Мадам - Антоний Либера

И, наконец, разве не слова одерживали победу над фактами даже в «подпольной» жизни школы? Из десятков событий, которые золотыми буквами записывались в памяти класса, высшая строчка несомненно была отведена бессмертной фразе Рожека. Она превосходила даже такую смешную и абсолютную в своем выражении «гусарскую» атаку Фонфеля, которая со временем поблекла и утратила первоначальный возбуждающий смысл.

О да, не случайно книга, которая утверждает, что в начале всего было и навсегда останется Слово, считается Книгой книг, Книгой мира!

Теперь я собирался воспользоваться плодами накопленного опыта. Не полагаться на случай, когда Слово сыграет свою волшебную роль, а осуществить тщательно продуманные действия для достижения намеченной цели. Осознанно прокладывать Ему дорогу, подготавливать почву.

Для этого необходимо было потрудиться — так же как раньше, когда я только мечтал о джаз-ансамбле или о театральном спектакле. На этот раз создание условий для будущего восхождения на Олимп заставляло в основном заниматься сбором данных, важных и на первый взгляд незначительных, о жизни Мадам. Проблема требовала строго научного подхода. Пора кончать со вздорными фантазиями, домыслами и гипотезами и приступать к серьезным исследованиям и накоплению информации. И информации реальной, а не каких-то глупостей вроде номера губной помады. Только с такими картами в руках можно приступать к той игре, которую я затеял. Короче говоря, пришло время начинать следствие.

Чтобы этот смелый план не показался мне назавтра фанаберией разума, угнетенного депрессией, я решил как можно скорее утвердить его в реальности, то есть незамедлительно приступить к работе. Что уже сейчас я мог сделать? Но это же очевидно! Попробовать узнать ее адрес по телефонной книге.

Я встал и решительным шагом направился к почте.

Маловероятно, чтобы у директора школы не было в квартире телефона. Однако это не означало, что номер телефона и фамилия занесены в телефонную книгу. Телефон можно было зарегистрировать на чужое имя, а если его установили недавно, то его номер мог и не попасть в последнее издание телефонной книги, которая переиздавалась каждые два-три года.

Опасения оказались напрасными. Абонентов, которые носили такую же фамилию, как Мадам, оказалось всего лишь трое, у двоих было другое имя, и только одно — женское — как раз ее.

Быстрый и легкий успех, которым увенчалась моя первая криминалистическая операция, поставил меня в двойственную ситуацию. С одной стороны, меня охватило возбуждение и я утвердился в вере, что разработанный мною план не какая-то бредовая фантасмагория. Но с другой стороны, я испытал разочарование, так как задача, которую я перед собой только что поставил, уже была решена, и я вновь оказался на исходных позициях. А это опять порождало сомнения.

Подвергнув свои ощущения беспристрастному анализу, я понял, что причиной их является подсознательный страх. Вместо того чтобы идти вперед, отбросив все сомнения, я искал пути отступления. Мечтая о ситуации, когда я, вооружившись соответствующими знаниями, смогу начать свою Великую Игру, я в то же время боялся ее — медлил и даже готов был броситься в бегство.

«Нужно переломить себя, — мысленно повторял я, — нужно выработать атакующий стиль игры». И, не долго думая, я отправился по установленному адресу.

Улица, а точнее, небольшой жилой комплекс, где я оказался, находился примерно на полдороге между моим домом и школой. Выйдя из автобуса, а потом проходя по лабиринту аллей, окружавших дома, я почувствовал, как быстро забилось сердце. Ведь каждую минуту я мог столкнуться с ней лицом к лицу! Не покажется ли ей это подозрительным? Конечно, у меня нашлись бы тысячи причин, чтобы оправдать свое появление в этом районе, но все же… Как тогда вести себя? Поклониться и идти дальше как ни в чем не бывало? Или попытаться развить ситуацию? Изобразить удивление и каким-то образом воспользоваться встречей с ней?

Нет, не годилось ни одно из возможных решений. Я пришел к выводу, что такая случайная встреча расстроила бы мои планы. Ее нужно было избежать, во что бы то ни стало. И я удвоил бдительность. Если только замечу ее, тут же сверну в сторону или повернусь к ней спиной. В крайнем случае сделаю вид, что задумался, и пройду мимо, будто не заметил ее. Пока я шел аллеей между домов, это не представляло большой проблемы. Однако что мне делать, если я столкнусь с ней в дверях ее дома или, тем более, на лестнице? Тогда я вынужден буду как-то объясниться…

К счастью, список жильцов был вывешен снаружи дома.

