Собрание сочинений: В 2 т. Т.1: Стихотворения - Игорь Чиннов

ПАРТИТУРА (1970)

I

* * *

Как это солнцу спокойно сияется,Птицам поётся, розам цветётся,Саду шумится и морю мерцается,Филину спится, фонтану журчится,

Если тебе не лежится, не пишется,Только вздыхается, даже не дышится,Только жалеется, смутно желается,Только тоскуется, только скучается?

* * *

Голубая Офелия, Дама-камелия,О, в какой мы стране? – Мы в холодной Печалии)(Ну, в Корее, Карелии, ну, в Португалии).Мы на севере Грустии, в Южной Унынии,Не в Инонии, нет, не в Тоскане – в Тоскании.

И гуляет, качаясь, ночная красавица,И большая купава над нею качается,И ночной господин за кустом дожидается.По аллее магнолий Офелия шляется.

А луна прилетела из Южной МечтанииИ стоит, как лунатик, на куполе здания,Где живет, где лежит полудева Феврония(Не совсем-то живет: во блаженном успении).

Там в нетопленом зале валяются пыльныеГолубые надежды, мечты и желанияИ лежит в облаках, в лебеде, в чернобыльникеМировая душа, упоительно пьяная, –Лизавета Смердящая, глупо несчастная,Или нет – Василиса, нет, Васька Прекрасная.

* * * Александру Гингеру

Лошади впадают в Каспийское море.Более или менее впадают, и, значит,Овцы сыты, а волки – едят Волгу и сено.

О, гармония Логоса! И как же иначе?Серый волк на Иване-царевиче скачет(по-сибирски снежок серебрится),и море,которому пьяный по колено,зажигает большую синицув честь этой победы Человека.

Человек, это гордо!Любит карась погреться в сметане,Чтобы милая щука поела, дремала.Перстень проглотил рыбу царского грека.Дважды два семь, не много, не мало.Солнце ясней, когда солнце в тумане.

Солнце слабеет. Как бледно и серо.У Алжирского носа под самым ДеемТридцать пять тысяч одних курьеров.

* * *

Да, утомило, надоело,Осточертело всё к чертям.Душа, хватай под мышки тело,Бежим в Эдем, бежим в Сезам!

И слушает мольбу о чудеДуша, разглядывая сор:«Там воскресения не будет.Там тот же погребальный вздор.

Там тоже ямы, трупы, речи,Смесь чепухи и требухи,И шевелит нездешний ветерЗаоблачные лопухи.

Ни ада-с, сударь мой, ни рая-с…»Ну что ж. Ты слушаешь её.Молчишь, вообразить стараясьЗагробное житье-бытьё.

* * * Алексею Ремизову

В долине плача, в юдоли печали(Мели, Емеля, твоя неделя),Где гуси-лебеди пролетали,Мы заиграли, мы загуляли.

Кисельные реки, молочный берег –И мы там были, и пели, и пили.По усам текло, а в рот – попало?Да нет, не попало, пиши пропало.

Алёнушка, слушай – Лель на свирели,Уплыло горе в заморское море!Мели, Емеля, твоя неделя –Ай да люли, разлюли малина!

Долина плача, моя долина.

* * *

Задуматься, забыться, замечтаться,Заслушаться ночной тоски.Венеция, весна, и ночь, и пьяцца.

Вот – хризантемы, видишь – орхидеи(Обрывки дыма и туман).Что ж, посидим, друг другу руки грея.

Нет, волшебство едва ли возвратится,От лунных чар болят виски(Платить по счету: кьянти, асти, пицца).

И мы идем, и в луже мокнет роза,А музыка – один обман,Как постаревшая Принцесса Грёза.

* * *

Жизнь улыбалась, будто Царь-Девица,А нынче хочется развоплотиться.

Очарованье, чары, волшебство?Нет ничего (но это – ничего).

Да, превратились нежные соблазныВ гнилую падаль, в горестные язвы.

Ну да, весна, сирень или герань,Но дело дрянь и тело просто рвань.

Всё превратилось в горечь и усталость.Душа, бессмертная, поистрепалась.

Душа гниёт, и пахнет бытиёОтравленным дыханием её.

* * *

И жизнь – будто мельничный жернов на шее,будто бревно, рухнувшее на зеваку.Жизнь – как смерть, только нет в этой смерти покоя.

Где он, покой, похожий на светлое летнее поле?Не золотые сады, в которыхживут Геспериды. Простодорога в ухабах, коровьем и конском навозе,и мы выходим в летнее милое поле.

* * *

Я проживаю в мире инфузорий(Дом ноль-ноль минус в Тупике Микробов).Я казначей Содружества Бактерий.

