Песня длиною в жизнь - Мишель Марли

— Это ведь не постель твоей жены!

— Я знаю, — он сел прямо и беспомощным жестом потер глаза. — В следующем месяце это уже будет моя постель. Я перееду к тебе через четыре недели. Обещаю.

— Это старая пластинка, Анри. Лучше останемся друзьями, пока я не рассердилась по-настоящему.

Он все время повторял: «Теперь уже точно. Моя дорогая, готовься. Я иду. В следующем месяце я останусь у тебя и Симоны». И Эдит делала то, что сделала бы на ее месте любая влюбленная и мечтающая о семье женщина.

Как же чудесно было ходить по магазинам и выбирать подарки для мужчины! Для Эдит это стало продолжением ее привязанности, знаком ее единения с Анри. Без специальных карточек на одежду было непросто купить элегантные рубашки, носовые платки с ручной вышивкой, шелковые трусы, носки и пижамы высшего качества. Спекулянты продавали все это и без карточек, но неимоверно взвинчивали цены. Впрочем, деньги для Эдит не имели никакого значения. Она была любящей женщиной, которая выполняла просьбы своего любимого — и это делало ее счастливой.

Но Анри не пришел.

Когда она поняла, какой он хороший актер, она стала очищать ящики в шкафу, которые до этого с таким энтузиазмом наполняла. Батист, хлопок, шелк и лен летали через всю спальню. Когда подошла Симона, Эдит закричала ей:

— Выброси это немедленно!

Ее подруга оказалась достаточно практичной, чтобы убрать элегантные мужские вещи с глаз долой, сложив их в чемодан и засунув его под кровать. Каждый предмет одежды мог быть продан на черном рынке, так что Симона припрятала все на случай плохих времен.

Она не подозревала, что через некоторое время Эдит спросит о вещах, потому что Анри снова дал ей обещание и она захотела снова заполнить его ящик, подарками. Симона выдала все запасы. Четыре недели спустя сцена повторилась.

— Дорис плакала, — сказал Анри сдавленным от рыданий голосом. — Она прижалась ко мне, и я сдался. Будь милосердной и дай Дорис немного времени. Я люблю только тебя.

Эдит прожила тот год, будто на американских, горках — то впадая в тоску, то взлетая в надежде, то погружаясь в страх, то воодушевляясь ожиданием. Наконец, она поняла, что Анри можно доверять во всем, кроме вопроса их брака. Симона обменяла шикарные вещи, выбранные с такой любовью, на несколько бутылок вина, которое требовалось Эдит, чтобы облегчить боль, причиненную неверным возлюбленным. Но потом Эдит перестала страдать. Отношения с Анри превратились в чисто товарищеские. По крайней мере, она так думала.

Он посмотрел на нее так встревоженно, что ей стало его жаль.

— У тебя кто-нибудь есть? — спросил он срывающимся голосом.

— Ты бы заметил, — ответила она.

Он грустно улыбнулся.

— Ты просто не хочешь разбивать мне сердце. Именно за это я тебя и люблю. Ты прекрасный человек, моя маленькая Эдит. Я по-прежнему твой друг, хотя сейчас предпочел бы быть твоим любовником.

«Что же это я? — подумала она. — С ним мне всегда было хорошо, и мне больно смотреть, как он страдает».

Сейчас у нее было приподнятое настроение, ведь она нашла выход из сложной ситуации. Ее больше не пугал запрет на выступления. Ее постель была теплой, а тело — расслабленным после сна, мягким и податливым. Анри был так близок, его запах был таким знакомым, как и его кожа, тело, морщинки на лбу, прямые темно-русые волосы. То, что существовало между ними, никогда полностью не исчезало. Как огонь, который не погас, а продолжал тихонько тлеть, готовый вспыхнуть от крошечной искры. Она протянула ему руку.

— Иди сюда…

ГЛАВА 8

Официального обвинения в сотрудничестве с врагом все еще предъявлено не было, и Эдит стала больше беспокоиться о программе своих выступлений, а не об угрозе их запрета.

Возможно, комиссия была настолько занята, что просто забыла о якобы имевшем место проступке маленькой шансонетки. Эдит жила в ожидании чего-то такого, что налетало внезапно, как сильный шторм, и непонятно было, когда оно закончится. Это «что-то» казалось ей местью невидимых сил за успешность ее карьеры. И Эдит очень не нравилась такая мысль.

Повседневная жизнь требовала от нее полной концентрации, ведь приближалось открытие «Мулен Руж». Однажды ближе к вечеру она стояла на сцене легендарного музыкального театра при свете прожекторов и ждала начала репетиции.

Сложно было сосчитать, сколько раз она исполняла песню «Аккордеонист», при этом никогда не пела ее без репетиции. Профессиональное совершенство в том и заключается, чтобы ничего не оставлять на волю случая и не полагаться на удачу.

Эдит подала знак дирижеру в оркестровой яме, и в тишине поплыла мелодия, которую наигрывали на аккордеоне. Она считала такты, и вот понеслись знакомые слова:

La fille de joie est belle

Au coin de la rue là-bas

Elle a une clientèle…[30]