Кнуто-Германская империя и Социальная революция - Михаил Бакунин

5

Здесь, в неопубликованном Тестю отрывке, Бакунин говорит о своей временном аресте накануне и о своем кошельке, украденном у него друзьями порядка.

6

Он был освобожден четыре месяца спустя, в феврале 1871 г.

7

Шарль Алерини, сперва профессор Барселонского Колледжа, а позже, в 1871 г. политический эмигрант в Испании. Из Испанской тюрьмы в сентябре 1876 г. Алерини прислал мне описание отъезда Бакунина из Марселя, в качестве материала для будущей биографии великого революционного агитатора.

8

Речь шла, как сейчас увидим, о метафизическом обсуждении идеи Бога.

9

В. Озеров – русский эмигрант, бывший офицер, принимавший участие в польском восстании 1863 г. Потом он жил несколько лет в Париже, занимаясь сапожным ремеслом, и был известен под именем Альбера-сапожника. Во время Нечаевского дела он переехал из Парижа в Женеву и был одним из близких друзей Бакунина.

10

Николай Жуковский, молодой русский дворянин, эмигрировавший и основавшийся в Женеве; в течение многих лет был очень близок с Бакуниным.

11

Листки 82-256 первой редакции (листок 81 не сохранился) до сих пор еще не изданы.

12

Речь идет, как видно из последующего, не о письме от 9 апреля, а о другом письме, которое потеряно, если только не допустить, что отрывок из письма от 9 апреля, содержавший просьбу Бакунина, был уничтожен издателем Переписки.

13

Это означает, что Бакунин, возвращаясь к теме, трактуемой в последнем листке, прибавит новое развитие ее, чтобы снабдить типографию материалом для окончания и заполнения последнего листа выпуска. Без этого были бы вынуждены для заполнения его, поместить начало главы «Исторические софизмы немецких коммунистов», припасенной для второго выпуска.

14

Т.-е., вступив во владение частью своей рукописи, которая не была предназначена для первого выпуска, он пошлет Огареву для второго выпуска достаточное количество листков этой рукописи, уже просмотренных мною и которые он сам хотел пересмотреть перед напечатанием.

15

Выпускаем ряд примеров чудовищных опечаток. (Прим. пер.).

16

Содержимое листков 139–210 этой рукописи было набрано в Женеве в кооперативной типографии, но не должно было войти в первый выпуск. Этот набор (оставшийся неиспользованным – корректурные оттиски его сохранились в бумагах Бакунина) содержал главу под названием: Исторические Софизмы доктринерской школы немецких коммунистов.

17

Как видно из предисловия, заглавие, напечатанное первоначально в брошюре, на этом месте, но затем исправленное в «опечатках», было «Социальная Революция или военная диктатура. Михаила БАКУНИНА. Женева, Кооперативная Типография, route de Carouge, 8. 1871».

18

См. письмо в Progres de Lyon. [Примеч. Бакунина].

19

Революционные идеи.

20

Не справедливее ли было бы называть его правительством разорения Франции?

21

Lettres a un Francais sur la crise actuelle. Septembre 1870. (Письма к французу о современном кризисе. Сентябрь 1870).

22

«Общая идея Революции».

23

История французской революции Мишлэ, т. III

24

В Варение был узнан и задержан убегавший Людовик XVI, в Пильнитце он был заключен.

25

Письма к Французу о современном кризисе. Сентябрь.

26

Бернские Медведи и Медведь С-Петербургский, патриотическая жалоба отчаявшегося и униженного швейцарца. Невшатель 1870.

27

Сам Бакунин – Дж. Г.

28

Прудон. Общие идеи Революции (Прим. Бакунина)

29

История Революции 1848 г., Луи Блан, т. II (Примеч. Бакунина)

30

До сих пор Бакунин сохранял за своим произведением характер письма, адресованного лично к некоему другу. Начиная с следующего абзаца, он покидает форму послания – Дж. Г.

31

Слова «Руана» нет в рукописи: оно прибавлено в корректуре. Руан был занят пруссаками 8 декабря 1870 г. – Дж. Г.

Комментарии

1

Комитет Спасения Франции, наиболее смелым и деятельным членом коего был Бакунин, сорганизовался в видах попытки революционного восстания. Программа этого восстания была изложена за подписями делегатов от городов Лиона, С-Етьена, Таррара и Марселя, в воззвании, отпечатанном на красной бумаге и расклеенной 26 сентября. Бакунин, хотя и иностранец, не задумался присоединить свою подпись к подписям своих друзей, дабы разделить с ними риск и ответственность. Воззвание объявляя, что «административная и правящая государственная машина, пришедшая в негодность, уничтожается» и что «народ Франции вступает в полное распоряжение самим собою», предлагало образовать во всех отдельных общинах комитеты Спасения Франции и немедленно послать в Лион по два делегата от каждого Комитета, «чтобы образовать революционный Конвент Спасения Франции». (Прим. пер.)

