Война, какой я ее знал - Джордж Паттон

Как-то имело место забавное происшествие, связанное с марокканцами. Ко мне явился один сицилиец с жалобой на поведение марокканских солдат, или гумов, как их чаще называют. Он сказал, что многое может понять, поскольку известно, что все гумы – неисправимое ворье, гнусные убийцы и насильники, ничего хорошего от них никто и не ждет. Ладно уж, пусть себе. Ясное дело – война, обязательно кого-нибудь убьют или изнасилуют, без этого не обойтись. Но вот то, что гумы ворвались к нему в дом, зарезали кроликов и освежевали прямо в сенях, это, с его точки зрения, не укладывалось ни в какие рамки. Всему же есть предел!

Поскольку большую часть своего времени сицилийцы проводят в сидячем положении, логично было бы предположить, что за многие века сидения мысль их необычно разовьется по крайней мере в одном направлении – они станут непревзойденными конструкторами всевозможных стульев и кресел. Но не тут-то было. Сицилийцы способны сидеть на всем – на камнях, на ящиках, просто на земле, хоть бы и в грязи, но только не на стульях или в креслах. Между тем народ они очень веселый и жизнерадостный, а грязь, в которой они живут, ничуть не отягощает их. С моей точки зрения, было бы огромной ошибкой пытаться поднять их до наших высот, заставить жить в соответствии с нашими стандартами. Они никогда не смогут принять их и никогда не будут счастливы в нашем мире.

Что можно сказать о Корсике? Представьте себе, что Бог взял самый непроходимый, самый безрадостный участок Скалистых гор и бросил его в море. Корсика – это много-много лишенных какой-либо растительности утесов из полированного гранита. Однако о Корсике все же можно сказать хотя бы пару приятных слов. Во-первых, она полностью французская и, во-вторых, совершенно не пострадала от налетов авиации. Когда въезжаешь в такой город, как Аяччо, первое время тебе чего-то остро не хватает – наверное, разрушенных домов, заваленных обломками зданий улиц и искореженной техники. Аяччо абсолютно целый, словно бы вокруг нет никакой войны.

Неаполь, напротив, подвергался сильным бомбардировкам, однако наши летчики и тут вновь продемонстрировали свое мастерство, так что порт достался нам практически в рабочем состоянии.

Помпея – образцовые развалины и превосходный срез античной истории, кусок древней жизни такой, какой она была, законсервированный для нас разгневавшимся вулканом. Искренне жаль, что во время военных действий нам пришлось бомбить этот город-памятник, и большое счастье, что налеты не причинили ему серьезного ущерба. [68]

Воздушная экскурсия в Египет

Поскольку о моем визите в Каир уже сообщали в прессе и, более того, даже передавали сообщение о нем по радио, я считаю себя вправе написать об этом.

В 07.15 12 декабря техники на летном поле в Палермо залили горючее в баки самолета, на борту которого мы с полковником Кодменом{74} и восемью офицерами штаба Седьмой армии решили отправиться в Египет. Первую посадку мы совершили в Бенгази{75}, где успели перекусить, пока машину дозаправили.

Аэродром находился километрах в восьмидесяти от города, и повсюду на нем еще оставались небольшие осколки снарядов и авиабомб. Если не считать данного обстоятельства, можно с уверенностью сказать, что аэродром находился в превосходном состоянии. Земля в здешних краях практически лишена какой-либо растительности – вообще нет почти ничего такого, что подошло бы для использования в качестве ориентиров на местности. Кроме того, она чрезвычайно холмистая; должен сказать, что не так уж много мест на земле, где воинское подразделение может оказаться вне видимости, удалившись от наблюдателя всего на полтора километра. В таких условиях для ведения слежения за передвижениями противника весьма эффективным могло бы стать применение воздушных шаров. Даже командирские вышки, что использовались в старые времена артиллеристами, оказались бы полезными. Почва бурая, точно ее вынули из печи; тому, кто бывал в Индио{76}, легко представить себе, как выглядит эта земля – достаточно вспомнить лежащие там всюду пески. Однако стоит нескольким машинам пройти одним и тем же путем друг за другом, почва растрескивается. Ввиду данного обстоятельства, нас предупредили, что в условиях пустыни крайне желательно, чтобы транспортные средства не передвигались след в след. Как бы там ни было, в Индио мы находили более разумным следовать колоннами по одной и той же колее. Разумеется, вести военные действия на этой земле представляется мне делом менее сложным, чем в нашей американской пустыне, особенно в том, что касается танков.

