Таблетки от непогоды - Юрий Степанов

…Вот Мальбрук в полном снаряжении отправляется в славный поход. Звучат фанфары, гремят барабаны…

«Виват, славный рыцарь Мальбрук!» — кричат люди.

Женщины влюбленными взглядами прожигают его сверкающие доспехи. А сам он тает, как воск, от восхищения собой.

Но едва Мальбрук выезжает за ворота замка, как музыка стихает, а с неба раздается песня на каком-то варварском языке:

Мальбрук в поход собрался.Наелся кислых щей…

Потом с ясного неба сверкала молния, гремел гром.

Непонятный смертельный страх охватывал Мальбрука, и он падал с коня на землю…

Просыпался Мальбрук в холодном поту, радуясь и молясь всем святым, что это только сон. А в голове звучала страшная песня. Самое интересное, что Мальбрук почему-то понимал ее слова, но не знал только, что такое «щи». Не знали этого и все его подданные.

Колдуны и звездочеты видели в щах глубокий смысл и предупреждение свыше.

— Вот узнаю, что такое «щи», и отправлюсь в поход, — говорил Мальбрук.

А время шло. Наконец какой-то купец из дальних стран сказал, что щи — это заморский коктейль.

— Мне ли бояться коктейлей?! — воскликнул Мальбрук. — Да я один их уничтожил больше, чем все мое славное войско.

И объявил на весь свет, что завтра он отправляется в крестовый поход, чтобы совершить те подвиги, о которых уже все хорошо знают.

Настала ночь, и Мальбруку снова приснился страшный сон.

…Вот он выезжает во двор в полном рыцарском снаряжении. Звучит музыка, гремят барабаны. Женщины засыпают его воздушными поцелуями, бросают к ногам цветы.

«Как жаль, что нет меня в этой ликующей толпе и я не вижу себя со стороны, — думает Мальбрук. — Уверен, что зрелище это незабываемое. Одни золотые доспехи чего стоят!»

Но вот Мальбрук выезжает за ворота. Наступает мертвая тишина. И с неба раздается знакомая песня:

Мальбрук в поход собрался.Наелся кислый щей…

«Коктейли пьют, невежды!» — успел сказать Мальбрук.

Сверкнула молния, загремел гром с ясного неба, и Мальбрук проснулся в холодном поту, не в силах даже помолиться всем святым.

Не успел еще славный рыцарь прийти в себя, как в его комнате появились слуги с золотыми рыцарскими доспехами.

Мальбрук подкрепился своим любимым коктейлем под названием «Смерть неверным». И его стали запихивать в доспехи. Потом посадили на боевого коня, дали в руки копье, и Мальбрук выехал на широкий двор, где уже дожидалась его шумная толпа ликующего народа.

Все было точно как во сне: музыка, барабаны, цветы, поцелуи, восхищенные взгляды, прожигающие броню… Но впереди были страшные ворота. Мальбрук один не побоялся бы целого войска, но боялся услышать страшную песню наяву.

Вот и ворота. Звучит с неба песня:

Мальбрук в поход собрался.Наелся кислых щей…

Сверкнула молния, грянул гром. И Мальбрук рухнул на землю, как мешок с металлоломом.

На этот раз Мальбрук уже не проснулся.

Не стало славного рыцаря. Но остались жить в веках его подвиги, записанные золотыми буквами в толстой книге.

До сих пор эти подвиги вдохновляют многих славных рыцарей, которые по примеру рыцаря Мальбрука собираются в крестовые походы. А все, наверно, потому, что в книгу его подвигов не вошла эта последняя чудесная история. Осталась от нее только песенка, которую народ поет, как только становится известно, что какой-то славный рыцарь собрался в поход…

Трофим Трофимыч

Жил в одном колхозе трактор, самый первый — колесный. Звали его уважительно: Трофим Трофимыч. Никто уже и не помнил, сколько ему лет, но Трофим Трофимыч все еще тарахтел, фыркал и чокал своим мотором. Вот только в поле его уже не пускали. Пахал и боронил он огороды колхозников, возил молоко с фермы, а большее время стоял.

Трофим Трофимыч слышал разговоры о том, что его давно пора списать и сдать в металлолом: без него новой техники хватает. Очень Трофим Трофимычу эти разговоры были не по душе.

— Да я любой современный трактор за пояс заткну, — говорил он, — пустите меня только в поле.

— Ты, уважаемый Трофим Трофимыч, свое отпахал, — говорили ему, — отдыхай. А в поле тебя пускать нельзя. У нас делегации со всего света бывают. Что они подумают?

