Римские термы: Гладиатор (СИ) - Алекс Разум

бассейне центральных терм. На том месте, откуда их не могли видеть и подслушивать. Рядом на лавке сидела Фелица и рабыня Серселии.

Атилия иногда посматривала на реакцию своей служанки. Та робко прятала глаза, смотря в пол, и Атилия улыбалась. Сама ситуация теперь ее веселила.

— Да меня так ни разу в жизни не пялили, — Серселия даже не пыталась подбирать слова, и говорила словно простолюдинка на кухне, — Он такой напористый жеребец. Покрыл меня как кобылу на лугу. Скрывать не буду, я опытная в этом деле. Но он как меня только не крутил, столько поз новых узнала. А что, кстати, тот высокий светловолосый, не согласился?

— Нет, — Атилия отрицательно покрутила головой для убедительности.

— Гордый значит. Ну и ладно. Этот тоже крепок и неплох собой. От таких жарких ночей рождаются здоровые дети. Надеюсь родить черноволосого сына-крепыша. Такое надо обязательно повторить, и не раз.

— Да, Серселия, Луций просил, что бы это было в его отсутствии. Он догадывался, что ты захочешь повторить. Он ближайшие дни с утра до вечера будет занять в казначействе. Так что на днях можешь приезжать.

— Соседи увидят меня и гладиатора у тебя, и все поймут, — Серселия уже говорила спокойно без эмоций, — Пожалуй, я повезу мужа в наше поместье на недельки две-три. Ему полезен свежий воздух. Ну и там есть дом для гостей. Тайного гостя надо привезти, так что бы никто лишний не видел.

— Рассчитывай, что он будет выступать на боях, которые устраивает император. А это уже скоро.

— Спасибо, дорогая, та так добра ко мне. Я знаю, как тебя отблагодарить. Слышала что-нибудь про вавилонскую щекотку? — Серселия лукаво улыбаясь, посмотрела на нее.

Атилия отрицательно покачала головой. Подруга поднялась и жестом позвала следовать за ней.

Они уединились в закрытой комнате для массажа. Выпили немного вина с фруктами. Потом Серселия пригласила рабыню из Вавилона, которая уже делала им массаж раньше.

Все лишние были отосланы во двор.

Сначала Атилию растирающими движениями рабыня очень быстро и интенсивно массировала. После этого пучком из страусиных перьев стала нежно водить по всему телу. Это было приятно и все мышцы разгоряченные растиранием расслабились. Затем вавилонянка развернула Атилию и уложила ее на спину. С этой стороны тела проделала тоже самое, но задержалась перьями на ее сосках. От этого Атилия стала возбуждаться. Ее соски затвердели.

Вавилонянка, слегка раздвинув ее ноги, нежно водила пучком между них. От таких прикосновений по телу Атилии пробежала дрожь. Она открыла глаза и посмотрела на Серселию. Та лежала на своей тахте, положив голову на ладонь и, упершись в локоть, смотрела на подругу.

— Расслабься, милая, она знает что делать, — Серселия говорила мягко, — Это моя тебе благодарность за помощь.

Голова вавилонянки оказалась между ног Атилии. Она почувствовала там прикосновение губ и языка. Сначала Атилия напряглась. Но это было очень приятно, и она решила не противиться. Когда язык вавилонской рабыни оказался на ее клиторе, она невольно застонала, и ее тело подалось наверх. Рабыня действительно работала очень умело, и водила влажным языком именно там, где больше всего хотелось. Она меняла направления движений. То из стороны в сторону, то снизу вверх. От этого Атилия запрокинула голову, и глаза закатились. Из ее приоткрытого рта непрерывно вырывались стоны. Она ощущала, будто ее тело поднялось в воздух и висит, не прикасаясь ни к чему. Только ощущение как работает язык вавилонянки.

Атилия раньше, иногда, сама ласкала себя пальчиком, но это было по-другому. Сейчас она чувствовала теплый и влажный язык, и еще горячее дыхание. Рабыня стала увеличивать темп и делала это теперь все быстрее и быстрее. Атилия почувствовала, как что-то наливается у нее внизу. Будто должно что-то выплеснуться. Вавилонянка все ускорялась, и уже высунув язык, водила всей головой, вверх и вниз. Вот-вот, еще немного… Все тело Атилии напряглось и произошло это. Всю ее сначала затрясло. После яркая вспышка в глазах, и полнейшее расслабление.

Она услышала, как глубокий протяжный стон с эхом заполнил всю комнату. Через мгновение поняла — это был ее стон.

* * *

Эктор, узнав, что его сирийка сильно избита и не сможет прийти, послал за лекарем греком. Этот старик лечил и его рабов. Он ему хорошо заплатил и, стал расспрашивать о здоровье Сиры. Тот уверенно отвечал, что не меньше десяти дней она не сможет выходить. Шрамы на спине и руках рабыни останутся навсегда.

Еще он пожаловался, как часто ему приходится лечить рабов Луция Цецелия от избиений. В основном это оказывались женщины. Но такого серьезного случая уже давно не было. Лекарь вспомнил как несколько лет назад, еще при другой жене, Луций скинул с лестницы очень молодую рабыню. Как он ее не лечил, она не выздоровела, и даже теперь передвигается с трудом. Он часто видит ее у Пантеона — нового главного храма города. Увы, несчастная вынуждена просить милостыню. Бывший хозяин просто выставил ее на улицу за ненадобностью.

Эктору надоело слушать пустую болтовню старого зануды. Он несколько раз махнул рукой, давая понять, что ему это не интересно. Лучше пусть скажет, что сирийка передавала на словах для него. Грек задумался на время, потом неожиданно вспомнил. Сира просила передать, как к ней вечером заходили Атилия с гладиатором. Она потребовала рассказать ему о том, кто с ней это сотворил. Еще сирийка передавала, что сделала все, чтобы хозяйка к ней сильно привязалась. Она приходит ее навестить каждый день.

Эктор отпустил грека. Сам стал размышлять, как можно использовать услышанное.

* * *

Атилия проснулась, после того как кто-то вошел. Она не понимала, сколько времени спала. Открыв глаза, увидела в полумраке пустую лежанку рядом. Видимо Серселия ушла. Шаги Фелици она помнила на слух — вошла не ее рабыня. Такое ей уже не нравилось.

Приподнявшись, Атилия обнаружила перед собой толстого банщика. Он стоял и пялился. Она вскочила, прикрываясь простынею, так как все еще оставалась голая. Он приблизился.

— Я узнал о твоем секрете, — произнес с ехидной улыбкой, — Не бойся, не расскажу Луцию. Я твой друг.

Банщик подходил ближе. Она, желая отстраниться, отступала назад.

— О чем ты говоришь? Я не понимаю.