Из Бенгази мы полетели прямо через пустыню в Тобрук – маленький запущенный городок с искусственной гаванью, где мы видели полным-полно разбитых судов и просто обломков кораблей. [69]

Из Тобрука мы продолжили путь в направлении Аль-Аламейна, держась железной дороги. И хотя летели мы очень низко, все равно видели лишь небольшое количество разбитой техники и орудий. Линий связи практически вообще не было.

Из Аль-Аламейна мы направились вдоль берега в Александрию, а затем повернули на юг вверх по течению Нила в Каир. Сколь же разительно отличалась пустыня от утопавшей в зелени дельты Нила. Как мне сказали, основная жизнь Египта протекает в дельте, ширина которой доходит до двухсот пятидесяти километров, остальная же часть этой страны – бесконечная, протянувшаяся с севера на юг полоса почти необитаемой земли с полсотни километров в ширину и четыре с лишним тысячи километров в длину.

Когда на подлете к Каиру мы увидели пирамиды, меня охватила какая-то дрожь от осознания величия древних цивилизаций, процветавших в этих краях многие тысячи лет назад. На аэродроме нас встречал адъютант генерала сэра Генри Мейтленда-Уилсона майор X. Чэпмен Уокер. Адъютант отвез нас с Кодменом домой к генералу, где мы и квартировали все время, пока продолжался наш визит. Самого генерала в момент нашего приезда на месте не оказалось, зато там находились бывший начальник его штаба и несколько британских офицеров. Несмотря на непритязательность и скромность обиталища генерала Мейтленда-Уилсона, я нашел его вполне удобным. Располагался дом километрах в тридцати к югу от города в месте, называемом Абу-Мади. Майор Чэпмен Уокер приготовил для нас целую программу, которую мы одобрили.

13 декабря 1943 г.

Утром мы с Кодменом и майором Чэпменом Уокером в обществе мадам Рэнфорли отправились на экскурсию по каирским лавкам.

Каир – гадкое местечко. Он напоминает мне Нью-Йорк в 1928 г. – даже люди в нем чем-то похожи на тех, что были тогда в Нью-Йорке. По обеим сторонам улицы теснятся машины, машины, машины и машины, и даже посредине шоссе тоже стоят припаркованные машины. В витринах чего только нет – похоже, найдется все, чего душа пожелает, однако и цены поднебесные; многие торгуют вразнос. О ценах лучше всего говорит такой пример: шелковые чулки, к которым я приценился, стоили четыре фунта.

Египетские крестьяне, которых в городе полным-полно, куда мельче, чем сицилийцы, и куда гаже, хотя, когда я смотрел на сицилийцев, мне казалось, что гаже уже некуда. Когда возвели Ассу-анскую плотину, в воде в большом количестве стали развиваться [70] черви-паразиты – нематоды. Они превратились в грозную опасность – многие крестьяне страдают от болей в животе и снижения потенции. Для борьбы с болью и восстановления потенции используется нехитрое подручное средство – курение гашиша. На какое-то время это приносит облегчение, но конечный результат чаще бывает прямо противоположный тому, которого стараются добиться курильщики – полная импотенция и снижение иммунитета к болезням, вызываемым укусами паразитов. Таким образом, возникает порочный круг. До войны власти препятствовали поступлению гашиша в страну, что вызывало недовольство у населения. Теперь же, когда правительству стало не до борьбы с торговцами гашишем, народ получает его столько, сколько ему хочется, и, кажется, вполне доволен данным обстоятельством. Египтяне неописуемо грязны, причем не только внешне, они грязны вообще. Я своими глазами видел человека, испражнявшегося в канал с чистой водой, при этом метрах в десяти ниже по течению стирала белье женщина, а еще немного дальше жители деревни набирали воду для своих нужд.

Из всего населения Египта можно выделить тысячу – тысячу двести человек, которым принадлежит практически вся земля, не считая восьмисот тысяч акров, поделенных приблизительно поровну между миллионом крестьян (где-то по четыре пятых акра на семью). У остальных нет и этого – вообще ничего нет. Средний заработок батрака составляет полсотни долларов в год, да и то из этой суммы часть нужно заплатить за питьевую воду.

Суда, которыми пользуются египтяне, практически не отличаются от тех, что курсировали по Нилу во времена фараонов. Правда, с 762 г. н. э. местные корабельщики взяли на вооружение треугольный латинский парус, принесенный сюда арабами и пришедший на смену старому, четырехугольному. Несмотря на свой непрезентабельный вид, суда египтян весьма маневренны и развивают приличную скорость. Как я слышал, англичане сконструировали специальные парусные баркасы, полагая, что смогут заменить ими местные посудины, однако ничего не вышло – новые корабли оказались неконкурентоспособными. Насколько я мог судить, у местных судов отсутствует киль, зато имеется огромный руль, который служит также в качестве шверта.