По острию ножа - Владимир Михановский

Весть о нападении чеченцев на отряд Сибирского ОМОНа застала генерала Матейченкова в момент, когда он проводил оперативное совещание начальников штабов нескольких силовых ведомств.

— Лагерь майора Геращенко? — спросил он в мобильный телефон, уже догадываясь об ответе.

— Так точно, товарищ генерал.

— Свяжите меня с немедленно с Геращенко!

— Связь нарушена. Видимо, рация повреждена…

— Где майор?

— Лагерь пуст.

— Как это пуст?

— Нет ни майора, ни его отряда.

— А школа?

— Сожжена.

Спустя несколько дней полпред во всех деталях узнал историю — героическую историю! — Сибирского ОМОНа.

…В штаб генерала Матейченкова явился оборванный, заросший застарелой щетиной солдат.

— Тебе чего? — спросил дюжий охранник с неизменным «калашниковым» на ремне.

— К генералу Матейченкову.

— Ишь ты, прямо к генералу! Занят генерал.

— У меня важное дело.

— У всех важное дело. Если товарищ полномочный представитель будет принимать каждого солдата, да еще такого оборванца, ему воевать некогда будет.

— Пропусти.

— Иди, иди отсюда.

— Доложи. Он велит меня принять.

— Не могу я пост покинуть.

— Доложи, сучий потрох! — вдруг рявкнул подошедший. — А не то глотку вырву, и скажу, что так и было. Ишь, разъел харю на штабовских харчах!..

Часовой пожал плечами, но энергичная речь неожиданного гостя произвела на него впечатление.

— Эй! — крикнул он в глубину караулки подсменщику. — Доложи товарищу генералу, что к нему в гости набивается… Как тебя? — обратился он к солдату.

— Иван Овсиенко.

— Что его желает видеть тезка, Иван Овсиенко. — Дежурный не был лишен чувства юмора.

…Из здания объединенного штаба вышел генерал Матейченков. Как всегда, подтянутый, уверенный в себе. Быстро оглядел солдата. Ввалившиеся щеки, изодранный камуфляжный костюм. Лицо в кровоподтеках. На ногах — кроссовки, от которых осталось одно название. Мелькнуло неясное воспоминание — в какой воинской или милицейской части видел он поголовно у всех, включая командира, эту обувь?..

— Ты ко мне, что ли?

— К вам, товарищ генерал-полковник.

— Ну пойдем.

Матейченков кивнул часовому, и они прошли в кабинет генерала.

— Присаживайся, — произнес полпред. — Да не сюда, к столу, — он уловил жадный взгляд, который бросил солдат на пустой стакан из-под чая и крошки печенья, оставшиеся на блюдце.

— Голоден?

Солдат молча кивнул, сглотнув слюну.

Генерал поднялся, поставил на стол чай, который не успел остыть, выложил весь запас бутербродов, которые приготовил ему дневальный вместо обеда:

— Ешь.

— Сначала дело, товарищ генерал, — сказал солдат, не решаясь притронуться к угощению.

— Давай так, — согласился Матейченков. — Рассказывай и ешь. Что-то твое лицо мне вроде знакомо.

— Так точно.

— Где я мог тебя видеть? Ты из какой части?

Солдат назвал номер и шифр Сибирского ОМОНа.

— Там командир майор Геращенко?

— Так точно.

— А тебя как зовут?

— Иван Александрович Овсиенко, — доложил солдат с набитым ртом, судорожно дожевывая генеральский бутерброд.

— Да ты не спеши, не спеши, поезд без тебя не уйдет.

— Я не тороплюсь, товарищ генерал, — заверил Овсиенко и сделал огромный глоток, осушив зараз полстакана.

— Рассказывай, что там у вас приключилось, — велел Матейченков. — Выкладывай все по порядку.

После отъезда полпреда чувство неясной тревоги не покидало майора Геращенко. Это ж надо, какого дурака свалял с этими самыми дурацкими дозорными башнями!..

И откуда они вообще-то втемяшились в башку? Он вспомнил, как пару лет назад вместе с женой прилетел в Москву. На свою нищенскую зарплату им бы, конечно, нипочем не добраться до столицы, да у майора подвернулась служебная командировка, так что денег они на поездку наскребли, рассудив: когда еще выпадет случай побывать в Белокаменной?

В столице оба были в первый раз.

Однако более всех туристических красот майору, как ни странно, понравилось Коломенское.

Они с супругой долго бродили по дорогам и тропинкам стариннейшего парка, спускались к Москва-реке, осмотрели то, что осталось от некогда великолепных дворцов: здесь когда-то была летняя резиденция всех российских царей, начиная от Алексея Михайловича Тишайшего.

