Постоянство хищника - Максим Шаттам

являться сюда со своими жертвами, возможно уже мертвыми. Это место не случайное, а выбранное. Убийца с такой мощной мотивацией и фантазиями не приходит куда попало, чтобы убить или хотя бы выбросить тело жертвы. Уж точно не семнадцать раз. Это место – его владение. Оно что-то символизирует.

– Да, и он сделал его сакральным, присвоил, сначала нарисовав, а потом стерев кресты. И мы можем отбросить «практический» аспект, его попросту нет. Место недостаточно глухое, очень неудобное в плане доступности…

Торранс наставила на Людивину палец, как будто хотела сказать: «Ты права».

– Значит, яма важна сама по себе. Почему? Попасть в нее сложно, пришлось искать способ спускаться.

– Место уединенное, но было бы разумнее углубиться в лес – меньше риска нежелательных встреч.

Торранс кивнула:

– Мы возвращаемся к тому же выводу: выбор был осознанный. Он нуждался именно в этом месте. Оно для него ценно.

– То есть он знал шахту, потому что либо жил поблизости, либо работал там.

– Что символически может означать такое место захоронения? – продолжила Торранс.

Людивина увлеклась игрой: ее сомнения рассеялись, когда она погрузилась в мир, созданный интуицией и опытом.

– Под землей, в темноте, вдали от общества… – перечисляла она.

Торранс обвела указательным пальцем отвалы и шахту:

– В земле. Матрица мира. Теплая полость, источник жизни, питающее чрево… Понимаете, о чем я?

– Чрево матери? Вот так сразу?

– А почему нет? Я сказала: выкладываем все, что приходит в голову, любые идеи. Есть то, чего убийца хотел, и то, что велело ему подсознание, исток его фантазий, хотя он этого и не понимал.

– Он помещает жертвы в материнское чрево? Вполне вероятно, у большинства серийных убийц серьезные проблемы с матерью. Но как это поможет нам?

– Он пытался что-то сделать через этих девушек. С матерью или с тем, что пережил с ней?

Торранс поморщилась, не слишком убежденная в своих словах.

– Довольно противоречиво, – подхватила Людивина. – Судя по всему, он их насиловал, но потом помещал в этакое продолжение матки? Чтобы защитить? Из чувства вины?

Черные глаза Люси Торранс взглянули на Людивину в упор и вдруг сверкнули с пугающей решимостью.

– Нужно поставить себя на его место, – заявила она. – Повторить маршрут. Как думаете, когда он приходил сюда?

– Убил семнадцать человек и не попался, значит был осторожен. Чтобы не рисковать, приходил ночью.

– Сегодня вечером мы с вами спустимся в его логово.

Людивина постаралась не выдать страха. Она знала, что этот момент наступит. Поняв, что в преступлении сильна психологическая составляющая, она знала, что придется повторить путь убийцы. Хочет она этого или нет. Влезть в шкуру извращенца.

Монстра.

Оставаясь собой.

Снова этот проклятый Ницше…

Людивина подошла к основанию центрального, самого высокого, холма.

– Хотите залезть на вершину? – изумилась Торранс.

Людивина кивнула:

– Хочу увидеть панораму.

– Журналистам понравится этот образ. Красивая молодая профайлерша на вершине монстра тьмы.

Людивина приподняла брови. Она не думала об этом в таком ключе, но, может, и правда получается наглядная картинка?

13

«Гектор» что-то шептал в потемках. Воздух закручивался в бесконечном колодце, поднимался и с шипением просачивался в трещины и слепые коридоры. Бесконечный, еле слышный лепет, едва различимое бормотание и снова щебет, хруст и нервный свист.

Людивина слышала его. Почти понимала этот старый усталый колодец, замкнувшийся в себе, пропитанный сыростью и забвением, несущий свою меланхолию как бремя, нужное, чтобы выжить, не разрушиться.

Там, на краю пустоты, она вспомнила момент истины, случившийся несколько недель назад, тоже на краю, на деревянной террасе, когда она смотрела на мангровые заросли, а черное существо молча наблюдало за ней из воды, чтобы узнать, борец она или участник бесконечного цикла жизни и смерти.

Людивина повернулась к включенным прожекторам. Торранс приглушила свет так, чтобы видеть, но не более того. У убийцы такого освещения не было. Тени стекали с потолка, рождались в каждой расселине. Сильнее всего поражали кресты. Голубоватые распятия всевозможных размеров отовсюду сияли внутренним светом, будто все еще полные жизни, как если бы вопреки времени сочилась кровь, даря вечную надежду. «Блюстар» пока не утратил силу в этом соборе безумия.

Они все были там, все семнадцать женщин, которых попытались навсегда стереть, отнять у потомков, спрятав в этом склепе.

– Не стереть, нет, – поправила себя Людивина, – иначе он бросил бы их в колодец. Просто удалить из мира, чтобы пользоваться ими единолично.

– Что вы сказали? – переспросила Торранс, присев на корточки между двумя телами.

Эти женщины лежали отдельно. Была поздняя ночь, хотя здесь, внизу, время не имело значения, разве что успокаивало: никто не заявится и не помешает.

Успокаивало? Неужели? Людивина горько усмехнулась. Она уже влезла в шкуру охотника.

Должно быть, он чувствовал здесь пустоту. Нет, скорее умиротворение. Ни социального давления, ни маски, ни роли, которую нужно играть. Только он и его потребности. Его желания. Разрыв с цивилизацией, но это не все. Сюда сложно пробраться, и это усиливает ощущение, что он перестал быть частью мира. Спрятался. Глубоко под землей. В затерянном логове. Сделал так, чтобы о нем забыли.

Да, именно. Стать забытым. Даже защищенным. С каждым шагом растворяется социальный налет, груз на плечах становится легче. Здесь он такой, какой есть. Легкий, настоящий. Потому что далеко ото всех.

Как ребенок, прячущийся в домике на дереве или под кроватью.

Людивина задумалась, что бы это значило.

Здесь он настоящий, значит каждое действие в счет. Оно рассказывает, кто он на самом деле. Без грима. Без фиглярства. Он делает только то, что хочет.

Она медленно шагала мимо мертвецов. Они тянули к ней высохшие руки, на серых сухих пальцах выступали костяшки. Они умоляли. Годы искривили их рты, обнажив тусклые зубы. Молчаливый крик. Пустые глазницы пристально смотрят на нее в ожидании ответа. Что случилось с глазами этих девушек?

Нет, это не он, это время поглотило их.

Скорее всего, погода и насекомые.

Она отметила, что у некоторых опущены веки. Намеренно или случайно?

Людивина остановилась перед Люси Торранс, которая осматривала известняковые стены.

– Зачем он стер кресты? – громко спросила она. – Если это святилище, которое он прячет и бережно хранит, зачем уничтожать то, что делает его особенным?

– Чтобы защитить от нескромных глаз?

Торранс покачала головой:

– Нет, он выбрал это место за неприступность. Оно принадлежит только ему и его девушкам.

– Он все вычистил в самом конце, когда решил закрыть тему, – предположила Людивина.

Торранс поморщилась, все еще сомневаясь.

– У таких психопатов не возникает ощущения конца, их невозможно удовлетворить. Помните, почему они убивают?

– Подсознательно? Чтобы выправить себя. А сознательно – потому,