Дюна - Андерсон Кевин Джей

Селим снова закричал:

– Я убил тебя, старый ползун! Я погубитель червей.

Песчаный червь не ответил даже на такую провокацию.

Селим взглянул на похожие на кинжалы клыки, которые искривленной полосой окаймляли широкую вонючую пасть. То ли его подвигнул на это буддислам, то ли прихоть воспаленного воображения, но мальчик шагнул вперед, не слушая голоса здравого смысла. Селим встал на нижнюю губу червя и ухватился за один из клыков.

Молодой изгнанник ухватился за зуб чудовища обеими руками, почувствовав, что он тверже и прочнее металла. Мальчик начал раскачивать и вращать зуб. Ткани тела червя стали мягкими и податливыми, цельность глотки и крепость ее тканей исчезли. Едва сдержав стон, Селим вырвал клык с корнем. Зуб оказался длиной в предплечье мальчика, он был искривлен, чист и сиял молочной белизной. Из такого клыка можно сделать превосходный, просто замечательный нож.

Селим отшатнулся, держа в руках свою добычу, устрашенный тем, что он сделал. Такого, насколько было ему известно, еще не бывало. Кто бы осмелился не только проехать верхом на черве, но и ступить в его разверстую пасть? Селим вздрогнул. Он не мог поверить в то, на что не только решился – но и сделал. Ни у кого на Арракисе нет такого сокровища, такого оружия, такого зуба-ножа!

Остальные хрустальные зубы продолжали свисать со свода исполинской пасти, как сталактиты. Их можно было выгодно продать в космопорту (если, конечно, ему когда-нибудь удастся добраться туда), но в этот момент мальчик почувствовал внезапный приступ слабости. Действие съеденной им меланжи начало проходить.

Он снова ступил на мягкий песок. Буря была уже совсем близко, почти над головой, напомнив Селиму об умении выживать в пустыне. Он должен вернуться к скале и найти там убежище или скоро тоже будет лежать мертвым у подножия дюны, пав жертвой разбушевавшейся стихии.

Но теперь мальчик не думал о смерти. Он вдруг понял, что теперь с ним ничего не случится. У меня есть предназначение, миссия Буддаллаха. Если бы я только мог понять, в чем она заключается.

Он отпрянул назад, потом повернулся и побежал к линии скал, бережно сжимая в руках клык зверя. Ветер подгонял его, словно стремясь увести подальше от исполинской мертвой туши.

Люди пытались создать умные машины, представлявшие собой вторичные рефлекторные системы, чтобы переложить на плечи этих механических слуг принятие первичных решений. Однако постепенно создатели начали убеждаться, что оставили себе самим слишком мало ответственных дел, люди почувствовали отчуждение, осознали свою дегуманизацию. Они ощутили, что ими манипулируют. Постепенно люди сами начали превращаться в ничего не решающих роботов, не осознавая более сути своего естественного существования.

Агамемнон не стремился поскорее увидеть Омниуса. Прожив на свете больше тысячи лет, генерал кимеков научился быть терпеливым.

Таким же терпеливым, как машины.

После тайного совещания у красного карлика Агамемнон и его титаны совершили межзвездное путешествие и через два месяца достигли Коррина. Флот роботов прибыл туда на несколько дней раньше, доставив с собой изображения эпизодов битвы, полученные следящими камерами. Всемирный разум уже знал о поражении. Всемирному разуму оставалось только высказать претензии и наложить взыскания, особенно на Агамемнона, который командовал экспедицией.

Посадив корабль на площадку, залитую беспощадным ярким светом гигантской звезды Коррина, генерал-кимек выставил наружу свою сенсорную сеть, чтобы оценить обстановку. Омниус, как всегда, ждет вернувшихся с задания подчиненных.

Кто знает, может быть, на этот раз всемирный разум примирится с поражением?

Агамемнон понимал, что это пустые надежды. Всепроникающий разум не может реагировать на происходящее по-человечески.