Там же, в Коломенском, побывали в церкви, поразившей их как своим великолепием, так и торжественностью пышной службы.

Прежде за рекой были почти непроходимые заповедные леса, где царь охотился с соколами — об этом и до сих пор напоминала Соколиная башня.

Побывали и в домике Петра Первого, удивившего своей простотой и неприхотливостью, в Шатровой церкви, которая уже в советское время служила натурой для нескольких фильмов, осмотрели чугунные пушки на возвышенном берегу некогда полноводной и изобилующей рыбой, а ныне сузившейся и донельзя загаженной реки. Оглядели почтовые столбы трехметровой высоты, давшие название выражению «коломенская верста» — всю эту ценную информацию они почерпнули у экскурсовода, примкнув к бродящей по Коломенскому группе туристов из Рязани.

— Вот солнечные часы, известные людям еще с седой древности, — торжественно провозгласил экскурсовод.

«Подумаешь, невидаль», — решил Геращенко, небрежно оглядывая столб, водруженный посреди круглой мраморной площадки, строго расчерченной на секторы. По положению тени от столба можно было судить от времени суток. Рядом стоял огромный железный ящик — несомненно, более позднего происхождения.

Площадку окружали густые заросли кустарника, образуя довольно интимный уголок, вдали возвышалась купа одряхлевших дубов, табличка близ которых извещала, что их возраст — от шестиста до восьмиста лет и что они, следовательно, ровесники самой Москвы.

— Как вы думаете, для чего служило это место? — спросил экскурсовод, показывая на круглую площадку солнечных часов.

— Для определения точного времени! — выскочила какая-то барышня в очках.

Экскурсовод покачал головой:

— Не совсем так. И потом, учтите: здешние географические широты — довольно пасмурные, солнышко бывает не так уж часто, а без него здесь время не определишь.

Посыпались предположения:

— Для прогулок.

— Для секретных бесед, чтобы во дворце никто не подслушал.

— Для отдыха.

— Для тайных свиданий, — бухнул Геращенко, находившийся в игривом настроении. — Фрейлины небось сюда бегали со своими любовниками.

— Игорь, — дернула его за рукав супруга. — Прекрати!

— Никто из вас не угадал, господа, — подвел итог экскурсовод, покосившись на Геращенко. — А между тем это место прежде было знаменито на всю Россию. Может быть, во всей стране не было человека, считая самые глухие деревушки, который не слышал бы об этом месте. Здесь, и только здесь, любой житель страны мог подать царю челобитную, изложить ему свою просьбу или жалобу.

— Царь принимал здесь посетителей? — пискнула барышня.

— Нет, до этого дело не доходило, — улыбнулся экскурсовод. — Просто вот здесь, на этом месте, стоял особый ларь, куда каждый мог опустить свою жалобу или просьбу в письменном виде. Этот железный ящик — точная копия того, который когда-то здесь стоял.

— И царь рассматривал все жалобы?

— Об этом история умалчивает.

…А потом, оторвавшись от группы и гуляя уже в одиночестве, они и наткнулись на то, что спустя два года начальник группы ОМОНа майор Геращенко вспомнил в далекой Чечне, куда его вместе с отрядом забросила судьба.

Это была деревянная сторожевая башня, выполненная без единого гвоздя, на манер старинных русских церквей, которые и по сей день встречаются на нашем севере.

Простая вроде штука, но очень она понравилась майору. Такие башни строили сторожевые казаки, охранявшие границы государства от набегов кочевников. С виду неприглядная, а на самом деле — грозная.

Вход в башню, к счастью, был открыт, и по настоянию Игоря они поднялись по крутой внутренней лесенке наверх. Там была единственная круглая комната, которая освещалась несколькими прорубленными в разные стороны окошками. Из них и можно было вести наблюдение. Здесь же, прислоненные к стене, стояли луки и стрелы — предназначение этого оружия было понятно.

Вот эту сторожевую башню в Коломенском, будь она неладна, и припомнил майор, когда обустраивал свой милицейский отряд на новом месте, в небольшой уединенной долине, со всех сторон стесненной дикими чеченскими горами. И велел соорудить своим ребятам башенки по периметру лагеря, пусть примитивные, лишь бы повыше, чтобы удобнее было наблюдать за прилегающей территорией.

Благо, леса вокруг было предостаточно.

Эти башенки заметил какой-то джигит, проезжавший в горах тропой диких коз. А остальное, как говорится, было делом техники…