Бедная девушка или Яблоко, курица, Пушкин - Юля Беломлинская

Дайан - очень застенчивая, хорошенькая блондиночка, не похожая на Эдну - Эдна - жестковатая "пэтэушница", а Дайан, несмотря на простое происхождение - нежная голубка с виду. При этом натуральная садистка внутри - на этом несоответствии, она и выстраивала свой успех. При этом она не была ни артистичной, ни особо сексуальной - просто, замученное тяжелым детством, ебанько.

ДЖОВАННА.

Это было чудо, с бархатными глазами и сладким подбородочком. Итальянка лет тридцати пяти. Детская писательница, подавшаяся в садо-мазу от комплексов и бедности. Ее сексуальный опыт до "Пандоры" был, вероятно, невелик. Однажды она мне доверительно сказала:

Ты знаешь, Джулия, я тут многое узнала о мужчинах, например, что у них жопа - тоже чувствительная.

Джованна была инфантильная романтическая особа, и все время сочиняла сказки про какую-то обезьянку, которая научилась завязывать ботинки. Она искала художника и я попыталась свести ее с одной питерской барышней воспитанницей Толи Белкина, которая тоже мечтала создать детскую книжку и ей как раз писателя не хватало, но ничего из их встречи не вышло.

Быть может бедная Джованна была в писательстве не более талантлива и успешна, чем в садо-мазе, а в садо-мазе она была полная двоешница, ну может чуть лучше меня, ( я то наверное была коловичка), ее все время увольняли, но потом из жалости брали назад. Как она работала садисткой, я себе даже представить не могу - над ней все время все издевались - и клиенты, и товарки, особенно - сестры-испанки.

СЕСТРЫ - ИСПАНКИ.

Тоже не помню имен - одну звали, кажется, Роза.

Это были наглые девки из Ист-Гарлема, стало быть - пуэрториканки. Пуэрториканцы самые агрессивные из всех латиноамериканцев, населяющих Нью-Йорк. Все "латинос" называются в Нью-Йорке испанцами, потому что говорят по испански.

Этих двух сестричек тоже в детстве трахали их отцы, но у "латинос" это принято - это часть их земляной деревенской культуры и особого впечатления на девочек не производит. Есть даже такая шутка:

Что такое латиноамериканская девственница?

Это девятилетняя девочка, которая умеет бегать быстрее, чем ее отец и старшие братья.

С братьями они тоже все спят.

Так что эти девицы были совершенно нормальны, они безостановочно курили траву и жутко шмыгали носами - вечно у них был насморк. Внешне обе были совершенно очаровательные, и клиентов у них было, хоть отбавляй, но все потому, что под прикрытием благородной садо-мазы, они занимались банальной проституцией.

Это мне доподлинно известно, так как однажды одна из них запаздывала, и меня послали развлечь ее постоянного клиента - молодого еврейского япппи богатого и красивого.

Он сразу же достал из широких штанин своего незачехленного "мальчика" и предложил мне заняться оральным сексом.

- Сэр, это невозможно. Тут у нас - не хуже чем в "Вольте" - с ЖИДКОСТЯМИ ОРГАНИЗМА - строго. Уволят на хуй без выходного пособия.

Ты новенькая, Госпожа Саша, и просто не знаешь, что некоторым людям ТУТ У ВАС можно ВСЕ! Потому что некоторые люди - тут у вас - СВОИ.

СВОИ - НАШИ, это мы завсегда понимаем, но по всей вероятности, СВОИМ людям положены тут СВОИ женщины, а я - явно не в доле, так что ничего не выйдет, сэр, ложьте хуй свой обратно в карман жилету, доставайте жопу, и приступим к СЕЧКЕ, как положено...

Сечке нужно долго учится. Нельзя попадать ни по яйцам, ни по почкам, а только аккурат в середину ягодицы. Меня заставляли учиться на Джейкобе - он был бесплатник. Лирическое отступление:

Бесплатник.

Бесплатниками назывались робкие юноши, которые приходили в "Пандору" побыть рабами - забесплатно. Они там делали всякую работу по хозяйству и, кроме того, служили тренажерами для ежедневных разминок.

Разминки были необходимы - садо-маза требует некоторой физической подготовки.

Этот бедный Джейкоб - по нашему - Яшенька, он и был "Яшенька" - эдакая душенька лет двадцати. Росту под два метра. Ресницы - лесом. Щеки персиками. Губы - розаны. Глаза - как яхонты горят. Это почти точное описание моей дочери Поли - только мальчик, а не девочка.

Яшенька ходил к Эдне. Эдна была девушка серьезная, и каждый божий день оттачивала на нем искусство сечки.

В Эдну он был тайно влюблен. Но с момента моего появления в "Пандоре" счастье Яшеньки кончилось. Теперь его каждый день отдавали мне.

Мы шли иногда в подземелье, а чаще, просто в " Версальскую комнату" возле Наташиного офиса.

Я надевала резиновые перчатки. Раздевала остопиздевшего Яшеньку.

Мне такие не нравятся. Ну, не нравятся.

Он на мою дочку похож!

Я блондинов люблю!

Вепсов!

Карело-финов!

Питерцев ленинградской области - которые Коренное Население!

