Смертельный азарт - Александр Горохов

— Да нет, не очень…

— Так запомни: деньги надо зарабатывать тогда, когда они есть, а не тогда, когда их уже нет! В чем дело? Организуем схватку чемпионки Алабамы и чемпионки Москвы! Рекламу я тебе обеспечу, остальное — за тобой.

Илья глянул на чемпионку Алабамы:

— Как вы к этой идее?

Аня усмехнулась свысока:

— Это моя профессия. К тому же я сейчас здесь на мели. Не хочется перечислять деньги со своего счета в Рокфеллеровском банке.

— Хорошо, — все еще колебался Илья. — Допустим, чемпионку Москвы мы как-нибудь родим. Найдем партнершу из секций каратисток или бодибилдинга, их сейчас полно. Но остальные правила, условия…

— Они в разных штатах отличаются друг от друга, — деловито сказала Аня.

— Да не будет в этом проблем! — успокоил Альберт. — Анна тебе сейчас все расскажет о технологии дела, и на той неделе крутанем, Илюха!

Илья пододвинул стул к креслу Ани и четверть часа старался понять правила и антураж грязевого побоища — ничего сложного там не оказалось, а чемпионка Алабамы свое дело знала досконально..

Альберт между тем висел на телефоне, иногда бегло комментировал слова Ани, но к коньяку более не прикладывался, из чего было ясно, что на данный момент он в «рабочем запое» и, следовательно, дела с ним крутить можно.

— Ничего не обещаю, но попробую. Ответ дам завтра, — сказал Илья на прощанье.

— Очень хорошо! — весело похвалил Альберт и протянул листок бумаги. — Вот тебе домашний телефон Марии Афанасьевой, но это, как я понял своих информаторов, дом, где она живет с мамой. Совсем не обязательно, что ты ее там обнаружишь.

— Обнаружу, — сказал Илья. — Кстати, какие финансовые условия этой битвы в грязи? Мне же надо чем-то соблазнять соперницу чемпионки Алабамы.

— Мы уже подсчитали возможности, — начал было Альберт.

Но Аня перебила резко:

— Обычно я получаю процент с зала. Но вы тут как были нищие, так и остались. Так что много народу не наберете. Но все равно. Гарантировано — десять тысяч баксов победителю, две тысячи — проигравшему.

— Тоже деньги, — не стал спорить Илья, простился и ушел из редакции.

Он добрался до своей машины и обнаружил, что Римма мирно спит на откинутых креслах машины. Ополовиненная бутылка виски валялась у нее под ногами, однако инопланетянка не забыла плотно завернуть винтовую пробку, дабы не понести потерь, разлив божественную влагу.

К лучшему. Илья очень осторожно тронул автомобиль с места и в кошачьем, мягком стиле покатился по улицам так, что Римма и не просыпалась, а только мурлыкала что-то, едва приоткрывая глаза. Илья подвез ее к своему дому, решил не ставить машину в гараж, выключил мотор, осторожно взял Римму на руки и понес по лестнице на третий этаж.

Она очнулась лишь тогда, когда он отмыкал двери.

— Мы уже дома? — удивленно спросила она.

— Дома, дома.

— А как же ресторан? Танцы-пляски-дамы-кавалеры?

— Ты что — забыла?! Только что из ресторана! Ну и пьешь же ты в последнее время! Такого шороху в «Арлекино» навела, что только милиция с тобой и справилась.

— Правда? О Господи…

Он уложил ее на диван, прикрыл толстым ватным одеялом, а сам улегся в маленькой комнате и заснул не сразу — день миновал суетный, и, строго говоря, события его не мешало бы рассортировать, чтобы в дальнейшем не запутаться. Но заснул в тот момент, когда попытался определить для начала — что было главным, а что второстепенным.

Глава 11

Весь следующий день в стенах Института специального приборостроения прошел под знаком судорожных поисков младшего научного сотрудника Спартака Дубина. Заботливый завлаб Шершов даже съездил к нему домой и вернулся на работу, несколько ошарашенный. Невнятно промямлил, что толку от семьи Дубина — никакого, они сами не знают, куда Спартак пропал, и вообще — семья малоконтактна.

Около полудня Дубин неожиданно самолично вышел на связь. И виновато сообщил Шершову, что звонит из Твери, что застрял там, потому что надо устроить в специальную больницу брата, дело это сложное, формализма много, но завтра он обязательно вернется.

Шершов успокоился, а Илья понял, что положение сохраняется прежним и этим звонком заложник Спартак подает ему, Илье, знак, что следует поторопиться. До телефона Спартака допустили, но вряд ли он звонил из Твери. Его содержали где-то поближе, и это еще предстояло узнать — где.