Прежде чем выйти из корабля, генерал титанов выбрал себе подходящий корпус. Для этого вполне подходил обтекаемый кожух небольших размеров, в котором помещались емкость с мозгом и система жизнеобеспечения, соединенная с остовом тележки. Кимек выбрался на вымощенную гладкими плитами мостовую и поехал по бульварам под огромным оком висевшего в небесах красного гиганта. Немилосердный, знойный ярко-красный свет заливал мощеные улицы и белые фасады домов.

Много тысячелетий назад звезда этой системы расширилась до таких размеров, что поглотила планеты, обращавшиеся на ближайших к ней орбитах. Сам Коррин когда-то был замерзшим отдаленным миром, но после расширения красной звезды он получил столько тепла, что стал пригодным для обитания.

После того как лед атмосферы растаял, а снежные моря выкипели, поверхность планеты превратилась в огромную, выжженную солнцем сланцевую равнину, на которой Старая Империя, отличавшаяся в те дни большей амбициозностью, основала колонию. Большинство экосистем было завезено сюда извне, но даже теперь, по прошествии тысяч лет, Коррин казался незаконченной планетой, на которой не хватало важных экологических систем, превративших бы ее в процветающую планету. Омниусу и его независимому роботу Эразму Коррин нравился за свою новизну и за то, что этот мир не был отягощен древней историей.

Агамемнон катился по улицам, а над ним вился электронный наблюдатель, приставленный к нему, как сторожевой пес. С помощью наблюдательных мониторов и громкоговорителей всемирный разум мог общаться с Агамемноном независимо от того, в какой точке Коррина он находился. Однако Омниус настоял на том, чтобы принять генерала кимеков в роскошном центральном павильоне, выстроенном силами людей-рабов. Покаянное паломничество было частью наказания Агамемнона за салусанский провал. Могущественный компьютер понимал концепцию господства и подчинения.

Электропроводящая жидкость в мозговой емкости Агамемнона посинела от напряжения, пока тот готовился к жестокому допросу с пристрастием. Подвижное тело кимека прокатилось под высокими арками, положенными на покрытые орнаментом колонны из светлого металла. Эксцентричный и серьезный робот Эразм скопировал проявления человеческого тщеславия, знания о которых почерпнул в исторических анналах старых земных империй. Огромные ворота должны были вызывать у посетителей благоговейный трепет, хотя Агамемнон сомневался, что Омниус когда-либо задумывался о таких пустяках.

Генерал кимеков остановился посреди внутреннего двора. Из расщелин в стенах били струи фонтанов. Ручные воробьи вили гнезда под карнизами и на капителях колонн. Внутри двора были расставлены терракотовые вазоны, в которых распускали свои роскошные лепестки алые лилии.

– Я прибыл, лорд Омниус, – доложил Агамемнон через голосовой синтезатор. Пустая формальность. Наблюдательные камеры следили за ним с момента выхода из корабля. Он принялся ждать.

В огромных, гулких залах павильона не было видно Эразма с его зеркальным лицом. Омниус хотел призвать к порядку своего генерала в отсутствие независимого и надоедливого робота. Хотя Эразм воображал, что понимает и разделяет человеческие эмоции, Агамемнон очень сильно сомневался, что эксцентричная машина способна проявить хотя бы проблеск сочувствия.

Из дюжины громкоговорителей раздался мощный голос, похожий на голос разгневанного божества. Нет сомнения, что этот эффект был намеренным.

– Вы и ваши кимеки потерпели неудачу, генерал.

Агамемнон уже знал, как будет проходить этот разнос, впрочем, знал это и Омниус. Конечно, всемирный разум уже отрепетировал разговор. Что ж, надо продолжить этот ритуальный танец.

– Мы упорно сражались, но не смогли добиться победы, лорд Омниус. Проявили неожиданную ярость в обороне, и как это ни поразительно, но они сознательно пожертвовали городом, но не допустили выключения защитных полей. Как я уже не раз говорил вам, дикий тип человека очень опасен своей непредсказуемостью.

Омниус ответил не раздумывая:

– Вы также не раз говорили мне, что кимеки намного превосходят своими качествами этих червей, так как соединяют в себе преимущества машины и человека. Так скажите мне, каким образом вы не сумели преодолеть оборону этих необученных и нецивилизованных тварей?