Подопечный - Сергей Костин

Открывшаяся надежда немного подняла мой боевой дух. А почему бы, действительно не попробовать? Хуже не станет. Куда уж хуже?

Что надо сделать? Попробую представить себя волком. С густой и длинной шерстью. Морда подлиннее. Зубы поострее…

Я закрыл глаза и воспроизвел в памяти образ единственного виденного в жизни волка. Серое облезлое чучело со стеклянными глазами в школьном музее.

Не прошло и мгновения, даже половины мгновения, как я понял, что Странник не просто инопланетный пижон, а самый, что ни наесть, настоящий волшебник.

Мое обнаженное тело мелко задрожало. Нет, не от холода. Сладкое, живительное тепло охватило всего меня. А тело тряслось по одной богу известной причины.

Во общем-то я ожидал что-либо подобное. Превращение в животное. Но одно дело видеть это по телеку, а совершенно другое оказаться самому в шкуре. В буквальном смысле этого слова.

Без капли страха, немного удивленно наблюдал я за чудесным превращением.

Какая-то часть моего тела съеживалась, какая-то растягивалась. Я чувствовал, как кости трещат, претерпевая изменения. Мышцы вздувались невообразимыми наростами. Волосы превращались в седые шерстинки. И ни намека на боль. Словно я сделан из пластилина.

Через несколько секунд, десять, двадцать, не знаю, я ощутил стоящим себя на четырех лапах. В теле животного. С разумом человека. И такая неимоверная сила ощущалась в каждой клетке, что я задрал морду вверх и завыл.

— Ты бы посмотрел на себя в зеркало, — ангел грустно взирал на меня, — Ничего путно сделать не можешь.

Я прокашлялся и попробовал сказать человеческим голосом:

— Мне нравиться.

Мне действительно нравилось мое нынешнее состояние. Тепло, ноги не зябнут и в уши не задувает.

Между тем Мустафа достал из складок одежды небольшое зеркало. Сейчас он станет убеждать, что случайно завалилось.

— Вот глянь сюда. Случайно оказалось при мне.

И я посмотрел. Долго смотрел. Очень долго. И мне не понравилось.

Я действительно превратился в волка. Но очень старого. Как в музее. А голова… Голова осталась прежней. С родными, только заросшими ушами. Носом и зубами. И небритым подбородком. Во-общем, отвратительное зрелище.

— Может попробуешь еще раз? — участливо поинтересовался ангел.

— Пошел ты.., — попытался ответить я, но почему-то мешал язык и пришлось высунуть его наружу, — Потопали, Мустафа.

И мы потопали. Впереди трусил я, то и дело потряхивая головой. А ангел семенил следом. И ведь не холодно, подлецу.

— Как так получается? — поинтересовался я, — Даже если ты и дух, то все равно должен хоть что-то чувствовать?

— Это долго объяснять. Если в двух словах, то рядом с тобой только моя сущность. Тело, оно, как бы растворено вокруг меня. Но это совершенно не означает, что я неуязвим. Напротив, в нынешнем моем состоянии я представляю лакомую добычу для многих живых организмов этого мира.

— А семья у тебя есть?

Я провел уже столько времени с Мустафой и ничего о нем не знаю. Иногда мне казалось, что он что-то скрывает. Может я слишком подозрительный, но эти загадочные улыбки, слова, обращенные к никому. Хоть и ангел, но странный тип. Вот и сейчас, перед тем, как ответить, слишком долго думает.

— Какая к черту семья у ангела шестого разряда. Разрешено только с третьего. И если у подопечного имеется супруга. Для равновесия.

— Хреновая у вас жизнь.

— Хреновая, — согласился Мустафа, — Всучат какого-нибудь идиота и обхаживай его до смерти.

— Это я что ли идиот?

— Да нет!— успокоил хранитель, — Я к примеру. Даже у конченых идиотов и психопатов есть ангелы-хранители. Не работа, а мучение. Без выходных и отпусков.

— Так вам и отпуска положены?

— А как же? Мы что, не живые? Бывало намучаешься с тобой, рук, ног не чуешь. Раз, заявочку на отпуск. Шеф рассмотрит, обсудит с кем положено, резолюцию поставит, и лафа. Прямиком на Солнечное Море. Косточки погреть и расслабиться. Правда у подопечных в это время сплошные неприятности в жизни. И обычно после прекрасного отпуска приходиться наверстывать упущенное. Работаешь, как вол. У вас, у людей на этот счет даже примета имеется. Мол, бог отвернулся. Не отвернулся. Ангелы по курортам разъехались.

— Хорошо говоришь, Мустафа. По твоим словам выходит, что ежели жизнь у меня не сложилась, так ты все время на курортах ошивался? Или в карты дулся? Ну возрази, если не прав? Молчишь? Не заботился ты обо мне, Мустафа. Всю мою жизнь в азартные игры просадил.

— Да ладно тебе, Вася, кипятиться. Что было, то было. И в небо уплыло. Как ты себя чувствуешь, в шкуре звериной?

— Как зверь и чувствую. Неудобно только, шея болит.

— Это с непривычки.

— А что еще Странник может?

— А черт его Странника, знает. Многое наверно. На то он и Странник.

— Вот что знаешь, о том и расскажи. Раз я в его шкуре, тьфу ты, теле, должен знать на что способен этот гад. Кстати, а куда он сам делся?

— Дело тут такое. До конца не изученное. Может его и не существовало совсем. А когда тебя перенесло, тогда произошел всплеск в энергощите планеты и… Странник появился в твоем обличии. Вроде так… Хотя я точно не знаю. Просто существуют предположение, версия. Вот! Знаешь, как это называется? Ты, Василий, не сколько Странник, сколько человек — легенда. А что с легенды взять.

Чего задумался?

Задумаешься тут. В книжках все просто. Раз ты герой — значит герой. Меч за спину, на коня и подругу любимую выручать. А по дороге монстров налево и направо крушить. А я? Голышом по планете шастаю. От бабы бегаю. Герой!

— Мустафа? А монстры здесь есть?

— Вот человек! Я ж объяснял. На дворе двадцатый век! Какие монстры. А-а-а! Ты думал… То-то ты смурной. Подраться захотелось?

— Но ведь Странник?…

— А если бы я тебя Гагариным назвал? Побежал бы ракету искать. Нет здесь не монстров, ни нечистой силы. Наверное.

— А как же Дух Тьмы? Я ж его вот этими глазами видел. И ты сам говорил. .

— Сочинял. Что б веселее. А тебе привиделось.

— А колдовство?

— Обман зрения и гипноз…

— А я сам, в шкуре?

— А это… это… , — Мустафа зажевал губы и, сраженный моей железной логикой, сдался, — Ну может быть. Может быть и бродят где-то. Парочка. Сотен.

Ветер крепчал. Холодные массы воздуха обрушивались на меня со всех сторон. Бежать становилось труднее. Качало. Мустафа надрывал горло, чтобы докричаться.

— Эвон как погодка разыгралась. Того и гляди снесет напрочь. Что дальше будет?

— Идти…

— Куда?

— Вперед.

А что мне оставалось делать? Только идти. Я не знал, как далеко простирается эта ледяная пустыня. Но должен же быть конец? Или пустыне, или мне. Один из нас победит. Я не хочу умереть на чужой планете. Бесславно.