Канадцев провинции Монреаль!

На худой конец, мужественного усатого брюнета Захар Михалыча...

Но не этого большого коричневого щенка. С его розанами щек и опахалами ресниц.

Разденешь - начинается сложный процесс связыванья - там, в садо-мазе узлов не меньше чем в моряцком деле. Потом в резиновых перчатках одеваешь на клиента презерватив. Много узлов и резины. Потом привязываешь бедного Яшеньку к столбам. К чреслам его - морскими узлами вяжешь какие-нибудь грузила.

Потом сама сечка начинается. Сначала простое похлопыванье - до покраснения. Потом легкий стек, потом начинаются плети - однохвостка, трехвостка, семихвостка... и так день за днем.

ЯШЕНЬКА СТРАДАЛ. Нет, не так. По честному страдал. Он ненавидел меня лютой ненавистью. Фискалил на меня Наташе. Жаловался, что больно. Что неправильно вяжу.

- Наташья! Она придавила мне вену!

В общем, до бича я так и не дошла - до роскошного "русского" - так он и назывался, у нас, оказывается, было сильно развито это палаческое искусство.

Это как в спорте - по ЭТОМУ виду бича, Россия, оказывается, на первом месте в истории мировой садо-мазы. Вот так, могла бы век прожить - не узнать.

В тот день, как обычно, приготовила Яшеньку, стою себе, мрачно, в рабочей одежде - КРАСНАЯ ПЛАСТИКОВАЯ КУРТКА, ПЛАСТИКОВАЯ МИНИ-ЮБКА И САПОГИ НА ШНУРОВКЕ, ДО БЕДЕР, поигрываю бичом, приступать к сечке - неохота. И его жалко, и себя жалко - а что поделаешь? Учиться то надо? А он все:

- Когда придет Эдна?

Эдна из милосердия иногда все же приходила его постегать - уж очень я жалостно рассказывала ей о том, как тоскует парень.

- Не придет она сегодня. У ней работы горы - до самой ночи. Давай что ль, парень, сам раздевайся ... ох, надоел ты мне...

Я лениво взялась за это хуев бич имени Иван Васильича, ( а все ж приятно,

СВОЕ-НАШЕ)...

Свой-Наш засвистел в воздухе... и тут Яшенька не выдержал и по-настоящему зарыдал.

- Пусти меня, нет, не хочу! Позови Наташью!

Я побежала к Наташе.

- Слушай, пойдем- ка со мной. Джейкоб - чего-то совсем плох. Рыдает. Тут конешно садизм - но не до такой же степени...

Мы вместе принялись его развязывать.

- Ну, что за проблема?

Я ненавижу эту женщину. Я не могу видеть ее лицо! Я НЕНАВИЖУ ЕЕ ЛИЦО!

Лицо мое - обыкновенная жидовская морда - в профиль, смешное из-за носа, а в фас - нормальное лицо. Если не краситься - так и вовсе выходит "Святая женщина".

Это выражение, я однажды услышала от Полины - по телефону кто-то ей на меня жаловался, а она отвечала по русски:

- Да ладно тебе. Ну, наорала. Она на всех орет, если не выспится. Чего на нее сердиться то? Всему Нью-Йорку известно - МАМАША - СВЯТАЯ ЖЕНЩИНА...

Я тогда задумалась - где она такого языка нахваталась?

Забыла, как сама подсаживала бедную малютку на русский язык - когда у нее наступил возраст, в котором все американские дети читают только про вампиров, с невинным видом принесла ей сборник "Русские классики о вампирах". Там сложный язык - но метод старый проверенный, у нас всегда было заведено чтение вслух перед сном - почитаешь полчаса, а потом - на самом интересном месте:

- Все - одиннадцать. Завтра.

- Десять минут!!!

- Завтра. И чтоб никакого света я не видела!

Потом можно еще минут сорок делать вид, что никакого света не видишь. А завтра - уже можно начинать следующую историю. А через несколько дней можно услышать что Стивен Кинг, оказывается, пишет НЕНАСТОЯЩУЮ ЛИТЕРАТУРУ. А НАСТОЯЩУЮ - Гоголь. (Но и - Воннегут).

Еще однажды услышала про лицо.

В "Русском Самоваре" выпивали художники-палешане. Они привезли в Америку - свою дорогущую сувенирную Библию - на продажу. Вроде нормально расторговались и теперь отдыхали.

Занимались ими какие-то совсем уж американские люди, ни к Библии, ни к изобразительному искусству отношения не имевшие, но решившие, сложный для Нью-Йорка вопрос:

- Как продать предмет роскоши, не на Аппер Ист-сайд?

Потому как было ясно, что Ветхий Завет тамошним ребятам еще можно втюхать, но с Новым уже ... трудно в общем,.

Ясное дело, в Нью-Йорке есть всякие миллионеры англо-немецко-голландского происхождения, но это все - мрачные люди с нездоровым цветом лица - и они не любят вот такое - ЗОЛОТУЮ, ПЕРЕЛИВАЮЩУЮСЯ, ЗАМОРСКУЮ ДИКОВИНУ, такое любят там - где все блестит и переливается, на Аппер Ист-сайде.