Ведьмы Плоского мира - Пратчетт Терри Дэвид Джон

Любой внимательный наблюдатель заметил бы, что там, где появлялась Эск, случались странные вещи.

Возьмем, к примеру, человека с тремя перевернутыми наперстками, который приглашал небольшую кучку людей исследовать вместе с ним волнующий мир случайностей и вероятностей в том, что касается местоположения маленькой сухой горошины. Он увидел небольшую фигурку, которая несколько мгновений следила за ним серьезным взглядом, после чего из каждого наперстка, который он поднимал, начали каскадом сыпаться горошины. Не прошло и нескольких секунд, как он по колени увяз в горохе. Еще глубже он увяз в неприятностях — внезапно оказалось, что он должен всем кучу денег.

Была там маленькая забитая обезьянка на цепочке, которая вот уже много лет рассеянно шаркала ногами под звуки жуткой музыки, извлекаемой хозяином из шарманки. Но сегодня обезьянка внезапно развернулась, сощурила маленькие красные глазки, тяпнула своего владельца за ногу, порвала цепочку и умчалась прочь по крышам домов, прихватив с собой жестянку со всеми собранными за вечер деньгами. История умалчивает о том, на что они были потрачены.

Марципановые утки, лежавшие в коробке на одном из лотков, неожиданно ожили и, пронесшись мимо торговца, с радостным кряканьем сели на реку (где к утру все растаяли — вот вам и естественный отбор).

Сам лоток бочком удалился в один из переулков, и больше его никто не видел.

Что бы там ни говорили поэты, Эск шла через ярмарку скорее как поджигатель, проходящий по лугу, на котором разложено сено, или как нейрон, скачущий по реактору. Гипотетический наблюдатель мог проследить за ее хаотическим движением, ориентируясь на вспышки истерии и насилия. Однако, подобно всем хорошим катализаторам, сама Эск не принимала участия в вызванных ею реакциях, и к тому времени, как все негипотетические потенциальные наблюдатели отводили глаза от происходящего, она была уже далеко.

А еще она начала уставать. Хотя матушка Ветровоск одобряла ночной образ жизни, ведьма не жаловала расточительное использование свечей. Если после наступления сумерек ей нужно было что-нибудь почитать, она обычно уговаривала сову посидеть на спинке кресла и читала ее глазами. Так что Эск полагалось отправляться в постель на закате, который давно миновал.

У виднеющейся впереди двери был приветливый вид. Вместе с желтым светом оттуда выплескивались веселые звуки, лужицей разливаясь по булыжной мостовой. Усталая, но полная решимости, Эск — посох которой, словно демонический маяк, по-прежнему излучал рассеянную магию — направилась к заведению.

Хозяин “Шутки с Дудкой” считал себя светским человеком и в чем-то был прав. Он был слишком глуп, чтобы прослыть по-настоящему жестоким, и слишком ленив, чтобы быть действительно злобным. Хотя тело его побывало во многих местах, его сознание не сделало ни шагу за пределы родной головы.

Он не привык, чтобы к нему обращались палки. Особенно когда тоненьким, писклявым голосом они просили козьего молока.

Осознавая, что все посетители трактира смотрят на него с ухмылкой, он осторожно перегнулся через стойку и посмотрел вниз. Эск в ответ уставилась на него. Матушка всегда учила: сфокусируй свою силу, заставь человека опустить глаза, никто не может переглядеть ведьму, кроме коз, разумеется.

Хозяин, которого звали Скиллер, обнаружил, что смотрит прямо на маленькую девочку, которая вроде как презрительно щурится.

— Чего? — переспросил он.

— Молока, — повторила девочка, не переставая яростно фокусировать взгляд. — Его получают из коз. Знаешь?

Скиллер продавал только пиво, которое, как утверждали его клиенты, он варил из кошек. Ни одна уважающая себя коза не вынесла бы того запаха, который стоял в “Шутке с Дудкой”.

— У нас молока нет, — он пристально посмотрел на палку, и его брови заговорщически сошлись над носом.

— Ты мог бы и поискать, — возразила Эск.

Скиллер осторожно сполз обратно за стойку, отчасти затем, чтобы избежать взгляда девчонки, который заставлял его глаза сочувственно слезиться в ответ, а отчасти потому, что в его мозгу начало зреть чудовищное подозрение.