Мы там–танцуем–танец–стрептококков.Я улыбаюсь голубой Бацилле,Большой поклоннице литературы.

Я пью коктейль с ценителями гноя,Разбавленный питательным бульоном,И что-то вроде столбняка находит.

Звезда Бактерий блещет надо мною.

* * * Николаю Белоцветову

Казалось, становится небоЖемчужной, мерцающей розой,Рождался игольчатый стебельИз ветра, молчанья, мороза.

А после и синяя розаОсыпала всё лепестками,Колола шипами мороза,Синела высоко над нами.

Но сердце, озябшее, знало,Что это, конечно, не роза.И в жалких лохмотьях дрожалаПростушка по имени Грёза.

* * *

Разлетается сердце темными комьями крови,Клочья души висят на терниях жизни –Колючая проволока судьбы, в шипах заржавелых.

Так и терзайся при жизни в серном пламени ада,Связанный пленник, потрепанный, перегоревший.Что, освежает тебя холодный пепел мечтаний?

* * *

Так и живу,жуком, опрокинутым на спину,жертва своей скорлупы.

Беспомощно бьюсь,барахтаюсь, шевелюжалкими конечностями,членистоногий.

Да, конечно, законы тяжести –спорить – напрасно.Уже занесен,уже надо мнойчерный сапог,любитель хруста.

* * *

Мотаться нам да маяться(Земное безобразие),Мочалиться, мытариться,А все-таки мечтается –Иллюзии, фантазии…

Мечтается, миражится,Поётся, куролесится,Душа – блудница, бражница –Невестится, куражится,Несет-то околесицу.

Потараторь, голубушка,Потарабарь, неумница,А после сразу бухнемсяС тобой в тартарары.

* * * Владимиру Смоленскому

Наскучившая толчеяМолекул мелких бытия,Как мошкара перед закатом.

Спешат работники толпойРаботать и – домойС работы.Все та же, та же колея.Орбиты скуки и заботы.

В погасшем, мутном, тускловатомНад парком первая звезда.Знакомо-серые пустоты.

Да, путь указан навсегдаЗвезде, молекулам, землянам.Туда – сюда, туда – сюда.

Да, вдребезги бы дребедень.(Как Богу созерцать не лень?)И пахнет парком и туманом.

Так резко ветер холодел,Был жалко прожит жалкий день,И сердце слабо дребезжало.

* * *

Согласен, давай поиграем,Расплата, пока, «за горами».(А пахнет-то – серой, не раем.)Стою, притворяясь героем:Сразимся, Судьба дорогая,В картишки, Судьба дорогая, –В геенне земной догорая.

(А звезды? Над миром, над морем…)

А лучше бы – прочь из геенны…(Ехидны, шакалы, гиены.)

Горело багровое жало,Зверье поиграть предлагало.И прятки, и жмурки, бывало,И карты – прекрасно, премило.(К несчастью, душа проиграла.)

И с чертом за милую душуСыграем (а все же я трушу).Лунатиком выйти на крышу,Обрушиться в синее с крыши…Да где уж, Судьба-дорогуша, –Я правил игры не нарушу.

* * *

Горькие земные оскорбленияЖитель рая радостно простит.Ну а мы? Мы в ангельское пениеПревратим мешки обид?

Бедный, смертный, что ж нам сладкозвучие?(Летний зной, а в теле – гной.)Не играй, обманщица певучая,Не мерцай ты в мерзости земной.

В мерзости застряло сердце, вертитсяКолесом в усталой колее.Что ж, мели, бессмысленная мельница,Копошись в земном гнилье.

Разлагается земное тело – иМорщится – собой нехороша –Опостылая, осточертелая,Тоже опустелая душа.

* * *

Ну не бессмертие, хотя бы забытьё.Да, «упокоиться», забыться.Нa свалку жизнь – отжившее старьёИ ночь, блаженная царица.

И даже не нужна высокая звездаНад ворохом житейской дряни.Бессмертие – какая ерунда,(Питаться падалью мечтаний!)

Есть только ночь. Смешно – всегда в законный часПридет волшебницей чудесной:Закрыть житейский хлам, земную грязьБлаженно-синенькой завесой.

А что касается бессмертия… ВсегдаВообразится глупость, небыль.Бессмертие – какая ерунда.Но – звезды… Удивляюсь. Небо…

* * *

И ангелу случается отчаяться.Он вешается, топится, стреляется.

Его душа, печальная страдалица,Во что-то маленькое воплощается.

Ей суждено (он не успел раскаяться)Жить гусеницей или каракатицей.

И вот живёт, питается, спасается,И прошлое не жжёт, не вспоминается.

А после воплощается смиренницаВ снежинку (потерпи – и переменится),

И, светлая, она летит над улицейИ ангелами дальними любуется.

II