Шли в поле стосильные трактора, весело подмигивали ему фарами, желая еще сто лет не ржаветь, а Трофим Трофимыч только смотрел на них с завистью.

Летом еще находилось какое-то дело, а зимой Трофим Трофимыч стоял в сарае, заваленном под самую крышу душистым сеном, и вспоминал прожитую жизнь. Вспоминал, как лязгали о его бока кулацкие пули, как он горел, как топили его в болоте, сбрасывали с кручи в реку. Но назло всем врагам он выходил из ремонта как новенький и снова принимался за работу.

Но чаще всего он вспоминал свою первую борозду.

Было тихое утро. В небе заливались жаворонки. Черный пласт земли, вывернутый наизнанку, маслянисто поблескивал и дымился парным весенним ароматом. А впереди было огромное поле, на котором тарахтели его друзья — трактора.

Никого из них уже не осталось. Один Трофим Трофимыч еще жив.

Настала весна. Сарай освободился от сена. Сквозь дощатые щели все чаще стало светить солнце, покрывая Трофим Трофимыча рыжими горячими полосами.

И однажды он не выдержал. Затарахтел мотор, застучали шестерни, заскрипели заржавевшие подшипники — и Трофим Трофимыч, распахнув ворота сарая, выкатил на улицу.

— Привет, старина! — говорили ему встречные трактора. — Куда это ты собрался? Уж не пахать ли? Смотри, нас, молодых, без работы не оставь.

Трофим Трофимыч промчался по улице села и покатил к тому полю, где когда-то прокладывал первую борозду.

Никогда он еще так быстро не мчался. Как молодой, он поднялся в гору, и перед ним открылось знакомое поле.

Было тихое утро. Пели жаворонки. Не было только плуга, да не парил черный пласт первой борозды.

Трофим Трофимыч добрался до середины поля, и тут у него в груди что-то затарахтело, хрустнуло, лязгнуло. Он остановился, и мотор заглох.

Через некоторое время перевезли Трофим Трофимыча на сельскую площадь.

Почистили, смазали, покрасили и оставили там на вечные времена.

С высокого постамента Трофим Трофимыч видел всю округу, где был ему знаком каждый бугорок, где в полях работали его внуки и правнуки — новые мощные трактора.

Каждую весну приносили дети и взрослые Трофим Трофимычу живые цветы. Они помнили день его трудового рождения.

А трактора, проезжая мимо Трофим Трофимыча, приветливо подмигивали ему фарами, и каждый думал: «Счастливая, необыкновенная судьба у этого первого трактора! Нам бы столько проработать, сколько он проработал».

Бомболюб и Бомба

Ходила по белому свету бомба и спрашивала:

— Где бы мне взорваться с большей пользой? Не хочется впустую взрываться. А там, где необходимо, уж я бы бабахнула!

— Иди в поле, — говорили ей люди, — там от тебя меньше вреда будет и, значит, больше пользы.

— Иди в овраг, — говорили другие.

— Обидно слышать такие слова, — говорила бомба, — все меня гонят от себя подальше, словно я для себя стараюсь.

Однажды бомба повстречала генерала. Генерал, завидев бомбу, радостно заулыбался.

— Кажется, я себе нашла друга, — обрадовалась бомба.

— Куда идешь? — спросил генерал бомбу.

— Ищу, где бы мне взорваться с пользой.

— Кому же, как не мне, знать, где лучше всего взрываться бомбам, — сказал генерал. — Ведь бомбы — моя страсть!

— Так вы меня любите?! — спросила бомба.

— Больше всего на свете! — ответил генерал. — И чем сильней способна взорваться бомба, тем сильней моя любовь к ней.

— Уж я-то взорвусь не слабо! — сказала бомба.

— Да я и без тебя вижу твои способности, — сказал генерал. — Уж в бомбах я разбираюсь.

— Наконец-то я нашла того, кто меня любит! — сказала бомба. — Для него я даже своей жизни не пожалею.

Бомба обняла генерала и от души взорвалась. Те, кто видел все это, сказали:

— Бомбе очень повезло. С большей пользой еще не взрывалась ни одна бомба на свете.

Король Татебор

Жил-был далеко на западе сказочный король Татебор. Все свои силы тратил этот король на борьбу с тем злом, что творилось в близких, а особенно в далеких странах.

Обидят, к примеру, человека в тридевятом царстве — Татебор лишается сна и покоя. Собирает войско и посылает с приказом: «Превратить тридевятое царство в пустыню, людей уничтожить, а поля сжечь. Чтобы ни у кого там больше не появлялось желание обижать человека».

— А что делать с обиженным? — спрашивают Татебора.