Даже посредственный трактирщик обычно настраивается в резонанс пиву, которое он продает, а в вибрациях, исходящих от огромных бочек за спиной Скиллера, больше не чувствовалось привкуса хмеля и пены. Бочки теперь звучали в каких-то молочных тонах.

Он на пробу отвернул кран и увидел, как в подставленном ведре сворачивается тонкая струйка молока.

Посох еще торчал из-за края стойки, словно перископ. Скиллер мог поклясться, что эта палка тоже смотрит на него.

— Не трать его понапрасну, — изрек голос. — В один прекрасный день ты еще поблагодаришь меня за это.

Это был такой же голос, каким матушка обращалась к Эск, когда та не проявляла должного энтузиазма по отношению к тарелке питательного зеленого салата, вываренного до желтизны, так что последние несколько витаминов не выдержали и отдали концы. Однако обостренно чувствительные уши Скиллера услышали в этих словах не повеление, но предсказание. Он вздрогнул. Ему было трудно представить, что с ним должно случиться, чтобы он принялся благодарить кого-то за смесь старого пива и свернувшегося молока. Нет, он скорее умрет.

Возможно, он действительно сначала умрет.

Скиллер с превеликим тщанием вытер большим пальцем почти чистую кружку и наполнил ее молоком. От него не укрылось, что большинство его клиентов потихоньку покидают трактир. Никто не любит магию — тем более магию, которая находится в руках у женщины. Никогда не знаешь, что этим женщинам стукнет в голову в следующую минуту.

— Ваше молоко, — произнес Скиллер и добавил:

— Барышня.

— У меня есть деньги, — заявила Эск. Матушка постоянно твердила ей: всегда будь готова заплатить, и тебе не придется этого делать. Людям хочется, чтобы ты думала о них хорошо, это все головология.

— Нет-нет, у меня и в мыслях не было требовать с вас денег, — торопливо запротестовал Скиллер и, перегнувшись через стойку, продолжил:

— Но вот если бы вы могли, э-э, придумать, как превратить остальное обратно. Видите ли, в этих краях молоко не пользуется особым спросом.

Он немного отодвинулся в сторону. Эск прислонила посох к стойке, чтобы не мешал пить, и трактирщик чувствовал себя рядом с ним не в своей тарелке.

Эск внимательно посмотрела на хозяина трактира поверх молочных “усов”.

— Я ничего не превращала. Я просто знала, что это будет молоко, потому что мне очень хотелось пить, — объяснила она. — А что это, по-твоему, было?

— Э-э. Пиво.

Эск обдумала его ответ. Она смутно помнила, что однажды пробовала пиво и у него был какой-то подержанный вкус. Но тут у нее в памяти всплыл другой напиток, который, как считали жители Дурного Зада, гораздо лучше пива. Это был один из самых заветных матушкиных рецептов, к тому же полезный для здоровья, потому что в него входили только фрукты, плюс неоднократное замораживание, кипячение и осторожная проверка маленьких капелек зажженной свечой.

Если ночь выдавалась по-настоящему холодной, матушка вливала в молоко Эск маленькую ложечку этого напитка. Причем ложка должна была быть деревянной — из-за того, что он делал с металлом.

Эск сконцентрировалась. Она вызвала у себя во рту нужный привкус и обнаружила, что при помощи тех скромных умений, в которых она уже начала разбираться, но которые пока еще не постигла, может разложить вкус на маленькие разноцветные фигурки….

Тощая жена Скиллера вышла из задней комнаты, чтобы посмотреть, почему внезапно стало так тихо, и трактирщик взмахом руки погрузил ее в гнетущее молчание. Эск стояла, закрыв глаза, и слегка покачивалась.

…Фигурки, которые не потребовались, отправились обратно в резерв, потом она отыскала необходимые дополнительные фигурки, соединила их вместе, еще там был такой крючочек, который означает, что они превратят любую жидкость в свое подобие…

Скиллер осторожно повернулся и посмотрел на стоящую сзади бочку. Запах в трактире изменился. Скиллер буквально почувствовал, как из древних клепок мягко сочится чистое золото.