Завлаба Шершова этот звонок успокоил. А если бы и не было звонка Дубина, Шершов про него после обеденного перерыва все равно забыл бы, поскольку на завлаба свалилось негаданное счастье. На доске приказов вывесили подписанное директором института сообщение, что образована комиссия по творческому наследию академика Всесвятского-Лады и он — Шершов — зампредседателя этой комиссии, то есть тот человек, который и должен вести всю работу.

— Пересветов! — тут же заявил Шершов. — Хотите вы того или нет, но я вас назначаю своим помощником, да?

— Нет.

— Как нет? Мы же составим сборник трудов твоего учителя! Возведем ему достойный памятник творческого труда!

— При чем тут я?

— При том, что при том, — очень логично пояснил Шершов. — Многое из деяний Бориса Сергеевича известно, а многое неизвестно! И мы будем по крохам собирать ему этот обелиск. На память и в назидание потомкам. Кстати сказать, надо прояснить ситуацию с этим проектом «КРД-Дельта». Надо найти его концы, если они есть. Следовательно, надо идти к Харламову, требовать разрешения работать с архивом.

— Не хочу идти к Харламову, — заупрямился Илья.

— Это еще почему, Илья-джан?

— Не люблю работников КГБ. Ни бывших, ни ныне перекрасившихся.

— КГБ как такового давно нет, Илья-джан, — терпеливо пояснил Шершов. — А Станислав Васильевич Харламов и раньше не допекал нас особенно своим режимом. На моей памяти за десять лет работы поймал в стенах института всего лишь трех шпионов! Наверное, расстрелял их собственноручно. А может быть, и нет. Во всяком случае, крови на руках Харламова не наблюдается. Идем в архив, Илья-джан.

— А платить за работу в комиссии будут? — продолжал ломаться Илья.

— О, Боже! — застонал Шершов. — Ну ты, Пересветов, не просишь денег хотя бы за то, что писаешь в туалете? Можешь что-нибудь сделать по велению души?

— Могу, — легко согласился Илья. — Если платить за душу будут.

Сорокапятилетний Станислав Васильевич Харламов, начальник режима, «секретчик», в силу своей суровой профессии мужик перманентно угрюмый, сказал весело:

— Ишь ты! Архив Всесвятского! Да у него что ни работа, так с грифом секретности на пятьдесят, а то и на сто лет вперед! Вы что, мужики? Не-е-ет! Для работы с полным архивом академика даже сегодня нужно особое разрешение! Хоть времена наступили и бардачные, но я свое дело знаю. От винта!

— Да ты что, Станислав?! — взъерошился Шершов. — Во-первых, комиссия — государственная, а во-вторых, выгляни в окошко! Времена демократии на дворе! Все твои коллеги от генерала и выше только и знают, что в зарубежной прессе выдают секреты КГБ! Всех бывших и настоящих шпионов, всех своих Штирлицев уже давно продали и предали!

— Они — пусть продают! А я свой долг знаю, — уперся Харламов. — Стоит гриф секретности, так взломать я его позволю только с высокого разрешения.

— Будет тебе разрешение, — в сердцах пообещал Шершов. — Пока дай нам, что можешь. Кстати сказать, есть у вас что-нибудь по проекту «КРД-Дельта»?

— Это насчет защиты документов, денег и всякого такого, что ли? — насмешливо спросил Харламов. — Сказки все это. Не было такого и нет на свете. Борис Сергеевич был режимным человеком, знал, что к чему. Что этой «Дельты» касаемо, так это кто-то дезинформацию запустил с целью провокации, чтобы опорочить советского академика. Он всякими фальшивыми деньгами не занимался. Я проверял. — Он вздохнул, набычился, глянул на Илью пронзительно и сказал без веселости: — Надо бы еще пощупать, кто эту «дезу» про фальшивые деньги запустил и зачем. Я с Лученковым поговорю по этому поводу. Рановато кое-кто начал перед иностранными службами оголяться и наши государственные и военные секреты выдавать, рановато.

Но рассекреченные работы покойного академика Харламов выдал безоговорочно — от первых, еще довоенных, публикаций, когда молодой ученый ступил на тернистый путь к будущей славе. Правда, следует оговориться — славе узковедомственной, славе, которую признавала, быть может, лишь сотня человек во всем бывшем СССР да пара десятков ученых за границей, знавших Всесвятского и кое-что могущих представить себе о характере его работ.

Черновой сортировкой трудов Всесвятского-Лады Илья с Шершовым занимались до вечера, увлеклись, и только в сумерках Илья опамятовался, обнаружил, что время и другие дела его подгоняют, а официальный рабочий день уже окончен.