2

Они не могли назвать «преступлением» подавление июньского восстания и «преступниками» тех, кто предоставил свои услуги для этого кровавого дела, ибо они сами были в числе палачей. Виктор Гюго был «один из шестидесяти представителей, посланных Учредительным Собранием чтобы подавить восстание и направить аттакующую колонну», и 25 июня «он стоял лицом к лицу с повстанцами на одной из соседних с Вогезской площадью улиц». (В. Гюго, Действия и речи со времени изгнания. V. Hugo, Actes et paroles depuis l'exil). Что же касается Кине, он говорит: «в качестве полковника одиннадцатого легиона, стоявшего на страже Собрания, я охранял его. Бонапартисты были душой восстания (sic), я же защищал республику… Может быть Луи Бонапарт вернулся с триумфом, если бы июньское восстание восторжествовало» (Edgar Quinet, avant l'exil). – Дж. Г.

3

Вот, в каких выражениях г. Луи Блан описывает положение на другой день после победы, одержанной в июне буржуазными национальными гвардейцами над рабочими Парижа: 

«Ничто не смогло бы изобразить положение и вид Парижа в течение часов, предшествовавших и немедленно следовавших за окончанием этой неслыханной драмы. Едва осадное положение был о объявлено, как полицейские комиссары отправились по всем направлениям, приказывая прохожим итти по домам. И горе тому, кто вновь появится до нового приказа на пороге дома! Если декрет застиг вас одетым в буржуазный фрак далеко от вашего жилища, вас препровождали домой от поста до поста и требовали больше не выходить. Так как были арестованы женщины с записками, спрятанными в прическе, и патроны были найдены на обшивкой фиакров, то все давало повод к подозрению. Гроба могли содержать порох, к похоронам относились недоверчиво, и трупы на пути к вечному упокоению была отмечены, как подозрительные. Напитки, доставляемые солдатам (национальной гвардии, разумеется), могли быть отравлены, из предосторожности арестовывали несчастных продавцов лимонада, и пятнадцатилетние маркитантки внушали страх. Гражданам было запрещено показываться у окна и даже оставлять открытыми ставни, ибо шпионство и убийство было там, на страже, разумеется! Лампа, перемещающаяся за стеклом, отблеск луны на черепице крыши, были достаточны, чтобы распространить ужас. Оплакивать ошибки повстанцев, плакать среди стойких побежденных, среди тех, кого любили, никто не смел безнаказанно. Расстреляли одну молодую девушку за то, что ома щипала корпию в лазарете возставших для своего возлюбленного, может быть, для своего мужа, для отца! 

Париж в течение нескольких дней имел вид города, взятого приступом. Количество разрушенных домов и зданий с брешами, пробитыми пушечным ядром, свидетельствовали в достаточной мере о могуществе этого великого усилия, сделанного народом, доведенным до крайности. Улицы были перерезаны шеренгами буржуа в мундирах, перепуганные патрули бродили по мостовой. Говорить ли о репрессиях? 

Рабочие! И все вы, кто держит еще оружие, направленное против Республики! В последний раз, во имя всего, что есть почитаемого, святого и священного для людей, сложите ваше оружие! Национальное Собрание, вся нация целиком просит вас об этом. Вам говорят, что вас ждет кровавая месть – это наши враги, ваши враги говорят так! Придите к нам, придите как братья, раскаявшиеся и подчинившиеся закону, и объятья Республики готовы принять вас». 

Такова была прокламация, с которой генерал Кавеньяк обратился к восставшим 26-го июня. Во второй прокламации, обращенной 23-го к национальной гвардии и к армии, он говорил так: «В Париже я вижу победителей и побежденных. Пусть имя мое будет проклято, если я соглашусь видеть в нем жертвы». Никогда, по истине, более прекрасные слова не были произнесены, особенно в подобный момент! Но как это обещание было выполнено, Боже праведный! Репрессии во многих местах носили дикий характер: так, пленники, скученные в саду Тюильри, в глубине подземелья на берегу пруда, были убиваемы на удачу пулями, ибо в них стреляли через отдушины, так пленные были наскоро расстреляны на площадке Грэнель, на кладбище Монпарнас, в каменоломнях Монмартра, во дворе отеля Клюни, в монастыре Св. Бенуа. Так, после окончания борьбы ужасный террор воцарился в разоренном Париже.