Я нашел ее фамилию, обратил внимание на ее соседей по квартире и на всякий случай запомнил их фамилии. Вооружившись этими сведениями, я расслабился наконец и спокойно направился к входным дверям. Теперь я мог не опасаться встретиться с ней даже в дверях ее дома. Если она, удивившись или заподозрив что-то, задаст мне какой-нибудь вопрос, у меня всегда готов ответ: «Я иду к… — тут я назвал бы кого-нибудь из ее соседей сверху, — что в этом странного?»

Дом был четырехэтажным, а она жила на втором этаже. Когда я оказался у ее дверей, мною опять овладело волнение. Так вот она где! Вот ее дверь! Вот порог! Вот дверная ручка! Убедившись, что в противоположных дверях нет глазка, через который кто-нибудь мог за мной следить, я прижал ухо к холодной поверхности двери. Тишина. Наверное, никого не было дома. Затем, на всякий случай, я поднялся наверх, чтобы еще раз проверить фамилии жильцов.

Сбежав вниз и вновь оказавшись во дворе перед домом, я приступил к идентификации окон. Трудностей это не составило. Очевидно, что все ее окна выходили на одну сторону, а именно во двор, а всего было три окна. Первое от лестничной клетки окно приходилось на кухню (об этом свидетельствовал интерьер, который можно было наблюдать в соответствующем по вертикали окне на первом этаже), а два остальных — одно большое (двойное), а второе поменьше (обычное) — установлены были в комнате или в комнатах. Точно определить это не удавалось. Обследование соответствующих окон первого этажа результатов, к сожалению, не дало — из-за задернутых штор.

Я направился к такому же расположенному параллельно дому и вошел в его двери, находящиеся как раз напротив дверей ее дома. После чего сначала с лестничной площадки между первым и вторым этажами, а затем между вторым и третьим приступил к своим наблюдениям.

Несмотря на относительно небольшое расстояние, трудно было установить, проходит внутри, между окнами, стена или нет. Казалось, нет, но утверждать наверняка я бы не решился. Столь несущественная на первый взгляд проблема не давала мне покоя. Ведь если квартира была двухкомнатной, это сразу обретало особый и немаловажный смысл.

В те времена из-за нехватки квартир устанавливались ограничения на жилую площадь. Если на вас не распространялись специальные льготы, вы обречены были жить, как пчелы в улье. Когда вследствие каких-либо обстоятельств в квартире становилось просторнее (например, если умирал кто-нибудь из членов семьи), остальные жильцы начинали трястись от страха, что в одно прекрасное утро они найдут в почтовом ящике приказ переселиться в квартиру поменьше, так как в данной ситуации они превысили норму жилой площади на человека. Другим средством давления на несчастных жильцов была непомерно высокая плата за сверхлимитную площадь. Мало кто мог себе позволить платить такой оброк. Поэтому почти не было случая, чтобы кто-нибудь проживал один в квартире большей площади, чем так называемые К-1 или, в лучшем варианте, К-2 (квартира гостиничного типа или однокомнатная с кухней).

Поэтому, если квартира, в которую я пытался проникнуть взглядом (и разумом), рассматривая ее с лестничной площадки между вторым и третьим этажами соседнего дома, состояла из двух комнат, это неоспоримо свидетельствовало, что ее владелица или делит ее еще с кем-то, или пользуется льготами, или платит бешеные деньги за неслыханное превышение лимита на жилую площадь. Я предпочел бы, разумеется, второе объяснение. Оно к тому же казалось наиболее правдоподобным. Но довольствовался бы и третьим. Самым неприятным был первый вариант — тоже, в конце концов, возможный. Хотя почему, собственно, самый неприятный? Ведь если она жила с кем-то, то рано или поздно я дознался бы, что это за человек (член семьи? подруга? любовник?), и получил бы дополнительные возможности для усиления «осады».

Мои раздумья быстро разрешили наступившие сумерки, довольно ранние в это время года. В квартире этажом выше загорелся свет, который сразу залил все пространство между двумя окнами, и это несомненно доказывало, что стена их не разделяет. Окончательным подтверждением этого факта стала фигура рослого мужчины, который, задергивая шторы, показался во втором окне буквально через секунду после того, как отошел от первого.