Записки попадьи: особенности жизни русского духовенства - Юлия Сысоева

Епархиальный совет решает вопросы о рукоположениях. Ведь прежде чем получить решение о рукоположении, будущему ставленнику необходимо пройти епархиальный совет; не факт, что его пропустят, это как экзаменационная комиссия в вузе. Каноническая комиссия ведет бракоразводные процессы, то есть дает разрешения на повторные браки, решает вопросы со спорными отпеваниями, например самоубийц. Комиссия собирает материалы к канонизации, то есть прославлению в лике святых.

Ну и конечно, церковные чиновники, как и все чиновники в мире, должны получать свои блага. Это банкеты с официальными приемами, поездки с различными визитами и на различные мероприятия, должность настоятеля богатого храма (это уже только церковная специфика). А что делать? Такова жизнь. Кто такой настоятель кафедрального собора? Это, как правило, чиновник, особо приближенный к своему архиерею.

Дела меркантильные

Материальный вопрос

Стоят ли попы в метро с ящиками? В метро священники не стоят никогда! Все, кто там стоит с крестами и в рясах — стопроцентные самозванцы. Как известно, в больших городах это целый бизнес, контролируемый преступными группировками, и к Церкви он никакого отношения не имеет. К этому бизнесу относятся и так называемые монахи, круглогодично подпирающие могучими спинами стены, например, Троице-Сергиевой Лавры и собирающие деньги якобы на нужды дальних монастырей. Некоторые вообще воспринимают священника как хронического попрошайку.

В связи с этим вспоминается забавный эпизод. Как-то на автобусной остановке к нам с супругом подошел мужик, деловито вытащил из кармана десятку и стал ходить вокруг, что-то разыскивая. Не найдя то, что искал, он, показывая нам десятку, спросил: «А куда кидать?» В ответ на наше удивление воскликнул: «Как, у вас должен быть ящик!»

Почему некоторые считают, что в Церкви должно быть все бесплатно? Полный абсурд! А чем должны кормить батюшки свои многодетные семьи, во что одевать и обувать детей, платить за квартиру, школу, транспорт?…

Какова же заработная плата современных священников, и существует ли она вообще?

Зарплата существует, но крайне мизерная — не больше, чем у врачей и учителей. А если в семье много детей и жена не работает, то уровень жизни может опуститься ниже, чем у любого учителя и врача. Один мой знакомый священник, который служит в известном московском многоштатном храме (где много священников), рассказывал, что его жена всегда без денег. В кошельке у нее бывает максимум пятьсот рублей, и на питание они тратят в месяц примерно пять тысяч. И это по московским-то меркам! Единственное, что спасает от крайней нужды и нищеты — это добровольные пожертвования прихожан за требы: освящение квартир, машин, причащение больных. Эти деньги идут непосредственно священнику, на его личные нужды, если только прихожанин не оговаривает, что его пожертвование на храм, — тогда оно действительно идет на храм: утварь, облачения, стройку… В общем, чем больше треб, тем легче жить семье.

На больших приходах финансами занимаются старосты, в светском понимании это кто-то вроде финансового директора. Есть священники, которые в финансовые дела даже не вникают, другие же, наоборот, дотошно контролируют своих старост. Староста на приходе — достаточно независимая фигура. Официально староста выбирается приходским собранием. Зачастую старосту на приход назначают свыше, то есть из патриархии. Кстати, матушка не может быть старостой у мужа на приходе, дабы избежать свояченичества.

Есть священники, настолько поглощенные служением, что зачастую забывают о собственной семье, живущей подчас на грани или за пределом бедности. В таких семьях носят обноски с чужого плеча, перебиваясь, как раньше говорили, с хлеба на квас. Одна матушка рассказывала, как ей приходилось бегать по соседям и занимать рубли до получки, а батюшка об этом даже и не знал; более того, все деньги, полученные за требы, он тратил исключительно на нужды восстанавливавшегося храма, отдавая жене только официальную зарплату.

