магазине, пассажиры в транспорте. Ставил дату, время и место, где это случилось. Описывал внешность улыбнувшейся или улыбнувшегося, приблизительный возраст. По вполне понятным причинам составленные Александром характеристики людей существенно отличались от реальных в лучшую сторону. Все ему казались моложе, красивее, добрее и умнее. Однако последнюю подаренную ему улыбку он зафиксировать не смог. В общем-то, человек, убивший Александра из садистских побуждений, и не улыбнулся даже, а осклабился. Коллекция Александра завершилась на сто тридцать первой записи и заняла чуть больше половины тетради.