Пролетая над Вселенной - Елена Смехова

Тогда, из вредности, на его «алло!», я сделала вид, что не признаю этот голос. Позабыла и все тут.

– Привет, Лешка! – бодро прокричала в трубу. – Как я рада тебя слышать!

– Это никакой не Лешка, – мрачно отозвался он. – Это Денис.

– А-а, – изобразила я маленькое разочарование. – Привет, Денис. Я перепутала. Прости.

Мне казалось, что такая встряска должна скрыть не только истинность моих переживаний, но и настроить его на более решительный лад. Однако после этого Денис мог вовсе исчезнуть, а, возникнув через пару недель, сообщить в оправдание, что потерял записную книжку. Мой телефон конечно же он наизусть не запоминал. Будто бы.

– Алечка, детка, расскажи-ка мне о нем, – попросил как-то вечером папа, присев на край моей кровати.

– Что тебе рассказать, папа? – смутилась я. – Вообще-то маме я уже ответила на все вопросы. Она разве не поделилась с тобой?

Мама выслушивала мои ежедневные стенания и, видно, устав от них, направила ко мне отца. Или же он сам вдруг заинтересовался, не знаю.

Родители жили душа в душу и поздними вечерами, уложив нас, подолгу сидели на кухне, обсуждая каждый прожитый день с массой встреч, событий и животрепещущих новостей. А также полемизировали в основном о том, насколько достоверны создаваемые папой образы. Они дорожили этими спокойными вечерами, когда могли побыть вдвоем. Потому что часто, очень часто, после какого-нибудь театрального события или показа в Доме кино к нам заваливала оживленная богемная компания. До глубокой ночи творцы пили вино, громко рассуждали о современном искусстве, подтрунивали друг над другом, не стесняясь очень крутых речевых оборотов. Лизка всегда засыпала быстро и сопела как сурок, не реагируя ни на какой шум. Я же, напротив, спала чутко, и любое нарушение тишины могло взбудоражить меня, окончательно лишив сна. Когда гости шумели особенно активно, я не выдерживала и прямо во фланелевой пижамке выходила к ним.

«Нельзя ли потише? – спрашивала тонюсеньким голоском, вызывая у возбужденных хмельных людей неизменное умиление. Сквозь весь этот хмель я им мерещилась, вероятно, трогательным беззащитным ангелочком, которого каждый из них тут же норовил потискать.

Однажды, когда мне было лет восемь, я таким образом даже получила в дар стихотворение от дяди Жени Евтушенко. Он растроганно посадил меня к себе на колени и с ходу сочинил:

Почему такая стужа?Почему мороз кругом?Потому что тетя лужаСтала толстым дядей льдом!

Спустя несколько лет мама обнаружила это четверостишие эпиграфом к подборке стихов Евтушенко в одном из толстых журналов. И даже обиделась на него за то, что он не указал, кому оно на самом деле было посвящено.

Родителям никогда не бывало скучно вдвоем. Глядя на них, я мечтала, что когда-нибудь и у меня будет такая же семья – любящий талантливый муж, большой светлый дом, наполненный голосами детей, которых у меня будет трое: два мальчика и девочка. Ну, в крайнем случае, двое – мальчик и девочка, обязательно разнополые, ни в коем случае не две девочки и не три, чтоб им всю жизнь потом не мучиться, как мне с Лизкой. А я буду всех любить одинаково, не делая между ними различий, никого не выделяя…

– И все же, Аля, сколько вы уже встречаетесь с этим парнем? – Папа был терпелив, но неуклонен. Странно, почему-то до этого мгновения моя личная жизнь не вызывала у него вопросов. Наверное, считал, что у меня ее просто не может быть.

– Три с половиной месяца и пять дней. Если это только можно назвать «встречаемся», – вздохнула обреченно.

– Чем он занимается?

– Работает помощником звукорежиссера и готовится поступать в Институт культуры.

– Понятно. Ну а к тебе он как относится?

– Как… к маленькой.

– То есть?

Я смущенно рассказываю о наших встречах, абсолютно одинаковых, безо всякого развития. О том, что Денис никогда не дарит цветов, зато несколько раз приходил на свидание с эскимо на палочке.

– Сколько-сколько ему лет? – недоуменно переспрашивает папа.

– Двадцать.

– И он не делает никаких попыток… за руку взять или… приобнять, что ли?

По-своему расценив его недоумение, отвечаю, как на духу, с неудержимыми нотками отчаяния в голосе:

– Нет! Никаких! Представляешь?!

– Странный парень, – задумчиво произносит папа, – наверное, он после таких встреч закусывает кулак или бьется головой о стенку…

Почему-то от сказанного мне становится смешно.

– Что это значит, пап? – хихикаю я.

– Скорее всего, он и впрямь считает тебя ребенком, что вполне справедливо. – Папа, улыбаясь, теребит мои рыжие вихры. – Ну, бог с ним. Давай подумаем, куда и с кем нам тебя отправить отдыхать в июле? – Он переключается на другую тему, утолив законное отцовское любопытство.

После первых в жизни экзаменов, которые я чудом не завалила, родители отослали меня к родственникам в Ригу. Вместе с дочкой своих друзей Анечкой. Мы с ней довольно быстро нашли общий язык. Потому что она, как я, была фантазеркой и болтушкой.

Если позволяла погода, прямо с утра мы отправлялись на Рижское взморье. Нежились на солнышке. Загорали. Мечтали вслух. Бродили по берегу, собирая ракушки. Я один раз даже отважилась занырнуть в прохладное Балтийское море. Словно бы желая, окунувшись с головой, выстудить из нее страдания по Денису. Он не звонил мне больше месяца, и я ощущала каждый день как катастрофу, крушение всех чаяний.

Когда шел мелкий, но совсем не противный дождик, мы часами с наслаждением бродили по прекрасному старому городу, не тронутому советским зодчеством. Любовались готической архитектурой, рассматривали шпили и башенки, старинные резные постройки, барельефы с горельефами. Проголодавшись, потчевали себя сырными булочками с горячим шоколадом в крошечных кафешках, наполненных упоительными кофейно-ванильными запахами. Всё это было так не похоже на московскую жизнь, с ее темпоритмом, на особенности нашего привычного бытия, что казалось, будто бы попали мы в другой, непостижимый мир: размеренный, нарядный, вкусный и радостный. Иначе говоря, занесло нас в заграничное государство. Государство, граждане которого прекрасно понимают русский язык, да и расплачиваться там можно рублями.

А еще мы строили глазки симпатичным латышским мальчикам, ловя на себе порой и их заинтересованные взгляды. Дальше взглядов, впрочем, дело ни разу не заходило. К сожалению…

Не получалось полностью отвлечься и выкинуть из головы свою несчастную любовь. Мысли о Денисе настигали меня в любом месте, заставляя страдать.

Порой изо всех сил пыталась убедить себя в его несостоятельности, в его несерьезном ко мне отношении, вызвать спасительную досаду, раззадорить обиженное самолюбие, попросту разозлиться на него! Но… когда вспоминала его глаза или как на нашем последнем свидании, осторожно взяв мою руку, он поцеловал каждый пальчик и прошептал: «Милая, милая…» – я готова была взвыть белугой. Зачем я тогда отдернула руку? Зачем отпрянула, впервые услышав от него нежные слова? Почему меня никто не научил, как правильно вести себя с мальчиком, который нравится? Почему нас с пристрастием обучали избегать любых контактов, изображая из себя гордячек и недотрог, а любить и отвечать на любовь не выучили?