Так что аргумент, что в Церкви многое делается ради корысти, не имеет под собой основы. Этот стереотип укоренился в умах наших граждан после «Двенадцати стульев», где отец Федор оставляет службу, надевает светское платье и бросается в погоню за бриллиантами. Не стоит забывать, в какое время писалась книга Ильфа и Петрова и почему в ней описан именно такой православный священник. Конечно, Церковь заполнена не одними святыми «бескорыстцами» с нимбами и крыльями, случаются и отцы Федоры, но, поверьте, на данный момент таковых действительно меньшинство. Большинство Ее служителей думают только о духовном. А потом, зачем становиться священником в погоне за наживой, когда сейчас есть масса перспективных возможностей в бизнесе, времена-то другие. А священники в условиях нового экономического порядка живут гораздо беднее, чем раньше. В советское время священнослужители действительно жили в материальном достатке. Церквей было мало, то, что было, не восстанавливалось, почти никогда не ремонтировалось, священников тоже было мало, а прихожан на один приход было гораздо больше, чем сейчас. Среди священства в то время было больше таких, которые рассматривали свое служение как ремесло, ведь бизнеса в стране не было, а хорошо жить хотелось. Да и достойному пробиться в священники через кордон уполномоченных по делам религий было очень сложно.

Сегодня особенно тяжело живется сельским батюшкам: храм в разрухе, прихожане — пенсионеры, считающие копейки до пенсии, надежда только на огород и пожертвования от спонсоров.

В начале девяностых наша страна переживала период массового обращения к вере. Институт уполномоченных был упразднен, Церковь освобождена. И, конечно же, в то время среди новообращенных, то есть среди неофитов, стало появляться много желающих принять сан. Как правило, это были представители интеллигенции и богемы — различные деятели культуры, художники, научные сотрудники. Но поскольку эти люди не имели специального духовного образования, то рукоположиться в Москве или другом крупном городе для них было несколько затруднительно; многие и не желали оставаться в мегаполисе, а стремились в глушь и лесные дебри. Кто-то такую тенденцию называл модой. Может, это и мода, но скорее — стремление особым образом послужить Христу. Такие люди рукополагались в далеких епархиях, где их с радостью принимали местные архиереи за неимением своих кандидатов, получали полуразрушенные приходы в глухих деревнях. Самоотверженно боролись с мерзостью запустения, преодолевали бездорожье и неустроенность. С тех пор прошло не меньше десяти лет, изменились люди и времена, меньше стало максимализма и экзальтации. Многие из уехавших так и остались там служить, но кто-то вернулся в родные шумные и пыльные города.

На эту тему хочется рассказать одну историю. Конечно же, имена, географические названия и некоторые биографические детали мне пришлось изменить.

Когда-то, еще в неофитской молодости, пела я в церковном хоре. Была у нас в хоре девушка — Катя, которая очень переживала, что не получается найти жениха достойного. Когда у меня появился жених-семинарист, Катя восторгалась, что мой будущий муж станет священником, а я матушкой.

Вскоре я вышла замуж, наши пути разошлись, мы больше не виделись. Через пару лет от общих знакомых я узнала, что Катерина вышла замуж, ее муж рукоположился. Правда, живут они теперь в жуткой глуши, восстанавливают полуразрушенный храм Преображения Господня в селе Устиново. Когда-то это было большое торговое село на берегу судоходной реки. Теперь оно не столь большое и совсем не торговое, а река давно перестала быть судоходной; в советские времена по ней сплавляли лес, и дно ее теперь сплошь в топляках, делающих ее непригодной к проходу судов. Батюшке с матушкой достался храм в ужасающем состоянии — без крестов, от куполов остались одни остовы, с веселыми березками на крыше.

Как мне рассказали, через несколько лет церковь было не узнать — поставили купола, кресты заблестели золотом. Конечно, работы и по сей день еще очень много, стены все еще в лесах, иконостас не готов.

Катя познакомилась с Сергеем на своем московском приходе. Кате было тридцать лет (собственно, поэтому она и переживала, что нет у нее жениха), а Сергею тридцать пять, когда они поженились. Оба москвичи, оба единственные дети у родителей. Почему Сергий выбрал путь священства, я не знаю, а в открытую спрашивать о таких вещах как-то не принято. Знаю одно — что в Москве работал научным сотрудником в каком-то НИИ, параллельно алтарничал в том приходе, где познакомился со своей будущей супругой. Катя вообще никогда не предполагала, что жизнь сложится так, что придется жить в деревне, да еще в такой глухомани. Но от наших предположений или планов зачастую мало что зависит.